Под знаменем Сокола - Оксана Токарева

покушались. Впрочем, как бы там ни было, с его людьми все же спокойнее злых ворогов поджидать.

Всеслава улыбнулась родичу, позволила себя по-братски (или все же по-жениховски) облобызать, а затем с веселым прищуром покачала головой:

— Ну и скор же ты, брат! Поехал следом, а прибыл раньше нас! Впрочем, то не диво. У нас в пути остановка была. Странно, что вы нас на реке не догнали.

— Так мы же напрямик через лес! — красиво повел рукой троюродный брат. — Чай, тропы все изведаны! Хотели за вами угнаться. Приехали, а в святилище о вас ни слухом, ни духом. А тут еще и метель, как назло, все дороги замела. Старый Арво тут уж переполошился, заявил, что никогда себе не простит, коли с дочерью покойного Всеволода что случится, собирался сам отправиться тебя, сестрица, искать! Хорошо твои нарочные подоспели, про приключения ваши рассказали. Ну, мы и решили поехать вам навстречу, да только, гляжу, чадь твою хоробрую зря напугали.

— Чадь мою напугать, братец, мудрено, — вступилась за своих гридней Всеслава. — А что с оружьем тебя встретили, на то они и получили приказ меня охранять. Ты лучше про дедушку Арво расскажи. Как он и что с ним?

— Да что про него рассказывать, — лукаво усмехнулся Ратьша. — Все, что тебе нужно, можешь сама спросить.

По знаку княжича его гридни расступились, и над головами всадников словно по волшебству появились могучие ветвистые рога и умная морда прирученного лося, на котором старый волхв, по обычаю своей мерянской да мещерской родни, несмотря на возраст, ездил без седла и удил, управляясь с животным только с помощью колен и голоса. Через миг Всеслава и ее спутники смогли лицезреть и самого Арво Кейо.

От одного взгляда на густо задрапированное морщинами доброе лицо, обрамленное иссиня-белыми, спускающимися до пояса волосами и такой же длинной седой бородой, от которых, как и от белоснежных одежд старого кудесника, казалось, исходило неяркое серебристое сияние, все тревоги и заботы, мучившие Всеславу, улетучились прочь. Как она могла, глупая, усомниться в его могуществе. Пока он жив, а ему нельзя умереть до тех пор, пока Тойво или другой отрок, которого он выберет себе наследником, не возмужает настолько, чтобы знание перенять, ей и от Скотьего Бога найдется заступа и подмога.

— Храни тебя Велес, дитя мое! — сердечно обнял Всеславу Арво Кейо.

Он принял у Войнега закутанного в овчину внука, сосредоточенно ощупывая дряблыми старческими губами покрытый испариной лоб мальчишки. Хотя Тойво, судя по всему, лихорадило, премудрый волхв счел, что нынешнее его состояние не вызывает особых опасений. Пробормотав какой-то заговор против трясовиц, он вновь поднял светлые пронзительные глаза, испытующе разглядывая приверженца Белого Бога Анастасия.

Молодой лекарь хоть и питал исключительное уважение к почтенной старости, взгляда не отвел и безмолвный вызов принял. Впрочем, как человек честный, он своих намерений не скрывал и держать камни за пазухой полагал слишком обременительным, не говоря уже о том, что недостойным. Старый волхв это сразу распознал и оценил. Поединок воли (а вернее, вежливая проба сил) продлился всего несколько мгновений, затем взгляд Арво потеплел, тонкогубый рот, все еще сохранивший большинство зубов, шевельнулся в удовлетворенной усмешке: незваный гость выдержал проверку.

Теперь можно было и послушать, о чем говорят другие, тем более, что разговор сотника и Ратьши Дедославского, хоть и выраженный всего лишь словами, заслуживал не меньшего внимания. Молодой княжич как раз рассказывал Войнегу о своей утренней нежданной «добыче», описывая учиненный пойманному лазутчику допрос и кратко излагая полученные от него сведения.

От Всеславы не укрылось, что при упоминании о дыбе и раскаленных клещах правильные черты Анастасия исказила судорога. Он кое-что мог рассказать об этих жутких орудиях палаческого ремесла, особенно после того, как его друг Лютобор свел с ними слишком короткое знакомство. Впрочем, человек киевского князя Анастасий о разбойниках Соловья знал тоже достаточно хорошо и если и желал с ними встречи, то в чистом поле и в открытом бою. О том же толковали и Ратьша с сотником:

— А ты-то, княже, не встретил дорогой этих татей кромешных? — осторожно спросил Войнег, выслушав рассказ о стремительной скачке через все буреломы и болота. — Или, может, следы какие приметил? Небось, бродят окаянные где-то рядом!

— Обижаешь, дядька Войнег! — с укоризной проговорил Ратьша. — Если бы такая встреча состоялась, стал бы я сокрушаться, что не привез Велесу подарка! Хоть пару перышек из крыла соловьиного да урвал бы! А что до следов, так после такой метели своих не найдешь!

Он ненадолго повернулся к своим людям, отдавая им какие-то распоряжения, а затем продолжал:

— Ты мне лучше расскажи, дядька Войнег, как вам внука нашего достойного хранильника удалось из полыньи спасти? А то от ваших нарочных ничего добиться не получилось, все они про какого-то ромея толковали!

Сотник в самых лестных словах описал подвиги Анастасия, не скупясь на красочные подробности. Войнег старался не зря. Всеслава приметила, как еще больше потеплели глаза старого Арво, бережно прижимающего к себе бедового внука. Зато на красивом лице Ратьши не отразилось ничего кроме досады. Дедославский княжич слишком хорошо знал, чьим другом, почти что родственником является Анастасий, и то, что нынче молодой лекарь показал себя еще каким удальцом, приязни к нему со стороны ревнивого до славы Мстиславича отнюдь не прибавило.

— А я все думал, зачем Всеславушка этого ромея, бродягу приблудного, с собой взяла? — заметил он, вызывающе глядя на Анастасия. — Нешто волхвов лечить да о Белом Боге им проповедовать? А он вот что! Водолазом заделался! А я, право, думал, что он больше в иные дырки лазать мастер, коли повитухиным ремеслом не брезгует!

Хотя Анастасий понимал, что укол предназначался отнюдь не ему, а может, именно поэтому, молчать он не стал.

— Дивлюсь я речам твоим, княже! — спокойным, невозмутимым тоном проговорил он. — Нешто тебе не повитуха помогала появиться на свет? А что до дыр, о которых ты только что толковал, так тому, кто их пугается, и меч незачем носить!

Хотя Анастасий, говоря о дырах, выразительно указывал на орнамент подола облачения Арво Кейо, составленный из кругов, означавших лазы в иной мир, откуда, как известно, приходит и куда после смерти удаляется каждый человек, гридни обеих дружин поняли его в совершенно ином и конкретном смысле. Их громовой хохот заставил лошадей заплясать на месте. Всеславины служанки, вторя им, визгливо захихикали, а сама княжна, чувствуя, что у нее начинают сгорать щеки, поспешила укутаться в пушистый мех.

От лица же Ратьши кровь наоборот отлила, что случалось с ним только в минуты крайнего гнева.