Тайное оружие Третьего рейха - Ганс-Ульрих фон Кранц

Тем не менее на Западе почуяли неладное. Неудивительно – в 1939 году публикации немецких ученых по ядерной проблематике внезапно прекратились. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что проект вышел из чисто теоретической стадии и представляет теперь практический интерес. Поэтому британская и американская разведки стали упорно добиваться получения хоть какой-то информации о действиях немцев.

Обеспечивать секретность должна была специальная группа гестаповцев. Возглавлял ее Норберт Альке. Именно Альке пришла в голову мысль организовать «спасение» Нильса Бора и использовать «Норвегиан гидро» в виде отвлекающего объекта. Правда, каждый раз ему приходилось немало потрудиться, чтобы затолкать очередную наживку в пасть пугливым англичанам. Зато после каждой очередной «успешной операции» английские спецслужбы на некоторое время впадали в эйфорию и давали немцам возможность вздохнуть спокойно.

В 1940 году был построен первый атомный реактор. Его успешные испытания прошли в следующем, сорок первом. Тогда же удалось склонить к сотрудничеству Жолио-Кюри: приехавшие к французу немецкие ученые навешали ему лапши на уши о том, что, исходя из военной необходимости, подача электричества во Францию будет резко ограничена и следующей зимой Париж погрузится в холод и мрак. Чтобы избежать этого, нужно как можно скорее построить атомную электростанцию. Кюри оказался первым, кто поверил в сказку про мирный атом; в реальности использовать эту страшную разрушительную силу в мирных целых собирались только русские, которые, в конце концов, и создали первую в мире АЭС. А пока француз с рвением принялся работать над германской атомной бомбой.

К этому моменту немецким физикам уже стало ясно, что тяжелая вода в качестве замедлителя никуда не годится. После долгих экспериментов они остановили свой выбор на куда более дешевом и доступном графите. Но завод в Веморке получал все новые и новые заказы – ведь надо было как-то обманывать англичан!

Исследованиям был присвоен высший приоритет в имперской программе вооружений. Они находились под личным контролем Генриха Гиммлера, который не жалел средств на атомный проект. Проект, который он считал своим. Поскольку в руках главы СС находились неограниченная власть и неограниченные ресурсы, исследования продвигались вперед быстрыми темпами. Конечно, хватало проблем, бывали и ошибочные решения – но где их нет? В итоге в конце 1943 года физики смогли представить Гиммлеру первый образец немецкой атомной бомбы.

Вопрос заключался в том, где испытать эту бомбу? Взрывать ее в Баварии или где-нибудь под Берлином было, понятное дело, не слишком уместно. Идеальным полигоном стали бы, конечно, пустыни Северной Африки, но к тому моменту немцев оттуда уже выбили. 22 ноября Ойле пишет Гиммлеру докладную записку, в которой сообщает следующее:

В настоящий момент объект «Локи» готов к испытаниям. Эти испытания можно провести в следующих районах:

– Норвегия, Северное море. Эти районы достаточно пустынны, однако находятся слишком близко от Британии. Кроме того, на водной поверхности оценить разрушительную силу объекта будет гораздо сложнее, предпочтительнее твердая суша.

– Альпы. В данном районе находится достаточно мало населенных пунктов. Однако испытания в горной местности, сопровождающиеся большим выбросом энергии, могут вызвать серьезные тектонические сдвиги. Это, в свою очередь, может привести к нарушениям сети коммуникаций в Альпах, что также было бы крайне нежелательно.

– Восток. Здесь имеются значительные безлюдные пространства, поросшие лесом, что идеально подходит для испытаний. Однако необходимо учитывать враждебность местного населения и возможность попадания оружия в руки к партизанам. Поэтому для испытаний необходимо выделить усиленную охрану.

В общем, куда ни кинь – всюду клин. Не было, просто не было у нацистов подходящих мест для испытаний. В конечном счете после долгих колебаний Гиммлер в декабре 1943 года решает провести испытания в западной части России, еще оккупированной немцами, в так называемой Белоруссии.

