Киевский лабиринт - Иван Любенко

Лейб Меерович был совершенно уверен в том, что успех его не был случаен. А разве могло быть иначе? Ведь он свято выполнял правила, которые ему прививали с детства: честно вел дела, не терял понапрасну времени, держался подальше от плохих людей, не говорил лишнего, не гневался, старался быть приветливым, не наживал врагов, отдавал долги и вовремя платил жалованье своим работникам. Даже сотрудничество с ротмистром Штарбергом стало для Гиршмана скорее благом, чем злом. Теперь благодаря жандарму он чувствовал себя вполне защищенным от разного рода мелких неприятностей. Именно мелких, но не крупных, как это случилось второго дня. «Надо же так вляпаться! Только все наладилось — и на тебе! Этот франт с американскими усиками подсунул мне столько фальшивых купюр. Ладно бы только червонцы. Но что, если еще и сотенные?.. Они гроша ломаного не стоят», — расстраивался негоциант и его лоб покрывался испариной.

Правда, подделку он определил не сразу, а только в полдень следующего дня. Гирш обратил внимание, что вторая буква серии на «красненькой» указана «KR» вместо «КЯ».

Отпустив раньше времени старика часового мастера и его молодого помощника, он закрыл магазин и зашагал — благо тут было недалеко — на Крещатик, 16, где располагалось «Киевское учетно-ссудное общество взаимного кредита». Лазарь Самуилович Шефтель — управляющий банком и один из старшин «Авроры» — был на месте. Он выслушал Гиршмана и, взяв червонцы и «радужные», самолично отправился к кассиру. Вернулся минут через двадцать. Вердикт его был неутешителен: все ассигнации фальшивые. И если десятки можно было распознать по ошибочной букве «R», то для сотенных пришлось использовать специальный микроскоп. Только с его помощью удалось заметить небольшие дефекты бумаги по краям купюры, которая ворсилась сильнее допустимого. Впрочем, определить это было не так просто.

Ювелир закрыл лицо руками.

— Слушай, Израиль, наш Бог есть Бог единый… — залепетал он молитву, но прервался и сказал: — Я потерял целых пятьсот тридцать рублей! Это немалые деньги. Может, попытаться ими где-нибудь расплатиться?

— Гоните такие мысли прочь! — строго заметил банкир. — Вы зарабатывали свою репутацию годами, но можете лишиться ее за одну минуту. Как только вскроется факт использования вами подделки, полиция примет вас за одного из участников шайки фальшивомонетчиков. Если вам не дорога собственная жизнь, то подумайте хотя бы об «Авроре». Пятно на вас — пятно на всех членах клуба.

— Что же мне делать? — потирая переносицу, спросил Гиршман.

— Велик и милостив наш Адонай![11]Он обязательно поможет… Забудьте об этих деньгах. Оставьте мне несколько банкнот в качестве образцов для моих кассиров. Остальные — заберите себе. Пусть они будут для вас напоминанием о том, что нужно быть внимательным и осторожным. Мне кажется, сейчас не стоит уведомлять об этом полицию. Кто знает, насколько они вам поверят.

— Вы правы, — вздохнул Лейб, засунул несколько ассигнаций в бумажник из шагреневой кожи и поплелся к дверям.

Уже на улице, бесцельно глазея по сторонам, он вдруг заметил, как из магазина модной одежды «Шик паризьен»[12]вышла та самая дама с родинкой над правой губой, для которой и были куплены часы-кулон. На этот раз Лейб решил не торопиться. Он, точно опытный филер, бродил за ней по пятам, надеясь встретить ее недавнего спутника и потребовать от него либо возврата вещицы, либо оплаты покупки настоящими деньгами. Только проездив за дамой два с лишним часа, он так и не дождался появления того самого господина. Теперь ничего не оставалось, как «проводить» ее до дома.

Перед трехэтажным особняком на Миллионной улице, куда вошла незнакомка, на глаза Лейбу попался дворник. За серебряный двугривенный тот поведал, что сия госпожа есть «ее превосходительство баронесса Мария Константиновна Красицкая». Ее муж, старше ее лет на пять, сам водит заграничную моторную коляску. Барон еще не приехал.

«Что ж, вполне удачный вариант. Семейка не бедствует, — рассудил ювелир. — Надобно заглянуть к дамочке прямо сейчас, пока нет ее благоверного, и рассказать ей обо всем, как есть. А впрочем, — в голове у него мелькнула хитрая мыслишка, — в таком деле торопиться не следует. При должном старании можно и гораздо больший профит получить… Правда, придется изменить своим правилам, но ведь и я обманут. Неужели я не могу восстановить справедливость в двух- или трехкратном размере?» — Не раздумывая больше ни минуты, он нажал на пуговицу электрического звонка.

III

— Разрешите представиться: Лейб Меерович Гиршман. Имею салоны «Часы и драгоценности Л. Гиршмана» в Киеве, Одессе, Харькове и Житомире. Вы меня припоминаете? — переминаясь с ноги на ногу выговорил торговец. — Второго дня я продал вам часики. Ваш спутник — этот молодой красавец — заплатил за них пятьсот тридцать рубликов. Помните?

— Ах да, конечно, — пролепетала миловидная дама и смутилась. Над ее верхней губкой, как раз там, где поселилась родинка, забилась маленькая нервная жилка.

«Господи! До чего же она прекрасна», — невольно изумился визитер.

— Как часики? В порядке? — расплывшись в натянутой улыбке, справился он.

— Все прекрасно. — Она пожала плечами. — А что?

— Вы позволите мне присесть? — теребя край котелка, осведомился Гиршман.

— Да-да, конечно. Присаживайтесь, куда вам будет угодно. — Она указала рукой на стул и кресло. Сама опустилась на край дивана. — Простите, что сразу не предложила, но вы появились так неожиданно. Вот я и вышла к вам по-домашнему, в пеньюаре. Не обессудьте.

— Нет-нет, ничего, — сконфуженно забегал глазами ювелир, стараясь не смотреть на открывшуюся коленку хозяйки.

— Итак, я вас слушаю…

— Простите-с… — Он поднял глаза и изрек извинительно: — Я даже не знаю, как вас величать.

— Ах да, — поправляя непослушную прядь волос согласилась очаровательная брюнетка. — Моя постоянная забывчивость… Я баронесса Красицкая, Мария Константиновна.

Лейб Меерович скромно кашлянул в кулак и пояснил:

— Так вот-с, деньги, которые заплатил ваш… знакомый… оказались фальшивые. Извольте убедиться, сударыня. — Он вынул портмоне и достал свернутые вдвое купюры.

— Как это? — оторопело вымолвила дама, хлопая длинными ресницами.

— А вот смотрите, — уже смелее заговорил гость. Он поднес десятку к свету. — Здесь вместо русской буквы «Я» стоит латинская «R». Где такое видано? А сотни я носил в банк. Их рассматривали под микроскопом. Все до одной поддельные. Вот так-то, мадам…

— А вы уверены, что это именно мы вам дали эти ассигнации?

— Помилуйте! А кто ж еще? — торговец удивленно воззрился на собеседницу.

— Насколько я помню, там была еще одна пара, — неуверенно произнесла она.