Цвет убегающей собаки - Ричард Гуинн

Ресторан я отыскал без особого труда. Девять часов — время для ужина раннее, особенно в субботу, так что найти столик на двоих тоже не составило проблемы. Я выбрал место снаружи, с видом на море. Народу на набережной было немного. Чайки азартно набрасывались на хлебные крошки, которые методически распределял между ними седовласый мужчина в бледно-зеленом костюме. Прикармливая чаек, он негромко разговаривал с ними и, если кто выказывал чрезмерную настойчивость либо даже агрессивность, бранил свою паству. Прогулка по берегу, свежий морской воздух придали мне бодрости. Я заказал пиво и принялся ожидать Нурию.

Она появилась сразу после девяти. В коротком светлом хлопчатобумажном платье и джемпере с вышивкой. Сейчас девушка показалась мне выше, чем запомнилась по утренней встрече. На фоне белого платья кожа ее выглядела особенно смуглой. На шее у Нурии было простое серебряное ожерелье, темно-каштановые волосы гладко зачесаны назад и стянуты красным шнурком. Я приподнялся и слегка поцеловал ее в обе щеки. Простая формальность. Нурия опустилась на стул.

— За вами следили? — спросила она по-английски.

— Нет. Зато я встретился с драконом.

— Здесь, в Барселоне? Он что, проследовал за вами сюда из вашего туманного дождливого Уэльса? Ну же, выкладывайте. Мне можно доверять. — Все это она проговорила совершенно бесстрастно, ни один мускул на лице не дрогнул.

— С этим драконом я уже встречался несколько лет назад. Бродяга в общем-то. — Я выговорил это слово с особенным удовлетворением. — Тогда он гадал на картах. Однажды вечером, в Гренаде, я слышал, как он напророчил одной итальянской девушке, ее звали Пиа, большую беду. На следующий день ее сбил мопед, который вела какая-то монашенка. У девушки оказались сломаны несколько костей. Дракон уехал из города, но до этого приятель Пиа успел изрядно намять ему бока.

— Намял бока дракону?

— Вот именно. И больше всего мне запомнилось выражение лица этого типа, когда молодой человек обрабатывал его. Ему это явно нравилось.

— Что?..

— Точно. Похоже, удовольствие он в немалой степени получает от того, что, нагадав какую-нибудь гадость, начинает ждать, чем все закончится. Само собой, огонь заглатывает. Это его коронный номер. Нынче он как раз этот фокус и показывал. По-моему, не только я его, но и он меня запомнил.

Об укороченном сеансе гадания по картам, что мне устроил этот тип, я предпочел умолчать.

— И близко вы его знаете?

— Фактически вообще не знаю. Хотя несколько раз сталкивались. В Гранаде, Алмерии, Габо де Като.

— Габо де Като? Это где хиппи зимой тусуются? Вы что, из них?

— Не сказал бы. Просто перед тем, как осесть в Барселоне, я изрядно постранствовал по свету.

— Помню, вы говорили. И что же заставило вас остановиться? Нет, постойте, лучше иначе: что погнало вас в дорогу?

Какой у нее заразительный смех!.. С близкого расстояния я заметил, что глаза у Нурии темные, почти черные, таких я и не видел. Белки немного налились кровью. Не иначе, курит не только сигареты.

— Вам как, краткое содержание изложить или в подробностях?

— Э-э… дайте подумать. Давайте начнем с подробностей, а там, если останется время, и краткий отчет выслушаю.

Нурия откинулась на спинку стула и зажгла сигарету.

— Я занимался музыкой в Лондоне, но потом, мне тогда было лет восемнадцать, поехал на недельку в Грецию. Увлекся там игрой на местной гитаре — бузуки. Вообще-то на обычной шестиструнной я уже играл, но бузуки открывает совершенно новый мир. В общем, я вернулся в Грецию, нашел учителя, и все лето мы путешествовали с ним по стране. А зимой нанимался собирать урожай апельсинов и маслин либо работал на маслодавильне. А один сезон рыбу ловил.

— На яхте? На трейлере?

— Это немного иначе называется — траулер. Но нет. Это была крохотная лодчонка. Мы сеть забрасывали, а иногда динамитом рыбу глушили.

— Разве это законно?

— Нет, разумеется. Но ведь это только так, время от времени. Все продолжалось три года, а потом я уехал, не столько потому, что устал от Греции, сколько из-за тамошних событий. Около двух лет ездил по Франции, то одним занимаясь, то другим. Сажал деревья в Савойе, собирал виноград в Руссийоне, работал на коньячном заводе в Гере. Ну и, наконец, Испания. Так что, можно сказать, я все время двигался в западном направлении. Почему Испания, понятно. Я владею языком, с детства по-испански говорю, хотя и не особенно хорошо.

— Почему же, отлично говорите, — пожала плечами Нурия. — Но если не возражаете, я бы предпочла разговаривать по-английски. Это даст мне возможность отдохнуть от испанского или, если на то пошло, каталанского.

— А вы не любите каталанский?

— Конечно, люблю. Ведь это мой родной язык. Но иногда, особенно с новыми знакомыми, хочется перейти на кастильский. Или на английский. Это, как бы получше сказать, предпочтительнее для меня. Или, может, иначе — нагрузку дает? Знаете, вроде дополнительного веса, в придачу к каталанскому. А французский… На мой вкус, это… de trop… — слишком. — Нурия негромко рассмеялась и, никак не прокомментировав последнее заявление, возобновила допрос: — А почему вы именно здесь остановились, а не где-нибудь на Севере? Ведь там у вас, наверное, родственники есть. В Астурии, в стране басков. Откуда, говорите, ваш отец родом?

— Наверное, кто-нибудь есть, хотя большинство либо погибли во время гражданской войны, либо разъехались по стране. Отец потерял их из виду. Такой уж это был человек. Он жил в настоящем, о прошлом только читал. Он был влюблен в литературу. И меня приучал к чтению.

Подошел официант и принял заказ. В качестве основного блюда мы заказали жирный рыбный суп с картофелем, на закуску — жареного осьминога и по бокалу белого сухого вина. Нурия сделала глоток, потянулась, осмотрела ресторан, потом перевела взгляд в сторону моря.

— А теперь вы мне о себе расскажите, — попросил я.

— Да тут и рассказывать почти нечего. Школа, занятия. Год провела в Париже, он мне совсем не понравился, два в Лондоне, это город хороший. Потом вернулась в Испанию. В маленький городок в Пиренеях. Дома постоянные скандалы. Отец ушел из семьи, когда я была еще ребенком. Головные боли. Мигрени. Какое-то время (указательными пальцами обеих рук Нурия изображала знаки препинания) я пребывала в депрессии. Вдруг появилась мимолетная мечта, что в один прекрасный день я научусь летать, как летают самолеты. Обо всем ином и говорить не стоит — обычная чушь. Меня отдали в церковную женскую школу на французской границе, хотя мать, в общем, никогда не была ревностной католичкой. Итак, как же развивались события после моих поездок во Францию и Англию? — задумчиво проговорила Нурия, сдувая пепел с сигареты. — Можно сказать, я вытащила счастливый билет. Во всяком случае, кое-кто решил бы именно так. Как же, на телевидении работу получила. И все бы хорошо, если бы не моя ненависть к телевидению. До глубины души. Никогда не включаю «ящик». Забавно, правда?