Апогей. Часть 1 - Руслан Темир

тон на серьезный. — Мы же там вчера оба были. Я тоже все это видел и пережил. Только моя психика уже травмирована, я с этим живу несколько лет. А для тебя это было впервые. Я прекрасно понимаю, что может произойти с неподготовленным человеком, пройдя он через такое. И твое поведение сейчас только подтверждает, что прошедшая ночь не прошла бесследно. Знаю, о чем говорю, сам себя так же вел, и ты знаешь, к чему это привело.

— Ты хочешь сказать что я слабак? — Юлаев скрестил руки на груди.

— Нет. Не додумывай за меня. Наоборот, говорю, что ты самый нормальный человек. А крыша от такого может поехать даже у самых ментально сильных людей. Это не показатель крутости или выносливости. Только человек, с психологическими отклонениями, может пережить такое и никак не отреагировать. Вот если бы ты сегодня ходил веселый и бодрый у меня было бы намного больше вопросов. Самое главное — не замыкаться, не уходить в себя. Поделись с кем-то своими переживаниями и мыслями, да хоть со мной.

— Я в порядке, мне не нужна психотерапия.

— Не отталкивай тех, кто хочет тебе помочь и не будь дураком. Ты сам прекрасно понимаешь, что ты не в порядке. Блин, ты совершаешь ровно те же ошибки, что и я. Когда Миры не стало, я обозлился на весь мир. Ненавидел буквально каждого, и себя, в том числе. Братья, Альберт и Герман, всеми силами пытались вернуть меня к нормальной жизни. Сейчас я это понимаю, но тогда воспринимал их опеку прямо как ты сейчас нашу. Мне казалось, что они хотят показать мои слабости, что они не понимают меня, что им важно лишь продемонстрировать свое превосходство. От этого я зарывался глубже и глубже, пока не провалился в пропасть маниакально-депрессивного синдрома и не поселился в психушках. Будь я хоть немного сильнее или умнее, то не отказывался бы от помощи, послушал братьев и избежал бы того, что разрушило мою жизнь и добило родителей. Да, это моя вина. Потерять одного ребенка — самое тяжелое, что может испытать человек в жизни. Но видеть, как на твоих глазах сходит с ума и гробит себя второй — этого они не вынесли. Сначала мать, приступ сердца. Злая ирония жизни, отец — один из лучших кардиохирургов в стране, и его жена умирает от приступа. Через полгода не стало и папы, не смог он жить без двух детей и любимой, для него семья была всем. Так что ПТСР ранит не только тебя, он отравляет все вокруг своими липкими лапами. Один ты из этого не выберешься, поверь.

Тимур молча смотрел в одну точку, слушая, но ни как не реагируя на слова.

— Я тебя ни о чем не прошу. Тебе не надо ничего делать. — Продолжил Марк. — Просто не отгораживайся. Вот Джавид на первый взгляд взбалмошный и вечно шутит, но у него золотое сердце. Он реально переживает за тебя и хочет помочь, по себе знаю. В любой момент можешь прийти ко мне. Я в этих ботинках намотал не одну тысячу километров и стер ноги до крови. Что для тебя сейчас ново, для меня уже привычно. Больше всего не хочу, чтобы ты превратился в мое подобие. Это не жизнь. И дня не проходит, чтобы я не жалел о совершенных ошибках.

— Вот это тебя разобрало на откровенность. — Пробурчал Тимур.

— Ну кто-то же должен начинать. Я первый раз озвучил эти мысли. И, знаешь, стало легче. Ты тоже попробуй. Вроде просто слова, а действуют волшебно. Сам раньше ненавидел задушевные беседы с мозгоправами, но им на тебя все равно, они лишь выполняют свою работу. А вот так поговорить с другом, этого мне не хватало, даже очень.

— Что же ты не стал с нами говорить, когда сбежал из «Истока»? — Парировал Тимур.

— До тебя не достучишься… — Выдохнул Сахаров. — Потому что был дураком, обиделся. Задело, что вы во мне усомнились. Изнасилование — жесточайший триггер для меня. Потерял над собой контроль, вспылил. Когда уединился, остыл и осознал, что рубанул с горяча. Вы тогда тоже хороши, и не говори, что вы не сомневались. Я, может, и псих, но такое понять могу. Ладно, не буду тебя грузить. Хочется оторваться и выплеснуть накопившееся, валяй. Если станет от этого легче, то ты вправе делать что в голову взбредет. А как захочется поговорить, знаешь где меня искать. Судя по всему, я еще не скоро выберусь из этой палаты.

Тимур молча кивнул и направился к выходу.

