Наследие последнего тамплиера. Кольцо - Хорхе Молист

— Привет, Кристина! Это Луис Касахоана. Помнишь меня?

Луис? Едва включилась моя память, как возник образ улыбчивого мальчика-толстяка с пухленькими щечками. Луис — кузен Ориоля.

— Луис! Ну конечно, я помню тебя! — Я обрадовалась, услышав его голос. — Непостижимо! Как ты узнал номер моего телефона? Ты, случайно, не в Нью-Йорке?

— Нет. Я звоню из Барселоны. Извини за столь ранний звонок, но я хотел застать тебя дома до того, как ты уйдешь на работу.

— Ну, так я здесь.

— Нотариус пригласил тебя на оглашение завещания моего дяди?

— Да. Вот уж неожиданность!

— Надеюсь, ты приедешь?

— Да.

— Прекрасно! Скажи когда. Я встречу тебя в аэропорту.

— Спасибо. Ты очень любезен, Луис. А что у Ориоля? Я много думала о вас с тех пор, как получила письмо от нотариуса.

— У Ориоля все в порядке. Я потом тебе расскажу. Но звоню я для того, чтобы предупредить тебя кое о чем.

— О чем же? — встревожилась я.

— Энрик присылал тебе перед смертью картину?

— Да.

— Так вот, спрячь ее в надежном месте. Кое-кто проявляет к ней большой интерес.

— Что ты говоришь!

— Да. Эта картина имеет какое-то отношение к завещанию Энрика.

— Какое?

— Пока это только слухи и мои подозрения. Я узнаю это точно после оглашения завещания.

— Но скажи мне, о чем говорят. — Любопытство снедало меня.

— Полагаю, на этой картине есть что-то связанное с наследством. Это все.

Я молчала. Те, кто проник в мою квартиру, искали картину. И знали, что она поместится в чемодане. Бог мой! Что кроется за всей этой мистикой?

— О чем идет речь?

— Не знаю. Приезжай в Барселону, и мы все выясним первого июня. — Я молчала и думала. Луис снова заговорил: — Знаешь, ходят слухи…

— Нет, ничего не знаю. Откуда мне знать, если я живу здесь?

— Говорят, будто мой дядя перед смертью искал сокровище, — Луис понизил голос.

— Сокровище? — Мне не верилось. Это напоминало истории, придуманные Энриком, и восхищавшие нас, детей. Он даже затевал для нас троих игры, где мы искали сокровища и азартно носились по его огромному дому на проспекте Тибидабо. К этим играм прилагались нарисованные им схемы. Мой крестный отец остался в моей памяти творческой натурой. — Сокровище! Это очень похоже на Энрика.

— Да, сокровище. Но это уже настоящее, — подтвердил Луис так тихо, что я едва поняла его. — Однако до первого июня мы ничего не узнаем.

Я немного подумала. Перебрав свои детские воспоминания о моем собеседнике, я тут же отвергла историю с сокровищем. Луис всегда был мальчиком доверчивым и склонным к фантазиям. Но я понимала, что он не ответил на вопрос, живо интересовавший меня.

— Луис?

— Что? — Он снова заговорил обычным голосом.

— Как ты узнал номер моего телефона?

— Легко. — Луис усмехнулся. — Нотариус — друг нашей семьи. А твой адрес вовсе не засекречен. Он нанял человека, чтобы тот отыскал тебя в Нью-Йорке. Похоже, эти места притягивают к себе всех людей по фамилии Вильсон…

Повесив трубку после разговора с Луисом, я сразу же позвонила отцу:

— Дэдди, извини, что разбудила… да, картина, которую мне прислал Энрик в подарок на Пасху. Да, та самая, с Девой Марией. Пожалуйста, отнеси ее сегодня же в банк. И пусть она хранится там в сейфе…

«Сокровище, — думала я, все еще стоя у телефона. — Черт побери, настоящее сокровище! — Потом недоверчиво покачала головой. — Дудки! Мы уже взрослые… хотя Луис, похоже, почти не изменился. Навсегда останется недостаточно взрослым для своего возраста. Маленький дурачок!»

Надев спортивную одежду (Майк — сугубо мужскую, я — слегка кокетливую), мы бегали более получаса, и мне стало трудно выдерживать заданный им темп. Оставалось либо попросить его сбавить темп, либо отстать. Но я не хотела просить Майка о передышке. Ему же нравится показывать, что он сильнее. При этом он выпячивает грудь и высокомерно смотрит на меня. А мне нравится повторять, что я более рассудительна, поэтому время от времени я разыгрываю какую-либо сцену.

Сцена с подвернувшейся лодыжкой — классическая. Я делаю вид, что мне больно, и лицо Майка выражает озабоченность. Я жалуюсь, и он поворачивается, словно хочет сказать: «Опять то же самое», но все же приходит на помощь. Майк массирует мне ногу, я опираюсь на него и порой не могу сдержать улыбки, когда он нагибается, чтобы приподнять лодыжку, и не видит моего лица.

— Тебе больно? — встревоженно спрашивает Майк, не подозревая о том, что я едва сдерживаю смех.

— Немножко, — отвечаю я таким тоном, который внушает сострадание, — но ты очень успокаиваешь боль. Это удивительно.

Если же сдержать улыбку все-таки не удается, то я говорю, что мне щекотно. Иногда, переведя дух, я делаю стремительный бросок, и тогда отстает Майк.

В таких случаях он, смеясь, сетует на то, что я обманываю его, а я все отрицаю. Порой я симулирую учащенное сердцебиение и проблемы с дыханием.

В этот день все было иначе.

— Майк, — крикнула я, когда он, не замечая меня, опередил меня на несколько метров. Обычно он оправдывается тем, что ему нужен более энергичный темп, чем тот, который задаю ему я.

— Что? — ответил он, не сбавляя темпа.

— Я уезжаю.

— Что значит «уезжаю»? — Он остановился, чтобы подождать меня, и посмотрел на часы. — Но мы бегаем немногим более получаса. Я только начал разогреваться.

— Я уезжаю в Барселону.

— Да, мы поедем в Барселону, но до отъезда остается еще несколько недель.

— Нет, Майк. В Барселону еду я. Одна.

— Одна? Но ведь мы договорились, что я составлю тебе компанию!

— Я передумала.

— Но мы уже приготовили все, чтобы ехать вместе! Это стало бы для нас чем-то вроде предварительного медового месяца. — А теперь ты сообщаешь мне, что собираешься ехать одна!

— Послушай меня, — взмолилась я. — Пойми. Эта поездка уже много раз срывалась. Это своего рода путешествие в мое прошлое — на встречу с собой. Я должна сделать это одна. Многое непонятно для меня: отношение к этому моей матери, смерть моего крестного. Там я могу столкнуться с неприятными неожиданностями.

— Вот потому-то я и должен поехать с тобой.

— Нет, мне следует все взять на себя. Я много думала об этом и приняла решение. Послушай, Майк, быть вместе — восхитительно, и для меня нет ничего более привлекательного, но ради того, чтобы наша любовь длилась вечно, нам нужно с уважением относиться к взаимным потребностям. Бывает, что хочется остаться наедине с самим собой.