Привет, я люблю тебя - Кэти М. Стаут

Не может быть! Конечно, отчитать кого-нибудь, высказать все, что думаешь, напрямую – это здорово, но потом обязательно чувствуешь сожаление. Пусть он и вел себя оскорбительно по отношению ко мне, но он не заслужил обидных слов о своей группе.

Я сижу, уткнувшись взглядом в свою тетрадь, и кручу в пальцах розовый карандаш. Джейсон садится, и я наклоняю голову так, чтобы волосы заслонили меня от него. Он ничего не говорит, ничем не выказывает, что мы знакомы, и мое раздражение усиливается. Ведь он знает, кто я такая? Чертова единственная во всей школе американка и единственная белая хипстерша в округе!

Нет, он просто игнорирует меня.

Я быстро обнаруживаю, что учитель – как выяснилось, его зовут мистер Сэ, – еще зануднее, чем мистер Йон, и я вынуждена с удвоенным вниманием слушать, что он говорит, так как акцент у него очень явный.

– Откройте учебники на странице пять, – говорит он. – Сначала мы поговорим о стилях вежливости в корейском языке.

Я пробегаю взглядом страницу, затем заглядываю в следующие главы, где полно знаков и символов, которые больше похожи на рисунки, чем на буквы. Даже английские транскрипции рядом с корейскими буквами сбивают меня с толку – буквы соединяются и разъединяются, образуя совершенную тарабарщину из звуков и слогов, и я даже не представляю, как их произносить.

У меня только от этого ум заходит за разум, а это лишь первый день!

– Первый стиль называется Хасосэ-Че, – продолжает учитель. – Он использовался, когда человек обращался к королю или к официальному лицу, но сейчас он больше нигде, кроме Библии, не употребляется. Следующий уровень Хапси-Че, и называется он «формально-вежливый».

Он продолжает говорить, но я уже отсутствую на уроке. Я смотрю в окно и пускаю свои мысли в свободный полет.

– Выполните в паре упражнение на странице шесть, – говорит мистер Сэ, врываясь в мои размышления. – Прочтите задание и решите, какой уровень речи вы бы использовали при общении с этим человеком.

Черт. Зря я не слушала. Я кошусь на Джейсона, своего соседа по парте, и морщусь. А ведь придется с ним заговорить. Не могу же я игнорировать его, делая вид, будто он не игнорирует меня. Замечательно!

Угрызения совести встают комком у меня в горле, и я их проглатываю.

– Ты… хоть что-нибудь понимаешь?

Он таращится в учебник и молчит.

– Это же совсем тупой вопрос, – шепчу я. – Ты же кореец. Что ты вообще тут делаешь?

Вокруг нас другие ученики бойко обсуждают задание, а я жду объяснений. Кстати, а что я делаю на этом уроке? Мне ведь не обойтись без репетитора. И это не сулит ничего хорошего моему среднему баллу.

– Почему в языке так много уровней вежливости? – спрашиваю я у Джейсона в надежде, что он смилостивится надо мной. – Не понимаю.

– Это связано с уважением, – отвечает он, чем шокирует меня. – Ты хочешь показать свое уважение к людям, которые занимают более высокое социальное положение, чем ты, или старше по возрасту.

– Ладно, это ясно, но семь уровней! Зачем столько?

Он не отвечает.

– Глупость какая-то, – слетает у меня с языка прежде, чем я успеваю прикусить язык, и я мысленно отвешиваю себе пинка. Только этого мне не хватало – оскорблять язык страны, в которой я только-только обосновалась. Корейцы, наверное, считают глупостью английский.

– Это часть культуры. – Он продолжает изучать учебник так, словно хочет вычитать там, как победить рак или добиться мира во всем мире. – Если собираешься жить здесь, тебе надо набраться культурного интеллекта.

«Набраться культурного интеллекта». Почему он просто не сказал: «Тебе надо отказаться от американского элитизма»[12]? Ведь он именно это имел в виду. Я так думаю.

– Так зачем ты вообще пришел на урок? – снова спрашиваю я, подавляя инстинктивное желание ответить оскорблением на оскорбление. – Ты же и так говоришь по-корейски, верно?

Он не считает нужным отвечать, и я не выдерживаю.

– Я в том смысле, что если бы я была знаменитой рок-звездой, я бы вообще не училась в школе, – говорю я в надежде, что он услышит мой сарказм. – Меня удивляет, что у тебя есть время для уроков. Ведь ты наверняка слишком занят, отвечая на письма фанатов. Ты же именно этим занимался все утро, да? Ты не чувствовал себя плохо, ты просто читал сообщения и проверял, что пишут на форумах, гуглил себя. Почему бы тебе не нанять репетитора, который снабжал бы тебя правильными ответами?

Он наконец-то отрывает взгляд от учебника и смотрит на меня. Действительно смотрит, наверное, впервые с тех пор, как мы познакомились. Я тоже гляжу в его темные глаза. У меня начинают дрожать руки, и эта дрожь расходится по всему телу.

– Я поступил сюда, потому что хочу учиться в настоящей школе, – говорит он. – Иначе я остался бы в Сеуле и у меня был бы репетитор, который снабжал бы меня правильными ответами.

– Или в Америке.

– Что?

– Ты мог бы остаться в Америке. Тогда бы тебе не пришлось изучать язык, который ты и так знаешь.

Он стискивает зубы.

– Может быть.

– Софи рассказывала мне, что вы сбежали от чего- то, когда приехали сюда. От чего именно? – Внутренний голос вопит, требуя, чтобы я заткнулась. Сейчас я перехожу сотни социальных границ. Но меня, кажется, несет.

– Ниоткуда я не сбегал, – цедит он, хотя его лицо остается бесстрастным. – Я хотел пойти в школу.

Я вынудила его защищаться. И продолжаю гнуть свое:

– А что, в Сеуле нет школы?

– Такой, в какой я хотел бы учиться, нет.

Я подпускаю в свой голос фальшивого сочувствия.

– Потому что не мог справиться с визжащими фанатками? Да, согласна, это так утомительно – быть знаменитостью.

Между прочим, я права. Я с детства слышала, как папа и Нейтан жалуются на это. Именно поэтому мы живем не в Лос-Анджелесе и не в Нью-Йорке, где тебя постоянно преследуют папарацци или любопытные зеваки. Однако я предпочитаю не обнаруживать, что я хорошо его понимаю. Я сыта по горло музыкантами и их фанатскими комплексами. Ты видишь, как твой парень после концерта лижется с другой девчонкой, как шоу- бизнес рушит твои семью, и у тебя нет желания заводить отношения с еще одним эгоистичным мальчиком- гитаристом.

– Знаешь, ты слишком злая для старшеклассницы, – заявляет он.

У меня в буквальном смысле отваливается челюсть.

– Ты… ты… – только и произношу я.

Он склоняет голову, тень улыбки появляется на его губах.