28 сентября

9.43 по московскому времени

Завершая утренний обход пациентов, Мила подошла к последней палате, расположенной ближе всего к операционной. Открыла дверь и на секунду застыла. Воеводов лежал с открытыми глазами и смотрел в окно.

— Очнулся? — Людмила подошла и посмотрела на показатели прикроватного монитора: пульс и давление в норме.

— Я в «Истоке»? — Сиплым голосом спросил Вадим.

— Да. Меня зовут Людмила, можно просто Мила. Врач. Проводила твою операцию.

— Сколько я был без сознания?

— Четыре дня. Я я думала, что пробудешь в коме намного дольше.

— В коме? Сильно меня потрепало?

— Достаточно. С кровати вставать пока нельзя — швы разойдутся. Зашили тебе несколько артерий. — Мила осмотрела повязки, чистые, следов проступающей крови почти нет.

— Что с моими людьми? Сколько выжило? — Вадим на мгновение зажмурился. — Что с Максимом?

— К нам поступило тридцать семь человек. Всем оказали необходимую помощь. Среди раненых никого по имени Максим нет. — Сказала Мила, как можно мягче.

— Сука… — Выдавил через зубы Воеводов. — Прости, это я не тебе. Вырвалось. Ты можешь позвать ко мне кого-нибудь из ребят? Князева, Прайса, Тимура или Марка.

— Марк лежит в соседней палате, тоже после операции. Стив последние дни отсутствует на базе. Свяжусь с Тимуром или Сашей и сообщу им.

— Хорошо. — Вадим опять отвернулся к окну. — Спасибо за старания, но не стоило меня вытаскивать с того света.

* * *

Услышав шаги в коридоре, Воеводов лег чуть выше, стараясь принять полусидящее положение. Это Князев, сто процентов, узнал его сразу по манере ходить — шаг вальяжный, расслабленный, и немного хромает на правую ногу. Дверь открылась, точно Саша, не ошибся.

— Привет. Звал?

— Да. Присаживайся. У меня много вопросов. — Непривычно смотреть на людей с уровня их пояса, даже сесть нельзя.

— Быстренько ты оклемался. Четыре дня назад вообще не знали, выживешь ты или нет. — Князев развернул стул и облокотился на спинку.

— Думал что Юлаев придет. Хотел расспросить о своих.

— Тимур сейчас не в кондиции. Он пьет с того вечера. Пытались его вразумить, бесполезно. Хотя бы в квартире сидит, перестал гонять по базе ночью на квадроцикле. Я уж думал или сам убьется, или кого-нибудь покалечит. Пусть по бунтует немного, потом отпустит.

— Не отпустит. — Вадим цокнул языком. — Пацан насмотрелся. Он в буквальном смысле слова в аду побывал. Оставите его в таком состоянии — пиши пропало. Или пулю в лоб пустит, или сопьется.

— И что прикажешь с ним делать? Мы все пытались с ним разговаривать, он только огрызается. У нас здесь нет психиатров.

— Приведи его потом ко мне, поговорю с ним. Уже не раз сталкивался с подобными случаями. Как там мои люди?

— Хм… большинство здесь, по соседству. Целыми выбралось человек двадцать. Они сейчас в «Востоке» под командованием Серго, помогают с пленными.

— Серго? — Воеводов удивленно вскинул бровь.

— Да. Он вызвался нам помогать. Сказал, что нечего людям зря сидеть.

— Молодец, правильно сделал. Остальные сильно ранены?

— Четверо уже никогда не встанут в строй, потеряли конечности. Остальные со временем поправятся, физически точно. А вот морально — не знаю. Они не ровня тебе и Марку, так же как и Тимур, могут словить ПТСР. — Князев посмотрел на стены, представляя как лежат в прилегающих палатах раненые и что им снится.

— Ясно. А Максим? Со мной был, на верхних этажах.

— Когда Юлаев с Марком к вам добрались, один из нуклиевцев вас из подствольника накрыл, Марк рассказал…

— Это я помню, с Максом что?

— Один из твоих ребят закрыл тебя от взрыва своим телом. Здоровый такой, бритый на лысо. Он не выжил, осколок угодил в затылок.

Воеводов закрыл глаза. Такая жертва, а ради чего? У него хватило бы времени сигануть за бетонные обломки и спасти себе жизнь. А он выбрал защитить собой командира…

— Соболезную. — Тихим голосом сказал Князев.

— Это лишнее. — Вадим сглотнул. — Что вы дальше планируете? Моя вылазка провалилась. Нуклий еще цел и невредим. На мою базу под Майкопом они не полезут, знают, что штурмовать военный объект повышенной секретности — сущее самоубийство. Первым делом анклавовцы захотят реваншировать проваленную высадку.

— Мы уже