Закон рукопашного боя. Таран - Леонид Влодавец

Ведь корпели же на покойного Дядю Вову какие-то химики, разрабатывая ту заразу, от которой маялись покойная Шурка и ныне здравствующая Милка! И странный препарат, от которого зимой Полина и еще несколько человек превратились в сверхпослушных роботов, — его ведь тоже кто-то придумал…

В это время Птицын уже закончил свою беседу с Натальей Владимировной, а Надька побежала к Лешке, который, должно быть, намочил пеленки и голосисто потребовал их сменить.

— Юрочка! — напомнила она. — Огород поливать надо!

Птицын с Юркой полили огород и присели на травку у задней калитки, передохнуть.

— Вот так, — сказал Генрих Михайлович, — сколько бы веревочке ни виться, а конец будет. Этот Рыжиков, между прочим, прямой виновник смерти Крылова и Душина. Он на Крылова настучал и Самолету, и Жоре Калмыку. От обеих контор, поди-ка, бабки получил. Специально зазвал Крылова на день рождения, чтоб к нему на квартиру мог взломщик залезть и кассету унести. Только вот Ваня Седой об этом не знал и послал вас с Дашкой избивать Крылова.

— А вы не подумали, — решился спросить Таран, — что это Рыжиков купил у Полины папку?

— Предположить можно, — осторожно произнес Птицелов. — Расклад получается такой: приехал прошлым летом, познакомился с Полиной и ее бабкой, возможно, узнал, что бабка располагает какими-то обезболивающими снадобьями, сделанными по рецептам, которые находились в коричневой папке. Может быть, и о самой папке узнал. Предложил Полине продать ему эту папку, дал свой телефон. Та не согласилась, потому что, возможно, уже знала, что за эту папку можно гораздо больше получить. Ну, может быть, ждала, что он цену набавит. А потом, когда деньги потребовались, — решила продать за пять тысяч. Поэтому Полина и помчалась среди зимы к бабушке в деревню. Логично?

— А теперь Полина во сне припомнила, что продала только за пять — да и те потом Варя отобрал! — и сделала этому Рыжикову солнечный удар, — развил мысль Юрка.

— Тоже возможно, — кивнул Птицын, — хотя пока мы об этом судить не будем. Во-первых, потому что еще неизвестно, насколько Полина причастна ко всем этим смертям и сумасшествиям, а во-вторых, потому что мы еще не знаем, отчего на самом деле умер Рыжиков. Раз в передаче сказали, что есть нужда пляж проверить на всякую там экологию-эпидемиологию, значит, есть у них сомнения насчет солнечного удара. Ну, это я по своим каналам узнаю. Если Рыжиков помер, то далеко уже не убежит. Завтра съезжу к бабушке Нефедовой и проверю, был ли тут вообще этот Рыжиков, общался ли он с Полиной и так далее. Ну а заодно и про саму папку поинтересуюсь. Может, она вообще никуда из Васильева не уезжала, а так и лежит у бабки в кладовке.

— Мне вот чего интересно, — заметил Таран. — Ежели, допустим, Полина продала эту папку еще зимой, то почему ребята Зуба требовали ее в мае? Как они вообще про эту папку узнали?

— Тоже здравая мысль, — сказал Генрих Михайлович. — Конечно, узнать они могли от самой Полины, тут ничего невозможного нет. А может, еще от Костика покойного просветились. Это не главное. Главное в другом: ведь если б Полина сказала им, что продала эту папку, то они, наверно, выспросили бы, кому, куда и за сколько. И тогда, если б она им была нужна позарез, поехали бы за этой папкой сюда, к Рыжикову, а не стали трясти Полину за грудки. Верно? То есть если они требовали, чтоб Полина им за три дня разыскала эту папку, то считали, что папка у нее, и она, как видно, этого не отрицала. Стало быть, либо Полина эту папку вовсе не продавала, либо морочила им голову.

— А зачем ей им голову морочить?

