Двое - Адель Паркс

не было причин так думать, ведь у нее было двое маленьких сыновей. Я сдержалась, потому что это могло показаться неуместным.

– Фрэнсис была учительницей, – сказал Марк, словно прочитав мои мысли. – Хотя ее карьера была немного отрывистой. Прерванной двумя декретами, двумя периодами борьбы с раком.

После чая Марк с Оли погоняли мяч в саду. Себ хотел присоединиться, но Марк осторожничал из-за его раны. Себ начал плакать от усталости и недовольства. Я инстинктивно взяла его на руки, оперла его о бедро и он наградил мою смелость, мгновенно успокоившись и уткнувшись мне в шею. Марк выглядел облегченным, благодарным. Я ушла, когда настало время купать мальчиков.

Во второй раз, когда я пришла на чай, мы ели лазанью и выпили по бокалу вина. Визиты к Марку с мальчиками быстро стали самыми ожидаемыми событиями в моей жизни.

– Ты с ним встречаешься? – хотела знать Фиона.

– Нет.

– Но хочешь?

– Да, – пробормотала я. Мне не хотелось выглядеть неудовлетворенной нашей дружбой, потому что это не так. Не совсем. Я наслаждалась тем, что мог предложить мне Марк, я не могла ожидать большего. – Но этого не случится. Он скорбит. А я…

– Удобная. – Я недовольно взглянула на Фиону. – Что, так и есть. Давай будем честны, лишняя пара рук для купания и укладывания спать. По крайней мере, укладывания детей, – подмигнула она, давая знать, что не хотела меня обидеть, а просто беспокоилась за меня.

– Мы друзья, и меня это устраивает. Мне нравится ходить с ними в бассейн и парк на выходных. Мне с ними очень уютно.

– Просто не позволяй, чтобы тебя отправили во френдзону. Марк очень горяч, а кругом не так много горячих мужчин. Все эти игровые свидания без секса могут посылать ему неправильные сигналы.

Через два месяца «игровых свиданий» Марк меня поцеловал. Мы ездили в Леголенд, и мальчики заснули на заднем сиденье машины по дороге домой. Мы уложили их в кровати, не раздевая, потому что не хотели будить их только чтобы почистить зубы.

– Останься на бокал вина. – Я не могла сказать по его тону, был ли это вопрос или приказ. Это не имело значения, я не собиралась отказываться. Он достал вино из холодильника, и еще до того, как открыл бутылку, он подошел ко мне, положил руку мне на затылок и притянул мои губы к своим. Это был напряженный, взрывной поцелуй. Источающий энергию, намерение. В считанные секунды он перегнул меня через кухонную стойку, а мои трусики были спущены до лодыжек. Это было по-правильному жестко. Быстро, грязно, восхитительно.

Значит, не френдзона.

5

Ли

– Марк хороший мужчина, один из лучших, – голос моей матери сочится одобрением и облегчением. Я улыбаюсь, тоже чувствуя облегчение, что смогла ей угодить. Пройти тест, хоть никто из нас не ожидал, что я буду вообще его проходить. Мужчина хочет на мне жениться, хороший мужчина. Я буду женой. Я справилась.

– Тебе так повезло, – добавляет она с ноткой грусти в голосе. Я глубоко вдыхаю, в комнате нет кислорода. Никогда еще моя мать не говорила, что мне повезло. Я хотела услышать это, но теперь это наконец-то случилось, и ее заявление отдает горечью.

Сколько я себя помню, моя мать твердо утверждала, что мы невезучие. Мы с ней. Она часто это говорила, когда я росла. Многократно. Маленькие неудобства непропорционально сильно ее тяготили, но в то же время она ожидала и точно уж принимала неприятности, расстройства и проблемы, никогда не противясь и не ища решений, потому что считала нас невезучими. Просто так все и было. Не то, что нужно оспаривать или даже презирать, просто вещь, которую я должна была принять. Моя невезучесть. Вещи, присланные по почте, будь они бракованными или поврежденными, никогда не возвращались, она просто не верила, что продавец вернет ей деньги, поэтому довольствовалась полученным. Когда она замечала сырость или невыносимо шумных соседей в съемных квартирах, она не ставила под вопрос арендодателей, а вместо этого пожимала плечами и просто жаловалась на бесконечные бронхиты – не удивительно, в таких условиях. Я не поступила в выдающуюся школу в моем микрорайоне, а должна была ездить на автобусе в ту, что была намного больше и хуже, в нескольких милях от дома, но она не подала на аппеляцию, как успешно сделали несколько матерей, она просто приняла это.

Потом, когда мне было девятнадцать, я заболела свинкой, приведшей к редкому осложнению – вирусному менингиту, который в свою очередь позже стал причиной еще более редкого случая ранней менопаузы всего в двадцать четыре года, но моя мать просто сказала, что мне не повезло родиться во время, когда вакцина КПК еще не была нормой для школьников. Просто не повезло. Она не говорила, что моя ранняя менопауза и последующее бесплодие были сокрушительными, подавляющими, катастрофическими.

Просто не повезло.

Я всю жизнь ждала, чтобы она назвала меня везучей – значит, с моей стороны противоречиво презирать кроющийся за этими словами смысл, когда они уже сказаны. Он не думает, что я заслуживаю его. Моя собственная мать. Она думает, что удача, а не усилия привели меня к этому моменту. Она про себя гадает, продержится ли мое везение?

– Жаль, что такая погода, – добавляет она. Этим утром, когда я проснулась, снаружи покапывал дождь, ничем не напоминая ясный летний день из моего воображения. Я пытаюсь игнорировать этот факт. – Думаешь, шатер будет водонепроницаемым?

– Да, – твердо отвечаю я.

– Если пойдет ливень, никто не услышит, как вы говорите клятвы. Тебе бы не пришлось об этом переживать, если бы выходила замуж в церкви.

Я тянусь за своим телефоном. Проверяю прогноз погоды.

– Через час или около того должно проясниться.

Мы женимся в саду Марка. Нашем саду! Мы решили не жениться в церкви, потому что последним визитом мальчиков в церковь были похороны их матери, и мы с Марком не хотели провоцировать никаких тяжелых воспоминаний. Марка совсем это не волнует, но он не религиозен, и даже если верил в Бога, он перестал, увидев смерть своей жены от рака всего в тридцать два года. Я считаю себя отдаленно духовным человеком, хотя не схожу с ума по догматическим патриархальным доктринам. Наверное, я всегда думала, что выйду замуж в церкви – если вообще выйду – не столько ради себя, а ради матери.

Моя мать регулярно ходит в церковь, но она перестала пытаться затащить меня туда, когда мне было девять – ей было стыдно перед другими прихожанами за мое неприкрытое отсутствие энтузиазма к механически повторяемым молитвам, которые, казалось, никто не слушал. Примерно в то время мой отец ушел от нас. Моя мать отреагировала на его уход, подняв свои ставки с Богом. Ее больше не удовлетворяли еженедельные визиты, она