Испытание пламенем - Холли Лайл

Приезжая в отпуск, они каждый раз приглашали Лорин посмотреть слайды.

— Вот здесь на нас напал носорог. Джимми, помнишь того огромного носорога? А здесь мы с партизанами. Они держали нас в горах. Представляешь, нас раздумали расстреливать, только когда мы сказали, что работаем на «Роллинг стоунз». Слава Богу, что у Китти был с собой номер журнала. У тебя он сохранился, малышка? Ну да, правильно. Он сгорел со всеми вещами в том доме. А это мы во время восстания. Местные жители тогда жгли дома всех иностранцев. Вот тут как раз был наш дом. Видишь, какое пламя? Да-да, здесь. Вот это приключение! А вот уже новый дом. Правда, красивый? А здесь он снят сразу после землетрясения. Папочке пришлось откапывать Джимми из развалин, на него рухнул потолок. Помнишь, Джимми?

Эти совместные просмотры слайдов приводили Лорин в настоящий ступор. Сама-то она жила в Кэт-Крике и никогда никуда не ездила и ни в чем не участвовала (а внутренний голос тихонько нашептывал: даже когда ты была совсем малышкой, у тебя хватало здравого смысла ни во что не влипнуть). А ее кузины с мужем в это время сражались с носорогами, попадали в плен к партизанам и дрожали под дулами их автоматов, переживали землетрясения и бог знает что еще. Родители Лорин придерживались точки зрения Кэролайн и ее мужа:

— Чем бы ты ни занимался, детей следует брать с собой. Самое страшное, что можно только представить, это если дети окажутся отрезаны от тебя и нельзя будет воссоединиться.

Однако друзья родителей возмущенно спрашивали:

— Почему они не отдадут несчастных детишек в интернат? Все эти ужасы могут подорвать нервную систему ребенка.

Лорин тоже задумывалась над этими проблемами. У нее было достаточно времени, чтобы посмотреть, к чему приведут эксперименты ее тетушки и дядюшки по вовлечению детей в свои приключения. Джим стал свободным фотографом. Много работал на «Нейшнл джеографик» и, кстати, на «Роллинг стоунз». Дикие животные, парни с автоматами в странах третьего мира, катастрофы… Если его нервная система и была подорвана, он сумел превратить это в неплохой источник заработка. Кейт закупает модную одежду для «Пятой авеню» Сака, знает множество языков, мотается по всему свету в поисках идеального платья для коктейля. На взгляд Лорин, это тоже работа с популяцией диких животных — не так много парней с автоматами, и катастрофы там совсем другого масштаба и иной природы, — но, судя по всему, Кейт счастлива. Ни один из них не пошел тропой Иисуса, на которой истерли себе ноги их родители, но, насколько известно Лорин, ни один не стал ни психопатом, ни серийным убийцей.

А в глубине души по-прежнему звучал обращенный к Кэролайн голос матери:

— Чем бы ты ни занималась, дети должны быть с тобой. Самое страшное, если окажешься отрезана от детей и нельзя будет воссоединиться.

И Лорин думала: «Как это верно, мама. Оказаться в этом глухом лесу и не иметь возможности вернуться… Чтобы я была там, а Джейк — здесь… Нет!»

Значит, Джейк отправится с ней. Путешествие будет… познавательным. Да-да, Кэролайн и Эд всегда так говорили, говорили, что дадут детям образование, которого за деньги не купишь. Время показало, что, похоже, они правы.

Значит, проблему открытых ворот надо решать, и быстро. «Никогда, никогда не оставляй ворота открытыми!» — требовал голос отца, а ведь он, скромный пенсионер, бывший почтовый служащий, по большей части ни в чем не проявлял настойчивости.

Вот только Лорин почему-то не помнит, когда он ей это говорил и почему. На самом деле она почти ничего не помнит и чем больше об этом думает, тем удивительнее кажутся эти пробелы в прошлом. Но она точно знает, отец сказал именно так. И хотя она не понимает, чего следует опасаться, но знает, что выяснять это ей не хочется.

Лорин принесла из гостиной стул, перенесла его в вестибюль и, не задумываясь о том, что делает, просунула его сквозь поверхность зеркала. Стул исчез с мягким хлюпающим хлопком. Мерцающий зеленый свет задрожал, стал закручиваться, сворачиваться в густеющую спираль, меркнуть, уменьшаться, как вода, убегающая в сток раковины.

Лорин не позволяла себе слишком задумываться над своими действиями. Она словно состояла из двух отдельных женщин. Одна понимала, что делает, а вторая металась во тьме. Однако впечатление было такое, будто именно эта беспомощная составляющая руководила основным ходом ее жизни. Теперь Лорин начинала понимать: что-то она прежде упускала, что-то большое, а та ее часть, которая знала, что происходит, молчала, знаниями не делилась. Беспомощная же составляющая была насмерть перепугана и не желала задавать вопросы, словно подозревая, что ответы ей не понравятся.

Сильная думала: «Я только что протолкнула стул через зеркало в другой мир, теперь чудовища не смогут проникнуть в дом, пока мы спим». Слабая же просто насвистывала погромче, чтобы не вникать в такие страшные мысли. Пока эти две особы спорили между собой, Лорин тем временем настроила мозг на голос разума, который тотчас напомнил, что ее энергичный двухлетний сынок очень скоро проснется и начнет действовать. Если она не сможет хоть немного поспать, то предстоящий день ей просто не выдержать. А потому Лорин сделала вид, что не произошло ничего странного, и отправилась спать.

Кэт-Крик

— Эрик, прости, что звоню в такое собачье время, но у нас опять сигнал, и довольно сильный.

Эрик Мак-Эйвери перевернулся в постели, потер глаза и взглянул на будильник. Полчетвертого утра. Он сел, но свет не включил. Может, еще удастся поспать.

— Ну что там?

— Вибрируют все ворота в контуре. Судя по размеру блика, можно предположить несколько вариантов. По большей части абсолютно бессмысленных. Либо что-то проникло из верхнего мира…

— Ерунда.

— …либо что-то распахнуло ворота из нижнего…

— Распахнуло ворота?

— …либо кто-то просто вломился через запертые ворота или… или прорезал новые.

— Бред. — Эрик зевнул, прижал трубку плечом и, продолжая разговор, стал шарить рукой по обе стороны кровати в поисках разбросанной одежды. — Ты говоришь «блик». Ты говоришь «вибрируют». Я так понимаю, что «блик» — это мелочь, которая сама собой проходит. «Вибрация» — незначительное отклонение в потоке ворот. Все это совсем не из той оперы, что «вломился», «прорезал» и тому подобное.

Том Ватсон, молодой, серьезный и не имеющий такого богатого опыта ночных дежурств инженер, усомнившись, пошел на попятную:

— Ну может, сигнал был и не таким, как мне показалось, а ворота не то чтобы вибрировали… Ворота Таббса сломались, а у Джорджа Мерсера ворота так шатаются, что он уже вызвал Вилли их ремонтировать. Остальные уже практически вернулись в нормальное состояние… насколько я могу судить по данным контура… Но что бы в них ни попало, это была крупная штука. Я сам в тот момент был в контуре и… мама моя!

Эрик начал бормотать ругательства еще со слов «Ворота Таббса сломались», и, когда Том добрался до «Мама моя!», он уже натянул на себя какие-то брюки из кучи ношеной, но еще приемлемой с точки зрения чистоты одежды первую попавшуюся рубашку и пару носков. Еще натягивая их, Эрик видел, что они разные. Теперь он шарил ногами по полу в поисках туфель.