Двойные мосты Венисаны - Линор Горалик

Желтые и красные пятна мягко плывут и растворяются на изнанке Агатиных век, внутри них, повернув к Агате смешные рыльца, плывут морские кабанчики, подплывают поближе и исчезают, и уже непонятно, кто-то правда кричит в коридоре странные слова или это ей, Агате, снится, что наступил День Очищения и она, Агата, совсем-совсем маленькая, идет между мамой и папой, держа их за руки, смотреть на карнавал, и на ней белое платье с красным пятном на груди, совсем как у героической дюкки Марианны, а слепой Лорио хлопочет у дверей своей книжной лавки, расставляя на уличных столах огромные цветные книги, и радостно кричит: «Всех в строй! Всех в строй! Не смотрите на повязки, поднимайте их на ноги и стройте вдоль стены, строго по номерам, всех в строй!» Голос у слепого Лорио совсем не такой, как обычно, – сейчас голос у него молодой, жесткий и очень уверенный, и Агата видит, как от страха книги жмутся друг к другу, и Агата вдруг понимает, что родители больше не держат ее за руки, их вообще нигде не видно, и толпа кругом совсем не карнавальная – нет ни синих пиджаков святой Эмилии, ни шляп священнопризванного дуче Шемаэля, ни печатей-трещоток Дженны-канцелярши, а только солдаты в серой одежде, они обступают Агату плотным кольцом, и тут Агата просыпается – и отчетливо слышит сквозь топот солдатских сапог, как знакомый голос, прежде с утра до вечера сыпавший байками и шутками, резко произносит:

– Где Старшая сестра? Сколько я должен ждать?

Агата быстро оглядывается: из-под двери выбивается тонкая полоска света, и видно, что никто в дормитории не спит – Сонни сидит на кровати Самарры, обнявшись с подругой и поджав ноги, Рита напряженно смотрит на дверь, закусив кончик одеяла, Мелисса так смотрит на Риту, будто та сейчас все ей объяснит… Вдруг Рита поворачивается к Агате и тихо шипит:

– Это твой лалино, иди и посмотри, что происходит!

Агата быстро показывает Рите сжатый кулак, опущенный вниз, – для того, чтобы посмотреть, что происходит, ничьи приказы Агате не нужны, – и в ответ Рита презрительно фыркает. Тихо, на цыпочках, стараясь, чтобы под ногами не заскрипели половицы, Агата прокрадывается к двери и осторожно-осторожно приоткрывает ее – ровно в тот момент, когда серебряный голос сестры Юлалии произносит:

– Прошу вас, Эннеман, давайте хотя бы перейдем в Агатину залу, мы разбудим детей, – и тот же резкий, сильный голос отвечает:

– Вот и отлично: разбудите детей и постройте их у противоположной стены. Даю вам пять минут.

Всё, конечно, занимает не пять минут, а десять или даже пятнадцать, но вот они стоят, сбившись в стайки по своим командам, в пижамах и тапочках, и смотрят во все глаза на пациентов, выстроенных вдоль стены Агатиной залы: кто-то опирается на костыли, кто-то держится за повязку на животе, всего их человек тридцать или сорок. Оба лалино Риты здесь, и один из лалино Харманна – маленький, очень пожилой человек с васильковыми глазами и шрамом во всю выбритую голову, и совсем юная, похожая стрижкой на саму Агату, танцовщица Кира с обожженными и забинтованными руками. Слева и справа от них стоят вооруженные солдаты, семь или восемь человек, а перед выстроенными вдоль стенки молчащими людьми легкой походкой движется взад и вперед Эннеман, и от одного взгляда на него Агате становится плохо, очень плохо. Внезапно Эннеман быстро подходит к Тирсону, лалино Риты, и ударом ноги выбивает у того из рук костыли. Костыли с грохотом падают на пол, Рита взвизгивает и бросается было Тирсону на помощь, сестра Юлалия вцепляется ей в плечи и удерживает, но происходит удивительное: Тирсон, с огромным трудом носивший на костылях свое тело с двумя прооперированными ногами, остается как ни в чем не бывало стоять на месте, только поспешно закрывает ладонями лицо. Тогда Эннеман подходит к Кире, долго смотрит на нее и спрашивает:

– Хорошо ли заживают ваши руки?