— Ну, хотя бы потому, что если б она сразу сказала, что папка, допустим, у Рыжикова, то стала бы им на фиг не нужна. Ткнули бы ее ножиком и бросили бы в ближайший пруд. Она девушка хитрая, могла бы понять ситуацию.

— Тут мне чего-то не очень понятно, — наморщил лоб Юрка. — Вроде бы они ей три дня сроку на поиски папки давали, да? И в то же время получается, что они ее собирались убить сразу после того, как она их приведет на квартиру Сметаниных за этой чертовой дискетой 18–09. И мина в машине была установлена…

— Да, — покачал головой Генрих, — насчет мины и прочего это совсем непонятно. Самое главное, что сейчас уже никого спросить нельзя из тех, кто в этом деле участвовал. Сидор, Митя и Суслик — покойники, Зуб — тоже, его первый зам Кубарь — в коме. Полина тоже — источник недоступный. Хотя все это в принципе может только косвенное отношение к делу иметь. Не будем пока разбрасываться, отработаем версию с Рыжиковым.

Сзади послышались осторожные шажки. Это Надька с Лизкой, хихикая, пробирались по огороду.

— А мы к вам пришли! — объявила госпожа Таран. — Гулять пойдем?

— Ребенка уложила? — строгим тоном грозного мужа спросил Юрка.

— Так точно! — доложила Надька. — Насосался, поросенок, и сопит в две дырки. Пеленки погладила, все путем. Готова к вечернему моциону!

— Это у вас обычай такой? — спросил Генрих Михайлович.

— Да, — сказал Таран, — как в части — вечерняя прогулка.

— И далеко вы гуляете? — поинтересовалась Лизка.

— С километр вдоль речки, — ответила Надька. — Закатом любуемся, о жизни говорим. Пошли?

Никто возражать не стал. По тропинке спустились вниз гуськом, а дальше пошли, так сказать, «развернутым фронтом» по выкошенному лугу.

— Да, — еще раз восхитился Птицын, — чудное тут место! Соловьи еще поют?

— Поют, — сказала Надька, — на том берегу, чуть подальше, если вверх по речке идти, один или даже два обязательно заливаются. Здесь это место так и зовут — Соловьиные кусты. Но они пугливые, если на этой стороне кашлять или громко говорить, молчать будут.

Но, как видно, эта компания, чинно шедшая по бережку, соловья не испугала. И, немного не дойдя до того места, напротив которого находились Соловьиные кусты, все четверо услышали заливистые трели.

— Садитесь, послушаем! — восторженно сказала Надька вполголоса. — Мы с Юркой сюда специально бревнышко притащили, чтоб слушать. Это наш концертный зал.

Старшина Муравьев Иван Сергеич был уже два часа как дома. Жена с дочкой и сыном у него пребывали в отъезде — в Крыму загорали, благо там родня жила, и это обходилось относительно дешево. Само собой, что в квартире было тихо, скучно, пыльно, а наводить порядок старшине было влом.

Препаршивое настроение было у Сергеича. Во-первых, в его смену произошло ЧП на пляже, которое вызвало явное неудовольствие подполковника Тягунова. Начрайотдела очень не любил, когда на территорию наезжало слишком много народа из разных ведомств. Если б старшина сегодня по-умному повел себя, то все могло бы и тишком закончиться. А во-вторых, Муравьев напоследок сам себя подставил, когда заметил то, чего мог и не заметить, — то есть отсутствие риски на крышке тюбика. На фига он не только заметил, но и операм сказал? Когда только, блин, он научится язык придерживать?!

Действительно, многие из ребят, с которыми Муравьев после армии пришел в ментуру, давным-давно капитаны и майоры, кто-то даже до полковника успел дорасти. И даже не только те, кто высшие школы МВД, академии или юридические институты закончили. Есть, блин, и такие, что безо всякого образования, на одной выслуге и умении ладить с начальством, добрались до офицерских должностей и трех-четырех звездочек на погонах. А он, Сергеич, точно, так и уйдет на пенсию с этой широкой лычкой, если раньше не пристукнут где-нибудь.