Море вверху, солнце внизу - Джордж Салис

шестерик пива. Табурет предупреждающе крякнул, когда он на него плюхнулся.

— Тут в соусе едва ли щепотка «призрачного перца»[12], но этого достаточно, чтобы у большинства из задницы дым пошел. А прикинь, если засадить целую связку.

Чарльз вытянул жестянку из пластиковой упаковки и передал Адаму.

Разговаривая с наполовину высунутым языком, тот сказал: «Пивом жажду не утолить».

— Будь мужиком. Оно загасит огонь.

Они оба потянули за кольца жестянок, из которых синхронно вырвалось такое приятное п-шшш.

— Ты когда-нибудь высирал пробку?

Адам прополоскал рот жидкостью с зерновым пивным вкусом, а затем вытерся салфеткой.

— Что?

— Ну, понял, когда затвердевший кусок с шумом вылетает, а потом одна жидкость?

— Я, вообще-то, ем.

— Такая еда всегда так выходит, по крайней мере, у меня. Просто предупредил.

Нахмурившись, Адам втянул шею, набив рот щиплющей курятиной, и залил вдогонку еще пива. Во рту всё горело, словно после иглоукалывания.

— А как насчет срачки-изнасилования, — продолжал Чарльз, — когда выходит так херово, что кажется, будто тебя трахают в жопу?

— Боже, Чарльз.

— Это чистой воды халатность с твоей стороны.

Чарльз потянул пиво и посмаковал, как вино, короткая тонкая полоска пены появилась на его губе, затем сделал затяжной глоток.

— Ты вообще собираешься есть?

— Я уже почти приступил, — Чарльз потер руки и измерил запас крылышек и пиццы. Подняв глаза на Адама, он спросил: «А знаешь, что японцы удумали?»

— Застольный разговор для поднятия аппетита продолжается? — Адам бросил крылышко обратно на тарелку, соус на которой приобрел слегка багряный оттенок из-за ряда перегоревших черных ламп на потолке.

— Че ты такой нежный, Эмили Пост[13].

— Ладно, валяй.

— Там действительно можно изменить температуру сидушки, а когда справишься, тебе на задницу брызгает водой. Кто бы мог подумать, что япошки так пекутся о своем комфорте?

Вновь сложив пиццу, Чарльз откусил большой кусок, и мышцы в углах его челюсти растягивались, пока он жевал. Через несколько мгновений Чарльз запрокинул голову назад и проглотил пищу. Потом ткнул в то, что осталось от пиццы в его руке, и сказал: «А сейчас эта…»

Скрежет пьезы с щелчком, затем бульканье пузырьков. Словно муха на стене, Дэниэл, всё так же в очках, сидел в тени на краю кушетки. Он демонстративно выставил бонг в форме космического челнока НАСА.

— Ты видел его раньше?

— Твою мать, нет. Хоть бы поздоровался, лупоглазый ублюдок.

— Чувак, я спал, пока меня не разбудили разговоры про движуху в ваших кишках. Я накуренный, ну, в говно, — ответил Муха, уставившись на практически недвижимый расплавленный парафин лавового светильника в полутора метрах от него. Небрежным движением он протянул бонг Чарльзу, который был занят вторым куском пиццы, а затем Адаму.

— Спасибо, не хочу.

Дэниэл пожал плечами и еще раз со свистом затянулся. Потом поставил громоздкий бонг на ближайшую подставку.

— Я думал, что это стопудово мне снится, когда учуял пищу богов.

— От меня тебе ничего не перепадет, — сказал Чарльз, приступая к следующему куску.

— Если можешь подойти, то я дам тебе пару крылышек, — поддразнил его Адам.

Дэниэл вздохнул: «Это жестоко, необычайно жестоко».

Чарльз сгреб одно из жгучих крылышек Адама, — Эй! — и швырнул Мухе. Удар пришелся прямо в лоб и оставил на нем ярко оранжевое пятно из острого соуса.

