Крах каганата - Михаил Казовский

Бракосочетание провели на правом берегу Волги. «Царь царей» — каган — удостоил церемонию, но издали, появившись на балконе своего дворца, но не покидал собственного острова; подданные пали перед ним на колени, и по-прежнему, из-за дальнего расстояния, ни один из смертных не увидел в подробностях черт его лица.

Ханна в белых одеждах выглядела празднично и светло; вьющиеся чёрные волосы не были скреплены ни заколками, ни шпильками и свободно падали на её плечи; голубые глаза ликовали от свалившегося на вдову счастья, а большие сочные губы то и дело складывались в улыбку. У невесты не возникало мыслей — нравится ей Иосиф или не нравится, люб или не люб. Он — каган-бек! По велению которого могут рушиться города, погибать народы, строиться дворцы. А она выходит за него замуж. Делается вровень. Станет матерью нового царя. Перед этой честью меркли все душевные и телесные недостатки самодержца как человека. Будь он трижды хром, убог или же горбат — Ханна приняла бы его предложение сердца и руки. А теперь и вопросов нет — симпатичный такой мужчина, крепкий, ловкий. Лихо танцевал в первый день застолья, горячо шептал в розовое ушко невесты: «О, кудесница! Я сгораю от нетерпения, весь дрожу в предвкушении сладостного мига!» Ирма бы сказала на это с иронией: «Ваше величество, выпейте шербета со льдом и немного остыньте, а не то вы меня спалите; я боюсь, на моей щеке от вашего жара выступят сейчас волдыри!» Но наследница раввина Ицхака отвечала просто: «Так чего мы ждём? Наша опочивальня давно готова».

О, как страстно целовал самодержец обнажённые налитые груди новобрачной, белоснежные, сдобные и душистые, ненасытно хватал губами бледно-розовые соски и, не в силах справиться с вожделением, в первый раз ею овладел, двух тагов не дойдя до постели, прямо на полу, на ковре! Царь проник в неё так неистово и так резко, что она даже вскрикнула от внезапной боли. Но потом расслабилась и, войдя во вкус, отдалась всецело, помогая синхронными извивами стана и едва не лишившись чувств в апогее финальных судорог.

Отдыхая, предводитель хазар вновь подумал: «Вот ещё одно преимущество перед Ирмой: той в любви не хватало ярости. Превратила всё в супружескую обязанность. Больше наслаждалась охотой, верховой ездой и дискуссиями с раввинами. А у этой энергии в нижней части тела много больше, чем в верхней!» — и смеялся на свои мысли не без ехидства.

Словом, их семейная жизнь началась неплохо.

А в последних числах месяца Кислева, накануне праздника Хануки, под балконом дворца «царя царей» совершилась казнь. К трём деревянным лавкам были привязаны три наследника Иосифа: старший — Давид, средний — Эммануил, младший — Элия. И джавши-гар Авраам Левит — вроде немощными, но на самом деле цепкими руками, — затянул у мальчиков на шее шёлковый шнурок. Проливать голубую кровь почиталось грехом, и поэтому высшие чины Хазарского государства в случае нужды умерщвлялись либо методом удушения, либо методом перелома позвоночника. Тут же кундур-каган Соломон Врач перерезал горло двум рабам, помогавшим привязывать трёх детей к лавкам, — избавляясь от ненужных свидетелей. А поскольку рабы, по хазарским понятиям, не являлись людьми, их кровопролитие выглядело в порядке вещей. За трагедией наблюдали молча: сам каган — полускрытый кружевными шторами на балконе, и каган-бек Иосиф — сидя в высоком кресле, установленном на крыльце дворца. Двое других рабов (без сомнения, тоже потенциальных покойников) унесли мёртвые тела для дальнейшего их захоронения. А участники страшного обряда, церемонно раскланявшись, удалились каждый по своим неотложным, государственно-серьёзным делам...

