Операция "Антарктида", или Битва за Южный полюс - Ольга Грейгъ

Вслед за празднованием 7 ноября очередной годовщины главного советского праздника, называемого днем Великой Октябрьской социалистической революции, каперанг Румянцов получил отдых на двое суток. За последние более чем два месяца он спал мало, чаще по два-три часа в сутки; иногда возникало столь острое желание сна, что память тут же и словно назло подсовывала ему райские видения времени его пребывания в отпуске, когда он вволю отсыпался в сочинском санатории под пальмовый шелест и шуршание волн. Только усилием воли ему удавалось прогонять эти чудесные воспоминания, прежде чем приступить к работе. А вот теперь, в наступившее утро 8 ноября, когда можно было спать хоть день деньской, он, подчиняясь внутренней пружине, проснулся ровно в шесть. Попытки заставить себя закрыть глаза и задремать, не увенчались успехом. Иван лениво потянулся, до хруста в суставах, и взглянул в окно, где еще морозно бушевала ночь. О стекло били крупные хлопья снега, налетая волнами в порывах стылого ветра.

Иван закутался плотнее в одеяло, и, обхватив руками подушку, лежал в сумраке, вглядываясь в давно знакомое пространство спальни. Так, бездумно и бездеятельно пролежал он до полудня.

Наконец встав и приняв горячую ванну, он выпил две бутылки сока, сел за стул, чтобы полистать журналы и просмотреть газеты, как зазвонил телефон.

«Кого это нелегкая?»; Иван не спешил поднимать трубку в надежде, что звонивший посчитает, что никого нет дома. Но аппарат упорствовал, и Румянцов наконец взял трубку. Связь была отличной, и вовсе необязательно было прикладывать трубку к уху, чтобы услышать голос. Он сразу понял, что с ним говорит Рогнеда Павловна.

Выслушав ее тираду и поздравления с праздником, он также пожелал ей всяческих благ в столь праздничный день.

– Зря вы забыли меня. С тех пор прошло ужас как много времени! Могли бы и посетить народную артистку, хотя бы из уважения к ее выдающимся заслугам перед нашей партией и народом. Голос говорившей звучал звонко и мило, и сразу перед взором предстала эта очаровательная женщина.

– Это что, дорогая Рогнеда Павловна, официоз или вы кому-то стремитесь показать вашу лояльность родной партии? Иван знал, что телефоны во всех коттеджах, даже в тех, где он останавливался хоть единожды, всегда тщательно прослушивались.

– Ну что вы, как это я, – внучка и дочь революционеров ленинской когорты – могу думать иначе? А вот звоню я для того, чтобы пригласить вас сегодня на праздничный обед. Приходите к четырем… или, может, за вами прислать авто?

– Нет-нет, – поспешил отказаться Румянцов. – Я признателен вам за приглашение, но знаете, вчера мы с боссом так попраздновали, что, право… Но звонившая была настроена решительно в деле заполучения к себе такого гостя.

– Никаких отговорок! Я жду вас, и все тут! Иначе не только босс на вас рассердится.

– Ну, хорошо, хорошо, сдаюсь. Я буду к четырем.

Он где-то слышал, что любимыми цветами Рогнеды Павловны были орхидеи, и, собравшись через пару часов, Румянцов заехал в цэковскую оранжерею. Помимо разнообразных цветов, выращиваемых в этой элитной оранжерее, здесь в любое время года можно было приобрести свежие тюльпаны из Голландии. Проигнорировав яркие тюльпаны на сочных ножках, каперанг купил огромный букет орхидей. Затем прошел в цэковский спецмагазин, взял набор французского шампанского, несколько бутылок коньяка и подарочный комплект шоколада. В последнюю минуту ему пришла блажь взять еще золотую цепочку тонкой работы швейцарских ювелиров.

Минута в минуту, ровно в 16.00 он вошел в элитную квартиру на улице Горького. Иван сразу понял, что кроме одинокой хозяйки и горничной больше никого нет; «Нехорошо, что с гостями такое напряжение», – подумал про себя Румянцов.

