Мегрэ и Долговязая - Жорж Сименон

— Одно стекло действительно недавно заменили.

Но, кажется, оно было разбито четыре или пять дней назад, в тот вечер, когда была ужасная гроза.

— Он врет!

— Ну конечно, кто-то здесь врет.

— Вы думаете, это я?

— Я этого не сказал. Может быть, и Альфред.

— А к чему тогда он плел мне эту историю по телефону?

— Может быть, он ее и не рассказывал, — вмешался в разговор Буасье, пытливо глядя на Долговязую.

— С чего бы я все это придумала? Вы тоже так считаете, месье Мегрэ?

— Я ничего не считаю.

Комиссар неопределенно улыбался.

Пиво было отменное. В тени пахло свежестью, как в деревне. Может быть, из-за близости Булонского леса.

Так они бездельничали всю вторую половину дня.

Выпили по две кружки пива. Потом, чтобы не оставлять Эрнестину одну так далеко от центра, подвезли ее на такси до Шатле.

— Позвоните мне, как только получите письмо.

Он чувствовал, что разочаровал ее. Она, конечно, представляла его себе иным. Наверное, подумала, что он постарел, стал таким же, как другие, и если и займется ее делом, то вяло, с прохладцей.

— Вы хотите, чтобы я задержался в Париже? — спросил Буасье.

— Наверное, ваша жена уже упаковала багаж?

— Багаж уже на вокзале. Мы предполагали выехать завтра утром шестичасовым поездом.

— И дочь с вами?

— Конечно.

— Поезжайте!

— А я вам не понадоблюсь?

— Ведь вы мне оставили досье.

Буасье распрощался и вышел из кабинета, а Мегрэ, оставшись один, чуть было не задремал в своем кресле. Оса уже больше не жужжала. Солнце перешло теперь на другую сторону набережной. Люка еще днем сдал дела и уехал отдыхать. Комиссар позвал Жанвье, который отгулял свой отпуск первым, в июне — ему нужно было съездить на свадьбу к родственникам.

— Садись, Жанвье. У меня к тебе дело. Составил рапорт?

— Только что закончил.

— Ладно! Записывай! Прежде всего нужно найти в мэрии Нейи девичью фамилию одной голландки, которая два с половиной года назад вышла замуж за некоего Гийома Серра, проживающего на улице Ла-Ферм, дом номер 436.

— Нет ничего проще.

— Вероятно. До этого она уже какое-то время жила в Париже. Постарайся узнать, где она жила, что делала, как родные, есть ли у нее состояние и так далее…

— Понял, патрон.

— Нам сказали, что во вторник, между восьмью и девятью часами вечера, она уехала из дома на улице Ла-Ферм и должна была сесть на ночной поезд, идущий в Голландию. Еще говорят, что она сама пошла за такси на угол бульвара Ришар-Валлас, чтобы увезти свой багаж.

Жанвье записывал все это в столбик на странице своей записной книжки.

— Это все?

— Нет. Пусть тебе кто-нибудь поможет, чтобы выиграть время. Еще мне бы хотелось, чтобы порасспросили людей, живущих поблизости от Серров, поставщиков…

— Сколько их в семье?

— Двое. Мать и сын. Матери уже около восьмидесяти. Сын — зубной врач. Попытайся разыскать это такси. Надо также навести справки на вокзале, поговорить с персоналом, обслуживающим этот поезд.

— Могу я взять машину?

— Конечно.

Больше Мегрэ почти ничего и не делал. Только попросил соединить его с бельгийской полицией, куда были переданы приметы Фреда Унылого. В полиции ответили, что пока на след напасть не удалось. Был у него еще долгий разговор с комиссаром, визировавшим паспорта на границе, в Жемоне. Комиссар в тот день лично осматривал поезд, на котором собирался уехать Альфред, но пассажира, напоминавшего специалиста по сейфам, припомнить не мог.

Это еще ничего не значило. Нужно было ждать.

Подписав несколько бумажек за начальника полиции, Мегрэ, в компании с одним сотрудником из справочного отдела, выпил аперитив в пивной «У дофины», а потом сел в автобус и возвратился домой.

— Что будем делать? — спросила мадам Мегрэ, убрав со стола.

— Пойдем прогуляться.

Это означало, что они не спеша дойдут до Больших бульваров, а там посидят на террасе какого-нибудь кафе.

Солнце уже зашло. Воздух стал свежее. Только от камней тротуаров, казалось, еще исходило тепло. Двери и окна кафе были приотворены, и оттуда доносились обрывки мелодии, которую исполнял жалкий оркестрик.

Большинство посетителей, как и супруги Мегрэ, молча сидели за круглыми столиками, глядя на прохожих.

В сумерках лица становились все более и более неясными. Потом зажглись фонари, и все приняло иной вид.

Посидев, они, как и другие пары, медленно направились домой. Рука мадам Мегрэ опиралась на руку мужа.

На следующий день солнце светило все так же ярко.

Вместо того чтобы отправиться в уголовную полицию, Мегрэ сделал крюк и, пройдя через набережную Жемапп, у шлюза Сен-Мартен отыскал выкрашенное зеленой краской бистро с вывеской «Вина и закуски в любое время», и, войдя, облокотился о стойку.

— Белого вина!

И тут же задал вопрос. Овернец, обслуживавший его, не колеблясь, ответил:

— Точно не скажу, который это был час, но телефон действительно звонил. Уже рассвело. Мы с женой не стали подходить. В такое время нам никто не может звонить, а Эрнестина спустилась, и я слышал, как она долго разговаривала.

По крайней мере, тут уж Долговязая не соврала!

— В котором часу Альфред ушел из дому накануне?

— В одиннадцать, что ли? А может быть, немного раньше. Помню, что он уехал на велосипеде.

Дверь из бистро выходила прямо в коридор, откуда лестница вела в верхние этажи. Стены на лестнице были выбелены, как в деревне. Слышался гул подъемного крана, разгружавшего стоящую неподалеку баржу с песком.

Мегрэ постучал, дверь тут же приоткрылась, и на пороге показалась Эрнестина в одной рубашке.

— Ах, это вы! — нисколько не удивившись, сказала она и, взяв с неубранной постели халат, быстро надела его.

Может быть, Мегрэ улыбнулся, вспомнив прежнюю Эрнестину?

— Знаете, это я, чтобы пощадить вас. Теперь на все это не так уж приятно смотреть, — пояснила она.

Окно в комнате было открыто. На подоконнике стояла ярко-красная герань. Покрывало на постели тоже было красное. Из комнаты дверь вела в маленькую кухню, откуда доносился вкусный запах кофе.

Он и сам хорошенько не знал, зачем пришел сюда.

— Вчера вечером ничего не получили до востребования?

Она ответила с тревогой в голосе: