Герцогиня - Джуд Деверо

— Вы не знаете моего имени, — бросил Тревельян, но он не был уверен, поняла ли его Клер. Он быстро отступил в чащу и скрылся из виду. Стоя за деревьями, он наблюдал. Клер подобрала длинную полу своей амазонки и побежала навстречу Гарри, пришпорившему лошадь. Он соскочил с седла на ходу.

Гарри обнял Клер за плечи своими сильными руками, и девушка прильнула к нему. Он казался ей таким молодым и чистым, совсем простым после того, другого… «Хотя нет, — поправила она себя мысленно. — Гарри не простой, он просто другой…»

— Где вы были? — спросил Гарри, наклонясь к ней. Лицо его выражало заботу, в голосе звучала тревога. — Никто не знал, куда вы ушли, я так волновался! — Он держал ее в объятиях и внимательно смотрел на нее. — Да вы совсем промокли.

Клер улыбнулась Гарри и потерлась щекой о его руку.

— Я не могла спать, мне было холодно, и я отправилась на прогулку. Потом я упала и повредила руку.

К удивлению Клер, Гарри привлек ее к себе, прижал к своему теплому телу и взял за левую руку. Она крепко сжала зубы: боль, пронзившая ее, была почти невыносима.

— Кажется, она не сломана, скорее просто ушиб. — Он поцеловал Клер в кончик носа. — Я бы отправился с вами, если бы знал, что вы хотите покататься.

Клер прижалась к нему, и он крепко обнял ее.

— Вы такой теплый. — «И такой простой и хороший, — добавила она про себя. — Такой непохожий на того, другого, на Тревельяна».

Гарри засмеялся.

— Я отвезу вас в дом, мы позовем доктора, чтобы он осмотрел вашу руку, и вы проведете этот день в постели. Я не хочу, чтобы вы заболели.

— А можно будет разжечь камин?

— Я прослежу, чтобы пламя ревело в вашем камине. И мы положим пятьдесят фунтов одеял на кровать, чтобы вам было достаточно тепло.

— О, Гарри, я так люблю вас!

Он наклонился, как будто собирался поцеловать ее, но Клер отстранилась. Она была уверена, что за ними наблюдают.

Гарри фыркнул, поднял ее в седло и уселся позади нее.

Они не видели, как Тревельян продолжил свой путь через лес.

Гарри разбудили тихие стоны. Нехотя открыв глаза, он в мрачном красноватом свете увидел какое-то жуткое чудовище, стоявшее в ногах его кровати, футов восьми ростом, закутанное в черное, с отвратительной физиономией. Так и не проснувшись до конца, Гарри привстал и вытянул шею, чтобы лучше разглядеть пришельца, как будто вернувшегося из ада преследовать тех, кто лишил его жизни. Гарри зевнул.

— Дядя Камми, если это вы, ступайте лучше назад в постель, не то пропустите завтрак.

Услышав это, призрак перестал стонать и, встав со стула, подошел к краю кровати и снял маску. Только тут Гарри окончательно проснулся.

— Это ты?! — прошептал он. — Тревельян?! Тревельян снял черный плащ, в который был закутан, и усмехнулся, глядя на младшего брата.

— Да, собственной персоной.

Гарри сел и облокотился на спинку кровати.

— Налей мне немного виски, пожалуйста. Вон там, на столе.

Тревельян подошел к столу и налил до краев два стакана настоящего солодового шотландского виски. Он вручил один из них брату, а сам уселся в большое кресло из резного дуба у кровати.

— И это все? «Это ты?» А где «тучный телец»? Где приветственная церемония по случаю возвращения домой блудного сына?

Гарри сделал большой глоток.

— А мама знает, что ты здесь? Тревельян осушил стакан и налил себе еще.

— Нет. — Он прищурился. Современники часто писали о глубине и суровости его взгляда. Люди, встречавшиеся с ним, навсегда запоминали его глаза — темные, злые.

Гарри допил виски. Он терпеть не мог сцен, не выносил споров, а теперь, с воскрешением брата из мертвых, понимал, что скоро между ними начнется смертельная борьба.

— Она должна знать, — бросил он, протянув стакан Тревельяну.

Тот промолчал. Посмотрев на свой недопитый стакан, он сказал:

— Я не собираюсь оставаться здесь надолго. Восстановлю силы, напишу кое-что и отправлюсь в путь.

Гарри начинал понимать, что для него означает «воскрешение» старшего брата. Он смотрел на Тревельяна, освещенного тусклым светом лампы, как на совершенно чужого, незнакомого человека. Гарри было всего два года, когда Тревельяна отослали из дома, с тех пор он видел старшего брата всего несколько раз. Сказать, что Тревельян был белой вороной в семье, значило не сказать ничего.

— Ты, конечно, знаешь, — медленно начал Гарри, — что теперь ты — герцог.

Тревельян только фыркнул:

— Ты думаешь, я собираюсь осесть здесь и начать приводить в порядок это чудовищное место? Сколько у тебя теперь всего домов?

— Четыре, — быстро ответил Гарри, глядя в свой стакан. Тревельян всегда умел читать самые сокровенные мысли собеседника. Если он и не угадывал сразу, то задавал столько вопросов, что тот чувствовал себя совершенно опустошенным.

— Давай, давай, выкладывай, что там у тебя, в твоих английских мозгах, — буркнул Тревельян добродушно.

— Ты такой же англичанин, как и я. К тому же я наполовину шотландец.

— И поэтому ты шляешься в этой дурацкой юбке? Небось, вся задница замерзла?

— По правде говоря, да, — ответил Гарри, улыбаясь. Он посмотрел на брата.

— Все из-за девушки, не так ли?

— А что ты знаешь о ней?

— Не слишком много, — уклончиво произнес Тревельян. И тут Гарри расхохотался.

— Так это был ты! Ты — тот старик, которого она повстречала. Из-за тебя ее сбросила лошадь. И это ты — тот больной старик, упавший в обморок прямо на нее. — Гарри выпрямился на постели. Его брат, казалось, никогда не был ребенком. Один из их дядей как-то сказал ему, что Тревельян уже родился взрослым, как будто не хотел связанных с детством неудобств, он просто перешагнул через него. Гарри теперь было приятно, что Клер назвала стариком его старшего брата.

— Ты бы послушал ее, — продолжал он. — Она просто не могла остановиться, рассказывая об отвратительном старике.

Тревельян встал с кресла и отошел в дальний угол комнаты. «Она не назвала ему мое имя», — подумал он.

— А знаешь ли ты, что она хочет написать мою биографию? Гарри чувствовал себя с братом уверенно, как никогда.

— Она хочет писать и читать обо всем. Ты, пожалуй, седьмой или восьмой человек, о котором, как я слышал, она хочет написать. — Гарри помолчал. — А ты сказал ей, кто ты?

— Нет, я упомянул, что нахожусь в родстве с Макарренами, а она рассказала мне об умершем брате, который был или не был… — он сделал паузу, — очень плодовитым мастером эпистолярного жанра.

— Она очень искренна, не правда ли?