— В яблочко!

— Ааа, что за…? — он утерся и посмотрел на пальцы, словно они были в крови. — Я видел, как оно вращается в замедленном воспроизведении, но не смог вовремя пошевельнуться. Ублюдок.

— Похоже, тебе лучше еще поспать, — сказал Адам.

— Мне нужна моя черная вдова.

За то короткое время, что Айрин была на Базе, Дэниэл безрассудно ею увлекся. На смену его застенчивости пришла ее уверенность, ее церемонность смягчилась его простотой. По мере проведения тренировочных занятий Адам наблюдал, как постепенно они меняли друг друга. Айрин стала чаще смеяться, игриво шлепая Дэниэла по груди или плечу, и, зарядившись от нее, потирая руки, он общался с остальными куда уверенней, предлагая варианты улучшения подготовки и тому подобное.

— Думаешь, можешь с ней справиться? — спросил Чарльз.

— Эти песочные часы в ее нижней части. Боже. Черт. Я вижу, как я барахтаюсь в паутине, а она подбирается ко мне. Или еще лучше, я вижу ее в черном трико с таким выражением лица, будто она хочет надрать мне задницу.

Адам заглушил кулаком отрыжку и сказал: «Кто она такая, одна из Мстителей?»

— А я всего лишь муха.

— Я обратил внимание на странное ощущение, что она — повелительница, а ты — раб.

— Малыш Дэнни упустил это из виду, — сказал Чарльз. — Подожди, она узнает свое прозвище.

— Нет… нет. Я приобрел. Понимание. Именно она мне объяснила: «Осторожно, Дэниэл. Черная вдова съедает самца». Конечно, я ее рассмешил, а она рассмешила меня, мы говорили о спорте и путешествиях, о разном — но она столько всего добилась, награды, рекорды. Я — расходный материал, неудачник, проживший здесь всю свою жизнь. У меня есть эти составные глаза, моя маска, — он попытался стянуть защитные очки, они вырвались и упали на пол, — и они ни черта не помогают, наоборот, с ними еще хуже.

— Дэниэл. Мы все видим, как Айрин смотрит на тебя. Скажи, Чарльз.

Потягивая уже третью банку, Чарльз вытер рукавом рот и сказал: «Да не парься из-за этого, малыш Денни. Это ж и так понятно, что между вами что-то есть. А если нет, Реджи первый расскажет, сколько девчонок приходит сюда, чтобы к нам пристегнуться». Он наклонился вперед, сложил руки на коленях и начал водить головой по сторонам, как тираннозавр, оглашая помещение громкой отрыжкой, затем подул в сторону Дэниэла, чтобы убедиться, что желчная вонь дойдет и до него.

Округлив глаза, Адам сказал: «Это, возможно, твой новый рекорд».

— Можете засунуть свои страпоны и дилдо, или что там еще у Реджи в арсенале, ему в очко, — сказал Муха, не обратив внимания на гортанное извержение Чарльза. — Каждый раз кто-то другой, каждый раз. — Он вытянул руку вперед. — Рыбы в море. Реджи — педофил, как по мне. — Убирая руку, он столкнул бонг на пол, из-за чего тот треснул посередине фюзеляжа. Тошнотворная лужа образовалась вокруг его очков. — Вот дерьмо.

— Как будто до этого здесь не воняло, словно в труханах у бомжары.

— Виноват, виноват… щас уберу.

Но Дэниэл не шевельнулся, голова его откинулась, постепенно опускаясь, пока не сравнялась с кушеткой.

— Хьюстон… у нас…, — и он снова вырубился.

Заходя с черного хода, Айрин спросила: «Тут что, кто-то шмаль курил?»

— Он немного того, — ответил Адам.

Она увидела место крушения бонга перед кушеткой, затем разглядела Муху.

— Бедолага.

Чарльз поднял пиво: