Длиной в неизвестность - Вокари Ли
Шрифт:
Интервал:
Юра же, кажется, совсем не курил. Его чистые лёгкие вдохновляли Тору на подвиги; казалось, в них мог вместиться целый океан чувств, которые, спустя многие годы, он сможет выдохнуть в чьи-то губы.
Шаг четвёртый. Потеряться без тебя
Дни шли за днями.
В минуты отчаяния Тору больше всего хотел прильнуть щекой к лицу смерти. Морщинистая холодная кожа не страшила, но была надеждой на избавление от измучившей сердце тоски. Тору смотрел в зеркало и не мог сказать, о чём говорило его лицо: посиневшие мешки под глазами не выражали ничего, кроме усталости, а губы непременно должны были прошептать что-то обидное и горькое. Тору мечтал о том, чтобы смерть обняла его прямо в кабинке туалета со сломанным замком. Он хотел сейчас же перестать видеть своё отражение среди бликов пробирающихся с улицы солнечных лучей.
Аудитория была наполовину пуста. Тору посмотрел на часы, затем вышел за дверь и перепроверил номер. Руки по-прежнему были влажными, поэтому тетради обложками липли к пальцам и сохраняли на себе их плетёные отпечатки. Он до сих пор не мог привыкнуть к шуму университета: к чужим низким голосам, манере говорить быстро и много, не церемонясь и не боясь задеть случайно брошенной грубостью. Холодный неоновый свет, становился всё более давящим, от подкрадывающихся мыслей кружилась голова и дрожали пальцы.
Школьные годы давно остались позади, но воспоминания о детстве до сих пор вызывали тошноту. Стоило окружающей атмосфере хоть на пару шагов приблизиться к уже знакомой обстановке, как тело становилось ватным и неповоротливым — Тору с удовольствием взял бы в аудиторию только свой интеллект, оставив оболочку за дверью. В голове, будто сорвавшаяся с цепи собака, пробежала короткая, но очень меткая мысль: если Юра не придёт в аудиторию в ближайшее время или решит проспать первую пару, Тору умрёт от потери крови, искусав губы и оборвав заусенцы. Он не выдержит одиночества. Не в этот раз.
После встречи в метро они с Юрой заметно сблизились: стали вместе сидеть, вместе выходить из университета и даже гулять. Поначалу Тору было тяжело мириться с присутствием рядом кого-то чужого, но позже Юра стал казаться всё более близким и за несколько недель уверенно перешёл от «раздражающего шумного знакомого» к «почти лучшему другу». С Юрой было удобно и хорошо: по крайней мере, Тору не приходилось задирать голову, чтобы с ним поговорить.
Т: /ты приедешь??/
Т: /где ты сейчас?/
Преподаватель вёл занятие так, будто ничего не произошло, но внутри у Тору поднималась буря. Почему Юра решил оставить его одного именно сейчас, когда он так отчётливо чувствовал приближение панической атаки? Всё начнётся заново: судорожное дыхание, клокочущее сердце и почти непреодолимое желание перешагнуть оконную раму.
Юра не ответил на сообщения и спустя тридцать минут. До перерыва оставалось всего ничего, но Тору изнывал от беспокойства и нетерпения. Его лицо, казалось, слилось с халатом, выступая на нём лишь бусинами чёрных глаз и небольшим возвышением носа. Руки цеплялись за угол стола, пальцы дёргали пуговицы и сжимали ручку, пока она с хрустом не разлетелась на две одинаково острые части. Тору испуганно моргнул и отбросил от себя прозрачный пластик: точно так, будто кому-то неопределённо близкому сейчас вырывали позвоночник. Он зажал между пальцами стержень, покрутил его, пробуя тактильно распознать вкус чернил, и согнул податливый пластик — терять было совершенно нечего: чернота просветлела, напряглась и окрасилась в серо-синий.
Дверь открылась, сквозняк зашевелил листы; жалюзи захлопали, аплодисментами встречая вбежавшего в аудиторию человека. Тору поднял глаза, моргнул и ещё раз вгляделся в приближающееся лицо. Юра. Несомненно, это был Юра.
— Придурок какой-то бросился, — он небрежно кинул на стол худую тетрадь и обрубок карандаша, — ну хочется сдохнуть, пусть дома дохнут, а. Привет, кстати. Как тут, много чего пропустил?
А сердце Тору пропустило удар. За ним — ещё один, более болезненный и тяжёлый. И не разобрать: всё-таки начавшаяся паническая атака или сбрасывающееся напряжение.
— Я писал тебе, — вскользь упомянул он, болтая согнувшимся почти пополам стержнем, — нет, ничего важного. Что-то пишем, не знаю. Никто не понял ничего, наверное.
— Да я без связи, зарядка села, — небрежно отмахнулся Юра.
От него пахло мятной жвачкой и грубым парфюмом: такой обычно носят неотёсанные бородатые мужчины, считающие позорным уступать места пожилым и беременным. Капельки пота, поблескивающие у Юры на лбу и над губой, дарили Тору необъяснимое, но отчётливо ощущаемое чувство безопасности и спокойствия. Пока они находились на его коже, ничего плохого не могло произойти. В этих каплях, как в околоплодных водах, притаилась надежда на то, что однажды руки перестанут рефлекторно впиваться в столешницы и стулья, а пальцам не придётся дрожать перед дверями университета — рядом с Юрой в это удавалось поверить.
— Кстати, дашь свою? — Юра, оторвавшись от конспекта, взглянул на Тору и натянуто улыбнулся. — Да чего ты, Акияма-кун, напряжённый-то такой?
— Не называй меня так, — Тору вытянул из рюкзака белый провод и отдал его Юре. Ассоциации с приторным «Акияма-кун» вызывали стойкое отвращение.
Юра с благодарностью кивнул, потянулся к розетке и в следующее же мгновение зашёлся приступом кашля. Тору казалось, что из него самого выбьет весь воздух: каждая клетка сотрясалась под тяжёлый звук чужих вздохов. Он протянул Юре бутылку воды, но тот по-прежнему беззаботно махнул рукой, в абсолютном спокойствии ожидая окончания приступа.
— Я в детстве бронхит не долечил, — когда кашель стих, объяснил Юра и, потирая запястьем грудную клетку, ловко открутил крышку бутылки. Он сделал жадный глоток — кадык плавно подпрыгнул, а губы — плотнее сжались вокруг горлышка.
Тору неуверенно оглянулся. Несколько пар глаз, натыканных по периметру аудитории, смотрели на них с непониманием.
— Оно уже не первый год так, поэтому не смотри на меня, как на прокажённого, — посмеялся
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!