Миссия для чужеземца - Сергей Малицкий

— А второе? — задыхаясь, поинтересовался Сашка.

Лукус с огорчением смерил его взглядом и вздохнул. Сашка понял, что, даже если он выучит язык ари, появляться среди разумных существ ему пока не следует все равно.

— Куда мы идем? — спросил Сашка Лукуса, когда тот наконец перестал говорить, что Сашка неправильно ставит ноги, производит шум и расходует слишком много сил на простые движения. Это было на третий день пути.

— Мы идем в Эйд-Мер,[17]— ответил Лукус. — До города сравнительно близко. Тропа Ад-Же[18]приведет нас туда. Немногие знают о пути по окраине Вечного леса. И все же нам нужно быть осторожными. В последний месяц я видел странные тени, которые шли на юг. Возможно, это искатели сокровищ, которым не дают покоя Мертвые Земли и Мертвый Город. Может быть, нет. Поэтому в безопасности мы будем только в Эйд-Мере. Эйд-Мер — свободный город. Там строго относятся к путникам, но не причиняют вреда без нужды. Там ты менее всего вызовешь подозрений. К тому же я передал Леганду, что иду туда. И там есть друг, который не только даст нам отдохнуть, но и посоветует, что делать дальше, и поможет. За три дня мы прошли три дюжины ли. Плохо даже для горной тропы. Скоро спустимся на равнину и пойдем быстрее.

Ничего себе плохо, подумал Сашка. Ему казалось, что с учетом беспрерывного карабкания и ковыляния по камням шли они довольно быстро. Проходили не менее полутора десятков километров в день. Первые два дня ему было очень трудно. И Лукус, кажется, понимал это. Он оборачивался через каждые десять — двадцать шагов, прислушивался к тяжелому дыханию спутника, настойчиво повторял советы. Сашка старательно выполнял наставления и особенно главное из них — не превращать движение в бессмысленную монотонную работу.

— Дорога не утомляет, — не уставал повторять Лукус. — Она притупляет чувства. Каждый шаг похож на предыдущий. Путник, который не любит дорогу, превращается в слепого и глухого. Он перестает быть воином. Настоящий воин способен идти весь день и всю ночь, вступить в бой и остаться при этом живым. Мертвый воин никому не нужен.

— Я не воин, — раздраженно повторил Сашка.

— Ты будешь воином, — поднял ладонь Лукус. — Или не будешь жить. — И добавил, вспомнив прочитанные Сашкой строки: — Эл-Лиа очень строгая мать и очень жесткая колыбель.

«Я должен стать воином? — недоуменно спрашивал себя Сашка снова и снова. — Зачем мне это нужно?» Три дня назад, когда под вечер они с Лукусом вышли из хижины Арбана, Сашка решил, что даже если он и попытается стать им, то, скорее всего, умрет задолго до достижения результата.

— Ночь — это лучшее время для начала пути, — сказал тогда Лукус. — Настоящий воин двигается ночью.

— А что он делает днем? — спросил Сашка.

— Днем воин отдыхает, — ответил Лукус и добавил: — Или сражается.

Перед выходом он собрал два мешка и приладил один из них Сашке на спину. Затем дал Сашке нож. Когда же поместил у себя на поясе узкий меч в кожаных ножнах, повесил на плечо лук, Сашка спросил:

— А мне это же?

— Меч… — Лукус вздохнул, касаясь ножен, затем поднял руку к плечу и внушительно добавил: — Лук! Оружие! Об него можно порезаться или уколоться. Кстати, не доставай нож из чехла. Ты еще не воин. Если я стану учить тебя обращаться с мечом, придется начать с упражнений обыкновенной палкой. А пока обойдемся тем, что есть. Мы охотники. Я охотник, — поправился он, — а ты мой ученик. У тебя достаточно юный вид, несмотря на растительность на подбородке.

Идти, а точнее, почти бежать было трудно. Сашка так уставал, что даже мысли о матери и возвращении доносились словно через стену. И он сознательно старался приглушить их, боясь, что они обернутся отчаянием. Сейчас это было бы лишним. Он боролся с дорогой и собственной беспомощностью.

