Аквалон - Илья Новак

Гельта подалась вперед, увидела торчащую наискось под окном короткую железную трубу, одну из тех, что предназначались для флагов – ими дворец украшался в праздничные дни, – и крепко обвязала вокруг нее угол платка. Ветер подхватил красную ткань, та развернулась, заполоскалась в сильных порывах. Девушка провела ладонью по шершавой поверхности – дворец, как и стена, отгораживающая гору от порта, был сложен из больших глыб кораллового камня. Спрыгнув на пол, принцесса затворила окно, разгладила одежду и направилась к двери.

* * *

Экуни Рон ожидал ее в коридоре. В сопровождении служанки-туземки и чернокожего охранника они спустились во двор, окруженный дворцовыми постройками, прошлись вдоль стены, посетили небольшое святилище канструктианской церкви, где перед алтарем в виде Зева – каменной воронки, украшенной белыми изразцами, – молился священник. Заглянули в конюшню и на арену. Там Трэн Агори наблюдал за тем, как несколько молодых стражников учатся обращаться с саблями. Самое большое впечатление на принцессу произвели конюшни: до сих пор она видела лошадей лишь на картинках, да еще когда ее спасли от пирата, но тогда она слишком плохо чувствовала себя и мало что запомнила.

В поведении принца по отношению к ней присутствовало что-то покровительственное, почти отеческое, хотя разница между ними составляла меньше десяти лет. Заметив, с каким любопытством и опаской Гельта рассматривает стоящих в стойлах скакунов, Экуни сказал:

– Я подарю вам лошадку. Небольшую, здесь их называют пони. Теперь идемте, вас хотела видеть королева.

Покои владычицы Суладара располагались в большом здании возле башни, где поселили гостью. Эола встретила их в зале с разноцветными витражами; седовласая старуха, даже облаченная в пышные одежды, казалась едва заметной на огромном тяжелом троне из красного дерева. Он стоял на устланном коврами возвышении в центре зала.

Принц поклонился и открыл было рот, чтобы представить принцессу, но королева заговорила первой – резкий каркающий голос донесся из кучи парчи и шелка:

– Это она? Подойди ближе! Эй, ближе! – Эола беспокойно заворочалась, приподнялась и повелительно замахала сморщенной лапкой, украшенной многочисленными золотыми браслетами и кольцами. Гельта несмело приблизилась к возвышению, а королева прокричала, будто гостья стояла где-то далеко: – Ближе, что же ты медлишь?

Когда принцесса встала прямо перед ней, Эола ухватила ее за подбородок, повернула голову, рассматривая гостью белесыми, будто выцветшими глазами. Сверкание драгоценностей, что усеивали широкий золотой круг на седой голове, ослепило Гельту. Рон молча стоял позади.

– Сестричка! – вдруг продребезжала королева. – Слышишь, Экуни, Эк, мальчик мой! У тебя могла быть такая же младшая сестричка, если бы негодяи не убили твоего отца. Красивая девочка, ты решил жениться на ней? Король был бы не против, нет… Рон, он никогда… – Эола забормотала что-то неразборчивое, вдруг всхлипнула и оттолкнула растерянную Гельту.

– Королева несколько не в себе с тех самых пор, как умер отец, – произнес Экуни, выводя ее из зала. – Уже много лет… Вы устали? Я отведу вас в ваши покои.

Вновь оказавшись в спальне, Гельта сняла ожерелье, еще немного полюбовалась на него, спрятала в оставленный принцем футляр, а футляр положила в сундук. Переодевшись, она раскрыла окно, выглянула: красный платок полоскался на ветру. Принцесса прилегла на постель и замерла, бездумно уставившись в высокий потолок. До ее свадьбы оставалось совсем немного.

На другой стороне улицы показались четверо высоких молодых туземцев с ножами и короткими дубинками в руках, одетые чуть лучше большинства островитян: помимо штанов, на них были еще и жилеты. Бритую голову каждого опоясывала кожаная лента, спереди на которой был вышит треугольник. Его стороны образовывали рапира, меч и ружье – знак принадлежности к прокторам, туземным служителям закона. Прокторы подчинялись Уги-Уги и вооружены были не так хорошо, как, допустим, дворцовая охрана или стражники из порта в Королевском городе: огнестрелов им никто и не думал давать.

Возможно, это и спасло Гану. Это, и еще то, что умом прокторы не блистали: вместо того чтобы просто идти по улице, а поравнявшись с преступником, наброситься и скрутить, они издалека замахали руками и завопили угрожающе. Потом ринулись вперед, но к тому времени На-Тропе-Войны решил, что убивать слуг туземного монарха днем, посреди улицы, на глазах у начавших появляться после дневной жары горожан не стоит. Он побежал прочь.

Прошло некоторое время после того, как беглец покинул негостеприимный дом торговца Диша Длога. Скорее всего, сам владелец фактории и натравил на него прокторов. Гана свернул, перепрыгнув через невысокую ограду, чуть не наступил на прикованного возле конуры пса, пытаясь избежать длинных зубов, вскочил на крышу конуры, с нее – на ветви дерева, а потом на покатую тростниковую крышу туземной хижины. Она, конечно же, провалилась под беглецом, но в доме никого не оказалось, никто не попытался задержать его и не поднял крик. Прокатившись по земляному полу, На-Тропе-Войны выпал через завешанный старой мешковиной проем, поднялся и помчался дальше.

Впереди были причалы. Топот ног, несколько мгновений назад стихший, зазвучал вновь: прокторы наконец сообразили, куда подевался преступник, и устремились за ним. Останавливаться и пытаться объяснять им что-либо не имело ни малейшего смысла: белому, да к тому же богатому торговцу поверят скорее, чем пришлому метису… которому вообще никто не поверит, что бы он ни говорил. Гана опасался прокторов и по другой причине: Рон Суладарский мог связаться с туземным монархом и описать внешность того, кто похитил Гельту де Алие.

С невысокого пригорка открылась бухта, треугольником вдающаяся в остров. Узкая ее часть, от которой к горе и текла река, называлась мелкооблачьем – там виднелись деревца и верхушки выступающих над эфирными перекатами камней. Между невысоким косогором, где очутился беглец, и северным берегом Наконечника тянулась земляная дорога, вдоль нее росли кусты и редкие деревья. По дороге ехало несколько телег. Дальше были склады, лодочные дома, выходившие прямо в облака, настилы и причалы, а еще дальше среди пуховых перекатов стояли эфиропланы. Теплый ветер подул в лицо Гане, развевая волосы. Он подался вперед, собираясь прыгнуть с косогора, и тут дубинка, которую швырнул один из преследователей, ударила в плечо.

На-Тропе-Войны развернуло вокруг оси, он упал на бок на самом краю. Прокторы были в нескольких шагах позади, бежали со всех ног, вздымая облако пыли. Упираясь в землю локтем, Гана выдернул из-за ремня двуствольный пистолет купца и выстрелил в грудь одного из преследователей, после чего, чуть сместив кисть, нажал на второй курок. Но после первого выстрела, как только раненый с воплем схватился за грудь, остальные попадали в пыль – следующая пуля пролетела у них над головами. И все равно это дало беглецу несколько лишних мгновений; сунув пистолет за пояс, он подался назад и покатился с косогора.

Он упал в кусты, что росли на краю дороги. Сразу же вскочил, развернулся и побежал.