Ева и её братья - Елена Леоновна Барбаш
Шрифт:
Интервал:
Ева выбежала из церкви, пронеслась мимо Дарьи, выскочила на проезжую часть. Пришла в себя от мерзкого визга шин об асфальт. Из успевшей затормозить в полуметре от неё машины вылезла дебелая блондинка и принялась поливать Еву матом. Время замедлилось и загустело. Голос блондинки был похож на звук старого катушечного магнитофона, который зажевал ленту.
Ева посмотрела на небо. Там было пусто.
Москва. 1996–1997 гг.
Ева на тропе войны
Однако пусто было не только на небе. Болезнь Игорька истощила Евины финансы. А что́, собственно, она умела делать? Чем мог заняться гуманитарий широкого профиля после истфака в эпоху первоначального накопления капитала?
Ева позвонила московскому другу отца, тоже бывшему парткомычу, который возглавлял скучный журнал «Военно-промышленное обозрение». Тот ей обрадовался, они встретились, и уже очень скоро Ева стала внештатным корреспондентом этого страннейшего коммунистического издания. Впрочем, ей было безразлично, где и чем заниматься, лишь бы платили деньги, чтобы можно было о них не думать. Она вначале и не вникала, кто оплачивает банкет, сиречь содержит журнал. Между тем журнал и его главный редактор были совсем не просты.
Каждое предприятие, чья военная продукция востребована, «крышуют» свои специальные генералы. Силовые генералы бывают Нордические и Соборные. Нордические считают, что в свое время Владимир зря крестил Русь и это был жидомасонский заговор. У них главная икона – Святослав, отказавшийся креститься, а русский народ является наследником «северной арийской цивилизации» и Гипербореи. А Соборные – наоборот, за православие, Третий Рим и Путина в храме Христа Спасителя по праздникам. Вне зависимости от идеологии, бо́льшая часть денег из госзаказа тем или иным образом оседает в их силовых карманах. «Военно-промышленное обозрение» принадлежало Нордическим.
Денег поначалу было совсем немного, поэтому Ева постоянно искала подработку. А ещё она искала забытья. Для этого существует много проверенных путей. Ева по ним прошлась, но скоро поняла, чего ей не хватает. И тогда стала проситься у парткомыча в какую-нибудь горячую точку.
Хотя он и был другом Евиного отца, но не его ровесником. Он, собственно, был первым, по кому прошлась Ева. Его звали Павел Семёнович. Был он белёс и упитан. И он, конечно, не собирался Еву отпускать ни в какое опасное место. Она ему была дорога, рыжая, хотя он был глубоко женатым человеком.
* * *
В ноябре 1997 года они вместе поехали в Египет отдохнуть и развеяться.
Как-то, нежась с утра в кроватке, Павел Семёнович щёлкал пультом, листая каналы. Почти все они были заполнены одним – вчерашним терактом в Луксоре: боевики египетской исламистской группировки «аль-Гамаа аль-Ислами»[4] убили пятьдесят восемь иностранных туристов и четырёх египтян, осматривавших памятники Луксора. Прямо на развалинах храма женщины-фараона Хатшепсут. И тут Ева предложила: «Раз уж мы здесь, может быть, съездим, сделаем репортаж, так сказать, из первых рук…» К слову, у них были с собой бейджи «Пресса» – так, на всякий случай. Взяли такси и поехали.
На месте всё было оцеплено. Пресса и телерепортёры толпились за ограждением. Но даже с этой дистанции были видны следы крови. Их не сразу, но пустили осматривать место трагедии.
Офицер полиции рассказал, как всё произошло. Утром очередная группа туристов подъехала на пассажирском автобусе. После досмотра и покупки входных билетов туристы вошли на первую террасу храма. В это время террористы подбежали ко входу в храм, где расстреляли полицейских, билетёров и гидов. Четверо из террористов бросились за туристами, двое остались охранять вход. Исламисты догнали группу и открыли по ней шквальный огонь. Боевики использовали оружие советского производства, украденное во время нападений на полицейские участки в Египте незадолго до теракта. Тех, кого не достала пуля, добивали ножами. Среди погибших была пятилетняя девочка.
На обратном пути спутники долго спорили о природе терроризма. Ева в первый раз увидела кровь так близко. Ей казалось, что зрелище должно было произвести на неё большее впечатление. Больше ужаса, больше ада! Она же этого и хотела! Думала, что почувствует себя живой! Но нет. Что-то перегорело в её душе со смертью сына. Она была подавлена, но не более.
Перед глазами вставали застывшие лужи крови, невольно запуская поток ассоциаций. Историческое образование здорово структурировало Евины мозги, поэтому аналогии между прошлым и настоящим, между погромами и террористическими атаками возникли сами собой. Те же беспомощные заложники трагически сложившихся для них обстоятельств гибнут ни за понюх, тот же фанатичный, ошалевший от безнаказанности сброд якобы действует во имя веры. Там – веры в распятого евреями Христа, здесь – веры в Аллаха и во имя джихада. И этот Бог, принимающий свои кровавые жертвы, и никогда не случающийся вовремя «аз воздам». Как же всё дико и бессмысленно! Ничто не меняется.
Когда Ева с главредом вернулись в Москву, то сделали об этом отличный репортаж, и так прошло её боевое крещение. Так Ева вышла на тропу войны.
Кишинёв. 1903 год
В течение всего дня 7 апреля, с рассвета до восьми часов вечера, в Кишинёве совершались зверства, каких не бывало в прежних погромах. Видя себя беззащитными, отданными на произвол дикой толпы, многие еврейские семейства прятались в погребах, на чердаках, а иногда искали спасения в домах соседей-христиан, но везде рука убийц настигала несчастных. Евреев избивали самыми варварскими способами: многих не добивали, а оставляли мучиться в предсмертных судорогах; некоторым вколачивали гвозди в голову или выкалывали глаза; малых детей сбрасывали с чердаков на мостовую и разбивали их головки о камни, женщинам вспарывали животы или отрезали груди. Многие женщины подверглись зверскому насилию. Один гимназист, на глазах которого хотели изнасиловать его мать, вступил в бой с негодяями и своей жизнью спас её честь: его убили, а матери выкололи глаза.
Пьяные банды врывались в синагоги и рвали в куски, топтали и грязнили пергаментные свитки Торы. В одной синагоге старый шамос[5], одетый в молитвенную ризу, своею грудью заслонил от осквернителей ковчег со священными свитками и был убит на пороге святыни. Весь день по улицам тянулись возы с ранеными и убитыми евреями к больницам, превращённым в полевые перевязочные пункты, но и это зрелище не заставило полицию остановить резню.
Русское общество, за единичными исключениями, нигде не вступалось за избиваемых; «интеллигентная» публика – чиновники с женами и детьми, учащиеся, адвокаты, врачи – спокойно гуляла по улицам и равнодушно, а порою и сочувственно наблюдала за ужасной «работой».
Москва. 1997–2005 гг.
У
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!