Теперь предстояло обеспечить безопасность испытаний. Во-первых, очистить район от партизан и местных жителей. Для этого в лесные массивы к югу от города Гомель были переброшены три дивизии СС. В течение января-февраля они в основном справились со своими задачами. Местное население было угнано в Германию, партизаны если не уничтожены, то оттеснены в другие районы Белоруссии. В конце концов 3 марта 1944 года атомная бомба (объект «Локи») была доставлена на место испытаний. Взрывное устройство установили в глухой болотистой чаще. Неподалеку разместили несколько автомобилей, животных, а также барак с политзаключенными. Кроме того, эсэсовские саперы возвели еще несколько железобетонных построек со стенками различной толщины. Вокруг эпицентра будущего взрыва расставили несколько танков, в том числе новейшие «Пантеры» и «Тигры». На место испытаний съехались физики – создатели атомной бомбы, руководство «Аненэрбе» и даже сам рейхсфюрер СС. Все они, естественно, находились в специально построенном бункере в десятках километров от бомбы. Люди в серых костюмах и черных мундирах столпились перед пультом, на который выводилась информация с многочисленных датчиков.

В 11 часов утра по берлинскому времени бомба была взорвана. Картину атомного взрыва мы все многократно видели по телевизору, поэтому описывать атомный гриб, думаю, нет совершенно никакого смысла. Разрушения были ужасны: в радиусе нескольких километров лес был спален начисто и, если бы не глубокий снег, пожар начал бы распространяться и дальше. От людей и животных остались лишь обугленные скелеты; железобетонные сооружения, однако, уцелели, хотя и не в лучшем виде. Танки, несмотря на оплавленные детали, пережили огненное крещение неплохо. Адольф Ойле так описывал эту картину со слов своего отца, побывавшего на следующий день в районе взрыва:

Я не знаю, с чем сравнить этот лес. Здесь словно произошло столкновение двух стихий – льда и огня. Уже за много километров до эпицентра на снегу лежит черная гарь; потом снег исчезает вовсе, и из обугленной земли торчат скелеты деревьев – переломанные, поднявшие ветви к небу, словно в агонии. Здесь есть только два цвета: черная земля и белое небо. Почва все еще теплая, падающий на нее снег мгновенно тает и превращается в черные лужи. Из всех картин ада, которые мне приходилось видеть в своей жизни, эта была самой достоверной.

Все находились под сильнейшим впечатлением от увиденного – даже физики, которые по идее должны были знать об эффективности собственной разработки. Разумеется, ни эсэсовцы, ни ученые не полезли в эпицентр взрыва – туда отправили солдат штрафных частей, которым пообещали свободу. После того как те вернулись с образцами и фотоснимками и подробно описали увиденное, их немедленно расстреляли и захоронили здесь же, в братской могиле.

Рассказ Ойле-младшего был настолько ярок, что я по возвращении домой решил его проверить – хотя бы по косвенным данным. Самой главной и очевидной зацепкой были три эсэсовские дивизии. Частей СС на тот момент было еще не так много, и отследить боевой путь каждой из них не составляло особого труда. Так что уже через пару часов я смог уверенно сказать: да, три дивизии – одна полицейская и две панцергренадерские – были зимой 1943–1944 годов переброшены в тыл немецких войск, в район Гомеля. Обычно эту переброску – довольно странную, учитывая, что на фронте катастрофически не хватало сил – объясняют двумя моментами. Во-первых, дивизиям якобы нужно было отдохнуть. Но до этого они находились на довольно спокойных участках фронта, и отдыхать им было вроде не от чего. Во-вторых, они были задействованы в борьбе с русскими партизанами. Вот это ближе к истине. Но если б речь шла об обычных операциях против партизан, такой концентрации войск не требовалось; бросать три дивизии в один небольшой район – сумасшедшая расточительность.