Доминика и Бовалле - Джорджетт Хейер

Донья Доминика решила, что необходимо как следует наказать дерзость Бовалле, и взяла на себя эту благородную миссию. Мастер Данджерфилд был орудием, которое всегда находилось у нее под рукой. Она занялась им, совершенно околдовала и, к его великому смущению, начала флиртовать. Эта кокетка пустила в ход свои длинные ресницы и медовый тон и всячески льстила самолюбию молодого человека. Она приседала перед Бовалле в реверансах, выслушивала его с кротким видом, сложив руки на коленях, и при первой же возможности снова поворачивалась к Данджерфилду. Бовалле доставались от нее только церемонные поклоны и общие фразы, произносимые холодным тоном, Данджерфилду же предназначались улыбки и оживленная беседа. Она ясно давала понять, что при желании юноше будет позволено поцеловать ей руку. Мастер Данджерфилд был ей весьма признателен, однако проявлял прискорбную склонность возводить ее на пьедестал. В другое время донья Доминика, возможно, была бы этим польщена, но сейчас она не была расположена играть роль богини. Она из кожи вон лезла, чтобы намекнуть мастеру Данджерфилду, что ему следует быть чуть посмелее.

Но все эти маневры не достигали цели. Донья Доминика, краешком глаза наблюдавшая за сэром Николасом, с негодованием замечала, что он откровенно веселится. Заметив, что Бовалле следит за этой игрой смеющимися глазами, она удвоила усилия.

Доминика вынуждена была признать, что Данджерфилд — пресный собеседник, и рассердилась на себя за желание оказаться в более живом обществе его командира. Рядом с ним приходилось всегда быть готовой к неожиданностям. Пряность риска приправляла игру, атмосфера приключения возбуждала аппетит. Она выходила на палубу вместе с Данджерфилдом и, стоя возле него, задавала ему бесчисленные вопросы о судовождении и с сосредоточенным вниманием выслушивала обстоятельные ответы. Но одновременно она все время была начеку и, заслышав звенящий голос Бовалле и увидев, как он легкой поступью идет по палубе, чувствовала, как учащается биение ее сердца, а на щеках вспыхивает румянец. Она старалась не смотреть в его сторону, но, как ни боролась с собой, рано или поздно украдкой взглядывала на него и встречалась с глазами, искрившимися от смеха. Он смотрел на нее, уперев руки в бедра и широко расставив ноги, и в этой позе была насмешка.

Так как гордость не позволяла донье Доминике находиться в обществе Бовалле, некоторое утешение ей приносили беседы о нем с его лейтенантом. Мастер Данджерфилд весьма охотно поддерживал эту тему, однако он был шокирован, услышав, какого она дурного мнения о его командире. Он допускал, что сэр Николас слишком неистов и бесшабашен, чтобы это пришлось по вкусу даме, но когда Доминика продолжала поносить Бовалле, юноша не выдержал. Похоже было, что именно этого она и добивалась.

— Сеньор, я поражаюсь, что в Англии разводят таких задир и хвастунов.

— Задир? — эхом отозвался Данджерфилд. — Сэр Николас? Полагаю, сеньора, что вам не следует так говорить на борту этого судна.

— О, я не боюсь! — заявила Доминика.

— Вам и нечего бояться, сеньора. Но вы говорите с лейтенантом сэра Николаса. Возможно, мы знаем его лучше, поскольку служим под его началом.

Услышав это, она широко раскрыла глаза.

— Значит, вы все одурачены! Вам так нравится этот человек?

Он улыбнулся ей:

— Сеньора, моряки любят его. Видите ли, он настоящий… настоящий мужчина.

— Настоящий хвастун, — поправила Доминика, скривив губы.

— Нет, сеньора, в самом деле. Я допускаю, что может сложиться такое впечатление, но я не помню случая, чтобы он не выполнил своего обещания. Если бы вы знали его лучше…

— О, сеньор, Боже меня упаси! Не желайте мне узнать получше вашего задиру.

— Может быть, для вас сэр Николас чересчур стремителен. Он идет напрямик к цели и не признает тонкостей, что не всегда нравится дамам.

Ухватившись за эти слова, Доминика задала вопрос, который давно вертелся у нее на языке:

— Насколько я понимаю, сеньор, английские дамы того же мнения, что и я?

— Нет, мне кажется, что сэр Николас им очень нравится, — слегка улыбнувшись, возразил Данджерфилд. — Даже больше, чем ему бы хотелось.

Доминика заметила улыбку.

— Не сомневаюсь, что он большой повеса.

Данджерфилд покачал головой:

— Нет, хотя он и кажется легкомысленным.

Доминика задумалась над его словами, а Данджерфилд, запинаясь, продолжал:

— Однако мне бы не хотелось, сеньора, чтобы вы подумали, будто сэр Николас непочтительно относится к женщинам. Напротив, я полагаю, что он любезен с прекрасным полом.

— Любезен! — воскликнула она. — Не понимаю, как вы можете так говорить! Да он просто грубиян! Крикливый грубиян!

— Сеньора, вам нечего бояться сэра Николаса, — серьезно сказал Данджерфилд. — Ручаюсь, он никогда не обидит того, кто слабее его.

— Мне бояться вашего сэра Николаса? Так знайте же, сеньор, что я не боюсь ни его, ни кого бы то ни было! — с горячностью заявила Доминика.

— Смелая девушка! — раздался одобрительный возглас у нее за спиной. Доминика вздрогнула и, обернувшись, увидела Бовалле, прислонившегося к фальшборту. Он протянул ей руку. — Ну что же, раз вы не боитесь его, пройдитесь и побеседуйте с этим крикливым грубияном.

Мастер Данджерфилд молча ретировался, неучтиво покинув даму. Она постукивала маленькой ножкой по палубе.

— Я не желаю с вами беседовать, сеньор.

— Я не сеньор, дитя мое.

— Верно, сэр Николас.

— Пойдемте! — настаивал он, и его ясные глаза смотрели испытующе.

— По вашему приказанию — ни за что, сэр Николас, — высокомерно сказала Доминика.

— По моей самой смиренной просьбе! — Однако его взгляд противоречил этим словам.

— Благодарю вас, мне и тут хорошо, — ответила Доминика ледяным тоном.

— Ну, раз гора не идет… что же, там есть продолжение.

Бовалле очутился возле Доминики, и она инстинктивно отпрянула, испытывая какую-то сладкую тревогу. Он нахмурился и положил ей руки на плечи.

— Почему вы съежились? Неужели вы действительно думаете, что я могу вас обидеть?

— Нет, то есть не знаю, сеньор. Впрочем, мне все равно.

— Смелые слова, однако вы съежились. Как, вы меня все еще так мало знаете? Обещаю, что вы познакомитесь со мной поближе.

— Вы делаете мне больно! Отпустите меня!

Он улыбнулся:

— Каким образом я могу сделать вам больно? Тем, что держу вас вот так?

— Ваши пальцы впиваются прямо до костей, — сердито ответила Доминика.

— Ничего подобного, радость моя, и вы это прекрасно знаете.

— Отпустите меня!