На берегу неба - Василий Голованов

– Ладно, – сказал я, – поехали. Только сначала заедем ко мне домой и обязательно возьмем выпивки…

– Конечно, – сказал Миша, и я понял, что какая-то страшная тяжесть свалилась с его плеч. Ведь, в конце концов, Алешка был не его брат, он его и не помнил почти и ничего не знал ни про карьеры, ни про болото, ни про танк…

Лизка сунула мне в рюкзак бутылку водки: «Возьми, чтобы мама не видела».

Она тоже моя сестра, младше меня на пятнадцать. У меня вообще крыша едет от двоюродных сестер: они такие нежные, такие свои – а в то же время женственность в полный рост, и вы не ходили в один горшок в приснопамятном детстве. И тут я понял, какая у меня обалденная двоюродная сестричка подросла, а раньше я был тайно влюблен только в Наташку. С мужем ей повезло: Наташке достался Сергей, океанолог, трудяга, он и вывез ее туда, где не бывает снега. Ну а Лизке попался Миша – это такой силы, доброты и надежности парень, что я бы сам его выбрал, будь я женщиной. Короче, мы вертанулись по городу пару раз, а потом как-то сразу оказались в моей квартире, я написал записку Глашке, которая должна была назавтра к вечеру приехать с юга… Да, еще взял две банки фасоли и две лапши, понимая, что мы приедем в дом, где, может быть, шаром покати, все разорено горем.

Лизка спросила про какие-то книжки, разглядывая книжные полки.

И мы все время о чем-то забавно болтали, отгоняя от себя надвигающуюся смерть, пока не выехали из Москвы и над дорогой не сошелся мрак, в котором только краснели задние габариты идущих впереди автомобилей и изредка, как кометы, проносились слепящие фары встречных. Миша вел с удивительным, глубоким спокойствием.

– Он такой спокойный, что даже бесит меня иногда, – сказала Лизка.

– Ну ты даешь, – удивился я. – А ты хотела бы, чтоб он был такой же, как ты? Кто будет стабилизировать твой адреналин? У тебя его больше чем достаточно. Тебе просто повезло, я считаю.

После кольцевой я открыл пиво и отхлебнул из бутылки. Лизка достала водку из бардачка и тоже отпила глоток.

– Врача я тебе найду, – сказал я. – Алкоголизм не надо отпускать слишком далеко. Это должен быть прирученный зверь, хотя по-настоящему он никогда не приручается.

– Я думаю, до алкоголизма мне далеко, – ответила Лизка.

– Нужно только время, поверь мне. Только время.

– Я надеюсь, что спустя некоторое время у меня будет столько забот, что мне будет не до алкоголизма, – сказала Лизка.

Она мне нравилась беспощадностью и зрелостью своих суждений. Вот уж не ожидал, что у меня вырастет такая крутая сестренка. И вообще мне нравилось с ребятами. Мы отлично проводили время в дороге, рассказывая друг другу разные истории, и, убей бог, то была бы прекрасная ночь, если бы нам не надо было добраться до конца.

– Сколько вам лет, ребята? – спросил я.

– Мне двадцать пять, – сказала Лизка.

– А мне тридцать, – отозвался Миша.

Я сказал, что это отличный возраст, – потому что до тридцати я, считай, вообще не жил.

– И у меня что-то вроде этого получается, – согласился Миша.

Я не думал, что мне придется когда-нибудь так откровенно общаться со своей младшей сестрой. Я взял ее руку в свою, погладил, вложил ее пальцы между своими и нежно сжал ей ладонь. Она ответила с готовностью, на удивление ласковым рукопожатием.

Что мы в действительности знали друг о друге? Почему прожили, почти не общаясь, эти двадцать пять лет? На что же мы тратили себя, если не знали друг друга?

– Послушай, – сказал я. – А ты помнишь, как мы гуляли с тобой в Глебовском парке, когда ты маленькая была? Года четыре?..

Мне тогда было девятнадцать лет, и мы пошли гулять вдвоем: все вокруг думали, что это молодой папа ходит с дочерью, и я тогда впервые в жизни поймал кайф от ребенка вообще – и это был единственный за всю нашу жизнь момент общей радости, общего глубокого понимания. Я помню, мы еще в прятки играли…

– Помню, – сказала Лизка. – Это ранней осенью или весной было…

Я понял, что это она действительно помнит, и, следовательно, тот день был прожит не зря. Именно тот день. А все остальное, в общем, было необязательно. Хотя иногда и не плохо. Но вот тот день – он на всю жизнь, как и эта ночь. Если бы у дороги не было конца…

В Рязани мы остановились, взяли в ночном ларьке еще пива и сигарет и рассмотрели карту.

Мы знали, что нам нужно в Рязань, а дальше куда – не знали. Куда-то на Кораблино. Значит, трасса на Мичуринск. Кораблинский район, деревня Рог. Как ее найдешь? Еще один ориентир – речка Проня, где все это и произошло…

Темная трасса, какие-то суженные, на ремонте стоящие мосты. Рассвет забрезжил, залетающий в машину ветер становился все холоднее. За рекой не было ни села, ни поворота. Потом я увидел дом, вылез, долго дубасил в ставни кулаком и видел, как там, в доме, от ужаса все пришло в шевеление, но никто не выдал своего присутствия, они залегли и онемели перед чужим голосом, неизвестной машиной и предрассветным часом, когда ходят по земле убийцы и непохороненные утопленники. Девочек ведь еще не нашли… Что-то тетка Мила имела в виду? Они, значит, там, на дне. Алешины дочери. Кажется, что воздух вокруг сплошь проникнут ужасом и смертью. Чтобы не так колбасило, в машине я сразу забил трубку и пыхнул. Мы бросили испуганный дом и поехали дальше. Трасса всасывала нас, нас могло унести слишком далеко. К счастью, я заметил справа коровник, тлеющий огонек какой-то теплушки и выскочил в холод рассвета. Навстречу выехал мужик на велосипеде.

– Деревня Рог? – понятливо отреагировал он на вопрос. – Это вы проехали… Посадку видите? Вот за посадкой и тянется она в два конца, но один конец там нежилой. Одни дачники…

– Да нам и нужны дачники…

Мы пролетели лишнего с километр или два. Свернули с трассы влево, пошла темно-серая, изрытая колесами проселочная дорога, лесополоса тянулась, собственно, во весь видимый горизонт, и непонятно было, куда рулить, потому что ни крыш, ни огня нигде не было. Когда объезжали здоровенную лужу, я вылез, пошел по дороге и увидел еще дорожку направо, выглядела она как-то наезженно, и я стал звать Мишу, чтоб он заворачивал на эту дорогу, хотя неясно было, куда она ведет. Мы были среди бедной степи, озаренной восходящим солнцем. Посевы густо заросли бурьяном, и только два-три деревца вдали да пучки какой-то еще растительности, пробившейся выше сорной травы, указывали, возможно, на человеческое поселение.

И правда, откуда-то взялись вросшие по самые крыши в бурьян бедные кирпичные дома. Машина. Алешкина – узнал я. Какой-то подошедший, из этого вот бурьяна возникший человек.

– Это деревня Рог? – спросил я человека.

– Рог.

– А Алексей Журавлев?..

– Алексей Журавлев? – произнес, наконец, человек. – Вы, значит, приехали по адресу…

Он еще оглядел на нас, и я со стыдом подумал, что вот человек утонул, а к нему какие-то полупьяные понаехали…