Впрочем, у Иосифа не было раскаяния, он не плакал. Лишь немногие знали, кто действительно погиб в это утро: двойники царевичей, специально подобранные из простонародья для такого бесчеловечного акта. Государь не мог лишить собственных детей жизни. Старшего, Давида, он оставил в Итиле, заключив в башне Ал-Байда под строжайшей охраной. Средний, Эммануил, вместе с одноглазым тарханом Песахом бен Хапаком, под покровом ночи отбыл в Самкерц. Младшего, Элию, увезли на Дон — в крепостной городок Саркел. Самодержец торжествовал, что ему удалось обмануть безжалостного «царя царей». А о том, что наследники Иосифа, повзрослев, захотят возвратить себе отобранные нрава на хазарский трон и вообще свободную жизнь в столице, их отец не думал. Дескать, что загадывать; поживём — увидим!.. Но года летят удивительно быстро, не успеешь оглянуться — а уже новая эпоха стучится в дверь...

Крепость Хазар-Кала оказалась маленькой, тесной и невзрачной. Из окна своей комнатёнки Ирма видела только гребень внешней стены, сложенный из саманных кирпичей, да покатый склон зелёной горы, уходящий к небу. Где-то рядом текла речка Ярыксу, жёлтая от глины, и потом, затейливо попетляв, растворялась в Акташе — более полноводной и быстрой. По дороге, переправляясь через неё, чуть было не погиб один из верблюдов каравана царицы. Пахло в крепости отвратительно — нечистотами, полусгнившей соломой и некачественно выделанными шкурами. По двору разгуливали куры и гуси. Гарнизон состоял из полутора тысяч человек, в основном — наёмников-мусульман из числа гурганцев, с загорелыми свирепыми лицами, иссиня-чёрными бородами и кинжалами на поясе. Нравы их отличались простотой, доходящей до примитива: каждый мог усесться отправлять естественные потребности где попало, на глазах у всех, а затем, в целях, так сказать, гигиены, подтирался либо комьями высохшей земли, либо мелкими камушками с дороги. В первый же вечер, по прибытии каравана, кто-то из гвардейцев посягнул на честь и достоинство проходившей мимо няньки царевны Сарры; женщина подняла визг, и несостоявшегося насильника взяли с ходу; а наутро, по приказу коменданта крепости — Кофина бен Меира, провинившемуся гурганцу, на глазах у всего гарнизона, отсекли голову. Больше намерений нападать на приехавших из Итиля женщин не было.

Несмотря на властный характер комендант в общении с бывшей государыней показал себя человеком образованным и предупредительным. Находился Кофин в Хазар-Кале тоже как бы в ссылке — за оплошность, допущенную семь лет назад, в русскую кампанию. Дело было так. Царь Иосиф, недовольный набегами южных своих соседей — персов — на хазарские поселения вдоль Каспийского моря, бросил на них русскую дружину во главе с воеводой Олегом. Русы к тому времени подчинялись уже Хазарии, но и сами были отнюдь не прочь поживиться персидскими драгоценностями. Летом 943 года на ладьях они приплыли по Волге, миновали дельту, вышли в Каспий, обогнули Апшерон и пристали к берегу в низовьях Куры. Тут произошла битва с персами, где Олег одержал победу и, преследуя неприятеля, занял город Бердаа. Но при этом удача отвернулась от киевлян. Жаркий климат и немытые руки сделали своё дело: в лагере у русов вспыхнула эпидемия дизентерии. Умерли 4 тысячи ратников, в том числе и Олег. Уцелевшие выбрали своим воеводой молодого Свенельда, близкого родственника князя Игоря, и с богатой добычей поспешили в обратный путь, чтоб успеть до осенних бурь. В дельте Волги их встречали хазары под водительством Кофина бен Меира; цель была такая: оградить Итиль от непредсказуемых русов и забрать у них половину награбленного. Воевода Свенельд вёл себя прилично, вырученных богатств не таил и проплыл со своей флотилией вдоль хазарской столицы мирно. А затем был отпущен восвояси. Но зато сам Кофин часть добра припрятал, схоронил от чиновников каган-бека. Вскоре преступление вскрылось (анонимных «доброжелателей» и тогда хватало), незаконно присвоенное имущество конфисковано, а военный сослан в Хазар-Калу — возглавлять гарнизон гурганцев. Вследствие чего он имел зуб на Иосифа и грозился мстить. А приезд опальной царицы показался ему очень даже кстати.