Реквием Сальери - Надежда и Николай Зорины

Дурак! Ну, какой же я дурак! Как же все просто! Конечно, она музыкант. Иначе ей просто нечего делать в магазине музыкальных инструментов. Теперь я знаю, где ее искать. В мире музыки.

Обнадеженный своими мыслями, я вернулся домой. А потом…

Все оказалось непросто, совсем не так, как я себе представил. Я думал: буду систематически обходить все места, связанные с музыкой, в этом районе, и в конце концов найду ее. Таких мест оказалось немного: музыкальная школа, филармония, драматический театр (она могла играть там в оркестре). Но ни в одном из этих заведений ее не оказалось. Тогда я расширил квадрат поиска, включив еще две музыкальные школы, оперный театр и концертный зал. Но ее нигде не было.

Я забросил работу, забросил всю свою жизнь, посвятив себя поискам. Регулярно наведывался во всевозможные музыкальные заведения города, смотрел все музыкальные передачи по местным каналам, изучал новости музыки. Я перемерил на нее все инструменты, какие только знал, но так и не смог понять, какой ей больше подходит. И, наверное, сошел бы с ума, но судьба, наконец, надо мной сжалилась.

В ночь накануне самого счастливого дня в моей жизни поднялась страшная буря. Казалось, что ветер сорвет крыши с домов и вырвет с корнями деревья, невиданный град разобьет стекла окон, дождь затопит весь мир. Но ничего этого не случилось – случилось невозможное чудо. Утром я вышел на улицу, вновь планируя отправиться куда-нибудь на ее поиски. Улицы были мокрыми, свежими и как будто обновленными, несмотря на то что повсюду валялись сломанные ветки и мусор. Я шел и представлял, что она сейчас, в этот самый момент, делает, о чем думает, с кем разговаривает, какое у нее выражение лица, как звучит ее голос. Вот кто-то окликает ее по имени, мне никак не разобрать, какое он имя назвал, она поворачивает голову, слегка улыбается… Я напрягаю слух и наконец начинаю понимать смысл слов: речь идет о репетиции, всех зовут в зал. Она берет инструмент, неопределенный, неясный, ведь я так и не смог определить, на чем она играет, и отправляется… Тут картинка рассыпается в прах. Почему-то я никак не могу представить зал, где идет репетиция. Казалось бы, чего проще. Но нет, не могу.

Что-то холодное, мокрое мазнуло меня по лицу. Я вздрогнул от отвращения и поднял голову. Передо мной болтался кусок какой-то омерзительно бурой, словно пропитанной кровью, материи. Я не сразу понял, что это всего лишь рекламная «растяжка». Вероятно, ночью ее сорвало ветром во время бури, принесло сюда, и она зацепилась одним концом за ветви дерева. Я перешагнул лужу, обошел дерево, чтобы посмотреть, что написано на «растяжке». И тут увидел ее. Вернее, ее силуэт – стилизованный силуэт девушки с гитарой. А еще через несколько секунд понял, что я самый идиотский идиот на свете. Ведь все было так очевидно, была куча подсказок, которые я не смог расшифровать: и эта витрина со струнами, возле которой она стояла, и ее простой наряд, и моя неспособность представить ее ни с одним классическим инструментом. Оказалось, в нашем городе проходит рок-фестиваль, а сегодня последний день, оказалось, мое сумасшествие длилось всего неделю, оказалось, я могу еще все исправить – найти ее. Она – рок-музыкант, приехала в наш город на фестиваль, а я просто искал не в том месте.

Примерно через полчаса я уже стоял в кассе в длиннейшей очереди за билетом на этот последний концерт. Примерно через полтора часа я бродил по квартире, представляя, как увижу ее, как подойду к ней, как заговорю, как все в нашей жизни сложится прекрасно. А через три часа позвонил мой лучший друг и попросил срочно приехать к нему в больницу. Мы вместе работали над одной проблемой – когда-то, до встречи с ней, мне казалось, что это дело всей моей жизни. Ехать очень не хотелось, но я не мог ему отказать, а до начала концерта оставалось еще четыре часа, я думал, что в любом случае успею вернуться.