Кира молчит, и тогда Эннеман берет и крепко сжимает ее обожженную руку двумя руками – и ничего не происходит. Чьи-то шаги раздаются у них за спиной, Агата резко оборачивается – и видит, что двое солдат вводят в Агатину залу Старшую сестру Фелицию. Лицо у нее совершенно спокойное и совершенно белое, и если бы не эта белизна, Агата была бы готова поклясться, что Старшая сестра сейчас улыбнется солдатам и Эннеману и предложит им разделить с монахами Агатины Дары.

– Все здесь, капо альто, – говорит Эннеману один из сопровождавших Старшую сестру солдат.

Эннеман смотрит на Старшую сестру, но обращается совсем не к ней. Неожиданно он говорит:

– Подойди ко мне, Агата.

Медленно-медленно, на негнущихся ногах Агата подходит к капо альто Эннеману.

– Твоя мама милитатто, верно? – говорит он, кладя руку Агате на голову. – Не удивляйся, я многое знаю, мне положено знать многое о многих, девочка, – это моя работа, моя и моих подчиненных: узнавать, вызнавать, расследовать. Твоя мама и твой папа воюют сейчас с ундами, борются за наши права, за наше будущее, за то, чтобы никто не был нам указом ни на суше, ни на море. А родители Риты помогают Венискайлу так, как могут. А ты, Мелисса, можешь гордиться своим Торсоном, хотя я не вправе рассказать тебе подробности.

Мелисса тихонько ахает и зажимает себе рот. Самарра притягивает ее к себе.

– Мне кажется, мы с тобой здорово подружились, Агата, правда? – спрашивает капо альто с усмешкой, и Агата отлично видит, что он ни на секунду не верит собственным словам. – Я попал в трудное положение, Агата, – в такое положение, когда только и остается, что попросить совета у друга. Видишь ли, Агата, есть такие люди, которые не хотят выполнять свой долг. Не хотят помогать твоим родителям, и Ритиным родителям, и даже Торсону победить в этой войне. Они подло слагают оружие, и все, что этих трусов интересует, – спасти собственную шкуру. Как называются такие люди? – вдруг спрашивает Эннеман и поворачивается к сбившейся в кучку Агатиной команде.

– Дезертиры, – цедит сквозь зубы Рита. Ее красивое лицо как будто сведено судорогой, челюсти сжаты, она смотрит на своих лалино сквозь прищуренные веки так, словно видит их первый раз в жизни.

– Де-зер-ти-ры, —

повторяет Эннеман. – Дезертиры бегут из армии, оставляя всех остальных сражаться и погибать в одиночестве. Я – охотник на дезертиров, дети, и поверьте мне, я сделал так, что жизнь дезертира очень трудна, дезертиру совсем, совсем некуда скрыться от капо альто Зюсса, – и тут в памяти Агаты вдруг всплывает фраза Мелиссы, шептавшей что-то ночью про главу тайной военной полиции. – Совершенно другая судьба, конечно, у воина, честно раненного в бою, – продолжает между тем Эннеман-Зюсс. – Правда, Старшая сестра Фелиция?

– Совершенно другая, капо альто, – отвечает Старшая сестра очень спокойно.

– Совершенно другая, – удовлетворенно повторяет Зюсс. – Отважные военные хирурги ордена святой Агаты выносят тебя с поля боя, делают тебе пропуск, на носилках поднимают тебя по лестнице, размещают в госпитале, оперируют при помощи своих замечательных юных ассистентов – правда, Норра и Адам? – а потом выдают им белые билеты, освобождающие от дальнейшей воинской службы, и с почетом отправляют жить дальше. И такие это хорошие врачи, такие замечательные хирурги – наверное, им действительно помогает сама святая Агата!