К четвертому дню пути Сашка ощутил, что усталость уменьшилась. В ногах появилась легкость, на коротких привалах он больше не хватал ртом воздух. Почему-то здесь советы отца действовали лучше. Когда они ходили на лыжах или отправлялись в дальние пешие прогулки, отец говорил ему: «Сашка! Энергия переполняет природу. Она приносится солнцем, водой, ветром. Когда ты устаешь, тебе нужна именно энергия. Она разлита вокруг тебя! Подключайся!» Сашка пытался подключаться с первого дня пути. Он бежал за Лукусом, который скользил впереди как тень, и старался отыскать что-то, дающее силы. Отталкивался от камня, нагретого лучами светила, и впитывал его тепло. Ступал по пружинящему ковру травы и поглощал ее упругость. Принимал лучи Алателя, ловил плечами ветер и чувствовал, что израсходованные силы возвращаются в тело.

Вопреки обещаниям Лукуса они шли днем. Ночью на узкой, едва заметной, несмотря на яркое звездное небо, горной тропе можно было переломать ноги. Она начиналась значительно ниже гряды камней, окружавшей площадку возле хижины Арбана. Случайный путник должен был миновать тайное прибежище, не догадавшись о его существовании. Тропа тянулась по западным отрогам гор, которые Лукус называл старыми, прямо на юг. По правую руку от нее дышал влажными весенними ветрами таинственный Вечный лес, слева высились непроходимые отвесные скалы. Ни кустика не было на них. Колючая трава начиналась ниже, там, где склон становился пологим. Иногда тропа выбиралась из скал и валунов и выходила к подошвам гор, и тогда Лукус становился особенно осторожным. Он долго всматривался в край леса и, как правило, либо ждал ночи, либо давал команду передвигаться ползком.

— Чего мы боимся? — удивлялся Сашка.

— Ничего. Мы избегаем опасностей. Вечный лес не любит чужаков.

— Но ведь мы охотники?

— В этом лесу мы быстро станем дичью, — парировал Лукус. — Никто не может путешествовать по Вечному лесу без разрешения его хозяйки.

— Кто ты, Лукус? — однажды спросил Сашка.

— А кто ты? — ответил вопросом Лукус.

— Я? Человек, — пожал плечами Сашка.

— А я белу, — повторил его жест Лукус.

Иногда они останавливались на отдых. Днем Лукус разводил небольшой костер. Он находил в расщелинах сухой кустарник и на языке ари объяснял, что это дерево тул, которое не горит, а тлеет, но дарит много тепла и совершенно не дает дыма, что очень важно. И еще он показал траву манела, уничтожающую запах, который разносится ветром на многие ли. Объяснил, что ее можно не только добавлять в пищу, но и прикладывать к телу, чтобы ослабить запах пота. Сашка внимательно слушал, запоминал новые слова и названия, а Лукус готовил еду и учил приводить в порядок одежду.

— Одежда слабее живой плоти, — говорил он. — Ткань или кожа рвется и перетирается. Если твои сапоги придут в негодность, тебе придется идти босиком. А босиком ты сможешь идти недолго.

Сашка внимательно слушал, снимал сапоги на каждом привале, тщательно проверял стежки шитья, набивал носки и голенища особой травой. Он перестал задавать Лукусу вопросы, на которые тот не отвечал вовсе или отвечал неясно и уклончиво. Сашка учился. Повторял про себя новые слова. Внимательно следил за каждым движением белу, стараясь понять, почему тот делает так, а не иначе. Смотрел по сторонам, думая, что чувствует себя здесь как-то по-особенному. Словно впервые понял, что такое настоящие краски, звуки, цвета. Горы тянулись на юг неприступной грядой и казались не менее живыми, чем величественный лес к западу от гор. Что-то таилось в их недрах. Сашка чувствовал это при каждом шаге. И еще одно странное ощущение начало овладевать им. Открывающиеся пейзажи были привычными. Словно пробудилась память далекого предка. Он жадно втягивал чистый воздух. Радовался уверенности в ногах. Старался не думать, что неделю назад очнулся после шестидневного забытья. Убеждал себя, что не было ничего, кроме этого бесконечного легкого бега с частыми прыжками с камня на камень.