Кандагарский излом - Райдо Витич

— Почему? — ни удивления, ни согласия в голосе. Понимай, как хочешь, думай, что хочешь.

— Тебе меня не заказали — тебе меня продали.

— Еще одна версия? С шейхом мне понравилась больше. А почему на «ты»?

— Мне кажется, я уже сроднилась с тобой. Вечность рядом.

— Третий час.

— Всего-то? Твои часы отстают, переведи стрелки на пару суток вперед.

— Хамишь?

— Да, я не Пьер Ришар.

— «Невезучие»?

— «Игрушка», — мой язык начал заплетаться. Слабость, будь она неладна. Как не вовремя, как некстати… Собственно, как всегда. Невезучая игрушка.

— Можешь поспать.

Какой добрый палач!

Далеко, однако, мы едем. В соседний округ? А, впрочем, мне уже все равно, я осталась там, на шоссе, и все еще лежу и жду небесных сопровождающих, которые отведут меня куда-нибудь, желательно, конечно, не в ад, с ним я уже знакома. Запаздывают небесные сущности, однако. Даже там, видимо, бывают пробки. Да-а, любой мир несовершенен…

Я закрыла глаза. Слабость все-таки одолела меня, раздавила. И уже зная, что противиться ей бесполезно, я отдалась ей.

Мой палач отклонил сиденье. Заботливый какой!..

Утро было ослепительным — снег. Я не поверила своим глазам, села, разглядывая за окнами машины зимний пейзаж. Ели, покрытые ватой, сугробы, дорога, которая коричнево-черной лентой убегала в заснеженную даль.

Мы стояли у придорожного кафе. На другой стороне шоссе, чуть дальше, виднелось здание автозаправки. Люди, машины — немного, но шанс есть…

Я покосилась на киллера. Он пил кофе из стаканчика, держа в руке небольшой термос, и смотрел на меня. При свете дня мужчина казался старше, но ничуть не симпатичнее или милее.

— Доброе утро, — буркнула я, завидуя стакану с горячей жидкостью в его руке. Мужчина кивнул. — Не угостите? — кивнула я на термос.

— Нет.

Ах, ну да, как же я забыла! Жертвам не положено питье, как и питание, заказчик не оплатил.

Мужчина вернул мое сиденье в нормальное положение и подал другой термос:

— Чай.

— Как любезно с вашей стороны. Спасибо, — порадовалась я, откручивая крышку.

— Вчера мы были на «ты».

— Я погорячилась. Извините.

Открыла крышку, убрала пробку и поморщилась — из термоса взвился дымок со странным запахом, горьковатым, отталкивающим.

— Чай на травах, — предупредил мужчина.

Я так и подумала — на ядовитых, судя по запаху. Нет, все-таки он садист.

— Пей, — приказал.

— Вообще-то я не люблю чай, — попыталась отказаться под благовидным предлогом. Во всяком случае, что я не пью кофе, он знать не может.

— Опять лжешь. Пей! — Он отобрал термос, налил в стакан темную, с бордовым оттенком, жидкость и подал мне.

К чему подобная настойчивость?

Я взяла стаканчик и осторожно поглядела в окно: у кафе стоят две машины. Полный мужчина с мобильником что-то говорит, поглядывая на трассу. У входа в кафе стоит черноволосый парнишка в белом переднике и курит со скучающим видом. На автозаправку, пыхтя, въезжает рефрижератор. Вопрос: успею ли я помахать присутствующим белым флагом, объявив о своей оккупации? Наверное — да…

— Не делай глупостей. — Мужчина проследил за моим взглядом и лениво глотнул кофе. — Ты мне и трупом сгодишься. У тебя какая группа крови? Резус?

Стакан в моей руке дрогнул, взгляд замер на равнодушном лице киллера.

Группа? Резус?

Редкие оба.

Меня замутило от догадки — органы! Им нужны мои органы!

Они мигом превратились в стекло и задребезжали, как посуда в шкафу во время землетрясения.

Я с трудом открыла дверцу машины и вывалилась наружу, зажимая рот рукой. Отбежала в сторону к кустам, соснам и рухнула на колени в снег. Спазмы желудка удалось заглушить снегом, заодно я умылась, соображая, что теперь делать? Уходить — однозначно. Но как?! Мой взгляд ушел в сторону кафе — там люди, там должен быть телефон.

Мой палач встал рядом, прислонившись к стволу сосны плечом, и, глотнув кофе, с хитрой усмешкой посмотрел на меня:

— А у Ляли твоей какая группа крови?

Аут! Меня бросило в жар и в дрожь.

Как бессловесная тварь, я смотрела на него и пыталась взять себя в руки. Лялька, Лялечка, девочка моя, солнышко… Чтобы она, как я сейчас, переживала ужас? Чтобы ее пустили на части, как скотину на вырезку, рубец, хвосты и копыта?! Лучше я сама умру сто, двести раз, медленно, быстро — неважно.

О побеге теперь не могло быть и речи.

— Лялю… не надо, пожалуйста, — я поднялась, дрожащей рукой опираясь на ствол. — Вы правы, я лгала — у меня совершенно здоровое сердце. Я очень здоровая женщина, я занималась спортом…

Лишь бы он поверил, лишь бы он не передумал насчет меня.

А стоять нет сил — слабость. Но показать ее — подставить мою девочку. Поэтому прочь! Никто не тронет Лялю, никто не причинит ей зла, пока я жива!

Лялька… Веселые конопушки, голубые смеющиеся глаза, непослушные рыжие кудряшки. Она такая худенькая, чахлая. Вечное ОРЗ, простуды. Сколько я намаялась, закаляя ее! Лыжи, обливание, бассейн, гимнастика. Оздоровительный центр, лето в сосновом бору. Она окрепла, стала меньше болеть. Выправилась.

«Девочка моя!» — слезы навернулись сами, но я гнала их прочь — нельзя показывать слабость. Нужно казаться крепкой, здоровой, чтоб и тени сомнения не возникло. Он не может знать, не должен догадаться.

— У Ляли третья группа крови, третья! — неуверенно шагнула я к мужчине. Тот кивнул, разглядывая остатки жидкости на дне стакана.

— Сколько ей лет?

— Восемнадцать. Она совсем ребенок. У вас же есть сердце!.. Пожалуйста, не трогайте ее, умоляю! Хотите, на колени встану? Я буду делать все, что вы скажете, я слова никому не скажу… Умоляю, пожалуйста… — Ноги все-таки не сдержали, и я осела в снег.

Мужчина выплеснул остатки кофе, закрыл стаканчиком термос и глянул на меня сверху:

— Я заказал тебе плов.

— Что?!

Плов?.. Слов не было, как не было сердца у садиста.

— Надеюсь, ты поняла…

— Я поняла, — заверила. — Никто ни о чем не догадается. Я буду вести себя хорошо. Сделаю, что скажете. Плов, значит, плов.

Силос так силос. Мне все равно. Я понятия не имею, как смогу проглотить хоть крошку. Но ради моей доченьки, смогу. Ради нее я смогу все, что угодно, как угодно, когда угодно!

Господи!..

— Пошли.