Горничная, проведя его к покоям хозяйки, как-то незаметно упорхнула в свою комнату, а представшая взору Рогнеда Павловна, облаченная в кимоно, театрально-царским жестом пригласила его в будуар. Примадонна и народная артистка, словно продолжая сцену из основательно забытого всеми классического спектакля, вдруг затянула неизвестную Румянцову оперную арию, исполнение которой требовало определенных манипуляций телом. Даже несмотря на солидный возраст артистки, несмотря на отсутствие музыкального сопровождения, голос Рогнеды Павловны звучал страстно и молодо. Сделав едва слышимый вздох, она поставила правую ногу на банкетку и протянула руку навстречу гостю. В тот же момент ее роскошное кимоно распахнулось, и Румянцов увидел обнаженное женское бедро.

Но разве в ее возрасте стоит выставлять оголенные ноги напоказ? – еще подумал он. Тогда это показалось ему странным, очень, очень странным… Что-то явно не совпадало! Что? – тело и возраст… наконец дошло до сознания… Румянцов еще раз внимательно посмотрел на объект, обнаружив, что прелестная ножка одета в тонкий шелк французских колготок, скрывающих некоторые возрастные недостатки тела. И все-таки тут дело не только в искусстве французских мастеров, – уверовал каперанг… С подобным уникальным несовпадением возраста и физического тела он еще столкнется не единожды; и, наконец, узнает что к чему…

После исполнения арии и его искренних восхищений, высказанных вслух, они прошли в гостиную и сели за накрытый яствами стол: дама неопределенного возраста в кимоно и молодой, крепко скроенный мужчина. Но не успели они опуститься на стулья, как раздался коротко звучащий телефонный звонок. Это побеспокоила горничная. Хозяйка подняла трубку и распорядилась: «Приглашай!» А вскоре сюда пожаловали Эвелина Абрамовна Сарнавская в сопровождении сияющего лучезарной улыбкой Станислава Исаевича Гейер-Генерозова, облаченного во фрак.

Когда все сели за стол и посыпались поздравления и приличествующие событию поцелуи в щеки, Румянцов наконец понял, что у Рогнеды Павловны сегодня день рождения. Очень кстати пригодилась и золотая цепочка, предусмотрительно купленная в цэковском магазине… Каждому врученному ей подарку Рогнеда Павловна выдавала свой артистический реверанс; получил свою порцию и Румянцов. Растроганная именинница схватила его и, притиснув к пышной груди, сладострастно расцеловала.

За столом завязался разговор, восхваляющий хозяйку, сыпались тосты, уверения в любви частной и всенародной. И вдруг, когда гости чуть приустали, Рогнеда Павловна сделала удивительное заявление:

– Мои друзья, в паспорте записано, что я родилась 8 ноября, не будем уточнять какого года. Но в действительности я родилась 6 февраля. И знаете, кто из великих женщин также родился в этот же день? Правда, несколькими годами позже…

Она, заигрывая, посмотрела в глаза мужчинам, младше ее самой лет на 30; и даже не искушенные в женской психологии могли бы увидеть промелькнувшее в ее глазах блаженство.

Эвелина Абрамовна отреагировав на ее слова, обвела сидящих за столом сияющими углями своих глаз, и красивым бархатным голосом спросила:

– Любопытно, милочка, что это тебя понесло в воспоминания о каких-то знаменитых женщинах? Ты что, в юности была склонна к иной любви, нежели к натуральной?

– Ну что ты, Эвелиночка, – Рогнеда Павловна ничуть не обиделась на скабрезность своей более молодой подруги. – Я говорю об одной знаменитости, но не актрисе, хотя она была удивительно талантлива, поразительно грациозна и артистична. Но ей не пришлось блистать на подмостках театров или на съемочных площадках. Во всем облике именинницы и в этих ее словах заключалась некая тщательно скрываемая тайна, так желаемая быть открытой милой Рогнедой Павловной. Да, бывают благоприятные моменты, когда из человека выплескивается то, что должно бы храниться, не причиняя никому вреда… Румянцову постепенно передалось настроение актрисы; тогда как Эвелина Абрамовна все еще была настроена игриво-цинично: