Вперед в прошлое 3 - Денис Ратманов

Кто это наших девчонок клеит?

Со мной поравнялся типок в кепке, похожий на неандертальца, невысокий, длиннорукий, и с ножками такими кривыми, что этого не скрывали даже спортивные штаны с полосками. Я протянул руку.

— Добрый день, уважаемый.

Плешь, причина погоняла которого, видимо, пряталась под кепкой, пожал руку.

— Девочки платные, если ты еще не понял.

Он кому-то махнул, и я заметил семенящего к нам толстого кавказца со связкой бананов.

— Мне нужна твоя помощь. Девочки о тебе так рассказывали, что я понял: только ты можешь помочь.

Лесть сработала — Плешь просиял и приосанился.

— Отойдем.

Мы отошли метров на десять, и Плешь дернул головой.

— Ну, че тебе?

Я изложил суть проблемы, показал рисунок Алисы и закончил:

— Что думаешь?

— Красивая деваха, — просипел Плешь. — Но не видел ее. Припомнил бы. Я тебе вот что скажу, пацан. Нет никакого маньяка. П***еж это все. Маньяк сейчас каждый, понял? Не найдешь ты ее.

— Почему? — на мгновение мне показалось: Плешь что-то знает. Захотелось схватить его за грудки и трясти, пока всю правду не вытрясу.

Видимо, он что-то такое почуял, и объяснил:

— Это наши маньяка придумали, шоб девки боялись, ясно? Нет его.

— Но девушки пропадают, это факт.

— А когда они не пропадали? — дернул плечами он и посмотрел на девок.

Я перевел взгляд туда же. Жирный кавказец, положив руку на плечо грудастой, куда-то ее уводил. Впрочем, понятно куда. Она зазывно хохотала и ела банан. Захотелось пырнуть ножом Плешь, а потом — перерезать горло кавказцу. Что, ему взрослых баб мало? Это же дети!

«И погрохочешь на малолетку», — сказал здравый смысл. Скрипнув зубами, я пожал руку Плеши, побрел дальше. Меня догнала Роза, заискивающе заглянула в глаза.

— Дай денег немного, к другим бездомным отведу. Они тут недалеко.

Я сунул ей сотку.

Идти пришлось в другую часть набережной, к памятнику.

В итоге я потратил все продовольственные запасы, обзавелся приятелями среди мелких беспризорников, дал им задание и, изрядно взмокнув, отправился искупаться к памятнику — туда, где народ не так кишит. Проходя мимо столба, заметил объявление о пропавшей девушке. Еще одной.

Подошел ближе, и лицо девчонки показалось знакомым: скуластая, крашеная… Уж не про нее ли говорили малолетние проститутки?

Оля Шаркая, 15 лет, вышла из дома и не вернулась. Одета в джинсовую юбку и розовую футболку. На вид 15–17 лет. Особые приметы: гетерохромия.

Глаза разного цвета.

Один — голубой, второй — наполовину зеленый! Это же девчонка, на которую напала Наташка за то, что она крутила любовь с якобы ее парнем.

А что, если не якобы? Что, если этот парень и есть…

И у него свидание с Наташкой! В двенадцать! То есть прямо сейчас моей сестре может угрожать опасность! Теперь меня интересовал единственный вопрос: который час? Успею ли? Хорошо, если этот Саша — действительно Саша, парень из хорошей семьи, студент медицинского института, а не извращенец-маньяк.

Ругнувшись, я рванул к морвокзалу. Затормозил возле женщины, у которой заметил наручные часы.

— Извините, сколько? — Я похлопал себя по запястью.

— Двенадцать пятнад…

Не сдержав ругательство, я рванул дальше. Только бы они задержались там подольше! Чаек покормили, поцеловались, позажимались

Черт, бежать минут пять, набережная-то длинная!

Я рвал вперед изо всех сил. Рюкзак хлопал по спине, подгоняя. Опоздай, неведомый Саша! Пожалуйста, опоздай! Никуда не увози мою сестру!

Наперерез вырулил ребенок на велосипеде — я еле успел остановиться и под ругань напуганной мамаши побежал дальше — мимо убогих громких кафе, мимо бара армянина Паруйра. Обогнуть табун старух. Разогнать кормящихся голубей.

Скорее! Солнце припекало макушку, пот лил градом, и футболка прилипла к спине. Кровь набатом пульсировала в висках, заглушая прочие звуки.

Если с Наташкой что-то случится, я найду тебя, сраный рокер. И кишки намотаю на кулак.

Еще немного. Памятник. Снова памятник. Замаячила вдалеке нитка мола и здание морвокзала, площадь, заполненная торгашами, которую никак не обойти. Пришлось проталкиваться вдоль моря, выслушивать проклятия.

Отшвырнуть преграждавшую дорогу женщину. Раскидать в стороны пару.

Черт, как людно! Ничего не видно издали!

Возле морвокзала тоже толклась куча народа. Я пробежал вдоль ожидающих, у которых свидания, заглядывая в лица. Сместился к пирсу, прошвырнулся и там, но Наташки нигде не было.

Еще один круг. И еще.

— Который час? — спросил я у паренька с гвоздиками.

— Двенадцать двадцать две! — гордо заявил он и помахал спешащей к нему девушке.

Неужели опоздал? Ну конечно, почти полчаса прошло! Или еще не поздно порыскать по окрестностям — не сразу же Саша ее куда-то повезет. Скорее ему захочется освежиться с дороги. Я сел на ступеньки и сжал виски. Куда идти? Что делать?

На пляж? Так вон какая длинная прибрежная полоса — ищи их там свищи! Но лучше сделать хоть что-то, чтобы потом себя не винить. Потому я поднялся и направился к пляжу.

Глава 5

Разработка

— Ты что тут забыл? — донесся из-за спины возмущенный Наташкин возглас.

Глядя на ее перекошенное злобой лицо в обрамлении налакированных стоящих дыбом волос — ну точно та гусеница из мультика про муравьишку — я улыбнулся. На душе стало легко-легко, почти невесомо, показалось, что я сейчас воспарю в небо перышком. Но обнимать раздраженную сестру я не стал, чтобы не получить в зуб.

— Тебя дуру спасаю, — ответил я.

Она покрутила пальцем у виска.

— Кто тебя просил? Ну вот кто! — Ее голос звенел, казалось, она сейчас заплачет, будто я виноват в том, что ее кавалер не пришел.

Говорить «успокойся» в таких ситуациях — все равно что советовать спринтеру дышать ровнее. Ну, или велеть огню не гореть, ветру — не дуть, волнам — не плескаться.

— Ты в состоянии меня выслушать? — спросил я.

Наташка засопела, подумала немного и разразилась тирадой:

— Ну вот нахрена было так делать! Дал, падла, левый телефон, не позвонил, не предупредил! — Она задохнулась от гнева.

— В смысле левый? — осторожно поинтересовался я.

— Да козлина этот дал чужой номер. Я позвонила, а какая-то бабка сказала, что не знает никаких Саш и вообще одна живет!

— Ну, если бы не этот номер, ты так бы и ждала, и надеялась, может, волновалась бы, думала, что он по пути разбился.

Наташка упивалась своим горем, не слушала меня и негодовала:

— Но зачем⁈ Ну