Ситуация в больнице действительно оказалась экстраординарная, требующая моего присутствия. Собственно, это была первая моя победа в череде долгих побед. И в другое время я был бы счастлив. Но теперь я мог думать только об одном: как бы не опоздать на концерт.

И, конечно, я опоздал. Концерт начинался в шесть. В половине девятого, когда моя победа стала несомненной – наш пациент окончательно пришел в себя, – я вышел из палаты. Но и спешить теперь было некуда, я понимал, что просто не успею доехать до концертного зала, даже к окончанию праздника, все для меня закончилось. Как и в тот день, когда я потерял ее первый раз. Но тогда судьба дала мне второй шанс – я не смог его использовать. Теперь ничего не исправишь. Сегодня последний день фестиваля, завтра она уедет из нашего города.

Я уходил все дальше от палаты, где состоялась моя самая большая в жизни победа, где была загублена вся моя жизнь. Слова-поздравления моего друга и коллеги звучали как насмешка, не нужные, бессмысленные, ведь я все проиграл, все потерял. И в эгоизме отчаянья я винил его в том, что произошло. Если бы он мне не позвонил, не попросил приехать, я бы пошел на концерт и встретил ее… А он все испортил.

Из коридора я вышел на лестницу и долго спускался, почему-то не сообразив вызвать лифт. И опять, как в тот день, мне ужасно захотелось поскорее оказаться дома, остаться в одиночестве, но кругом, как и тогда, были люди. Я то и дело на них натыкался. Их разговоры вклинивались в мои мысли, их жизнерадостный смех раздражал. Ну, что же это? Как им не стыдно: больница – не место для веселья и такой глупой, легкомысленной болтовни.

Наконец, я выбрался на первый этаж, но тут из лифта вышел мой друг, увидел меня, страшно обрадовался, опять стал поздравлять, строить планы, мечтать вслух, как моя методика перевернет медицину и каких высот мы с ним достигнем. А потом, обняв за плечи, повлек в буфет.

– Ты все равно уже опоздал на свой концерт, – бестактно заявил он, – пойдем, чего-нибудь перекусим.

Я пытался ему возражать, я пытался сопротивляться, но он меня совершенно не слушал, расписывал все новые и новые перспективы. И я сдался, позволил увести себя в этот проклятый буфет. И…

Поверить в это было невозможно. Я и не поверил. Она сидела за одним из столиков, ела слоеную булочку, запивала кофе. И, не поверив, я подошел к ней.

– Что вы здесь делаете? – закричал я, словно обвиняя ее в каком-то дурном поступке. Она испуганно посмотрела на меня, пожала плечами, и я увидел, что на ней голубая медсестринская форма. – Почему вы так одеты? – продолжил я свой нелепый допрос. А она, смутившись, достала из кармана медицинскую шапочку и поспешно надела ее.

– Простите, мое дежурство закончилось, я думала, можно и так…

– Ну, что ты прицепился к девушке? – вмешался мой друг. – Пойдем, она больше не будет. Нельзя быть таким занудой. – И он опять потащил меня куда-то, но я решительно вырвался и опустился на стул рядом с ней.

– Простите, – повторила она.

– Это вы меня простите, – сказал я и запнулся, не зная, как продолжить разговор.

– Пойду, возьму чего-нибудь поесть, – засмеявшись, проговорил мой друг и оставил нас вдвоем.

Мне казалось, как только он уйдет, станет легче – он страшно мешал. Нужно столько всего объяснить, а как это все объяснишь при свидетеле? Но и без свидетеля ничего у меня не получалось. То, что она здесь, ее костюм медсестры – все это совершенно сбивало меня с толку.