Жанна д'Арк. Факты, легенды, гипотезы - Владимир Райцес

Меньше доверия внушают показания свидетелей на процессе реабилитации. Во-первых, эти люди многого не знали изначально. Во-вторых, многое забыли. В-третьих, на объем и характер той информации, которая содержится в их показаниях, очень сильно повлияли цели и методы расследования.

Следственная комиссия прибыла в Домреми в первых числах января 1456 г., имея уже готовый перечень вопросов, по которым опрашивала каждого свидетеля. В этом, собственно говоря, и заключалось расследование. Следователей {37} интересовало главным образом мнение односельчан Жанны о ее благочестии и добронравии: ведь тяготевшее над ней обвинение изображало ее существом безнравственным, с юных лет ведшим предосудительный образ жизни, не наставленным должным образом в вере и основных принципах христианства, ослушницей заповеди дочернего послушания и т. д. Отсюда — перечень вопросов, на которые должны были ответить свидетели: кем были родители Жанны и являлись ли они добрыми католиками, известны ли ее крестные, была ли она наставлена в христианской вере, часто ли посещала церковь, каковы были ее нравы и обычные занятия, часто ли она исповедовалась и т. п. Естественно, жители Домреми прекрасно понимали, что цель расследования заключалась в том, чтобы снять «пятно бесчестия» с памяти их знаменитой землячки, и потому они старались всячески подчеркнуть христианские добродетели Жанны. По их словам получалось, что маленькая Жаннета резко выделялась во всей округе своим совершенно исключительным, из ряда вон выходящим благочестием. Если обвинение рисовало портрет молодой ведьмы, то свидетели процесса реабилитации изображали Жанну в виде юной святой. Кроме того, поскольку все свидетели давали показания по одной и той же жесткой схеме, они подчас лишь повторяли друг друга.

Какой помнили Жанну спустя четверть века с лишним ее односельчане? Вот, к примеру, свидетельство близкого человека, ее крестной матери Беатрисы, вдовы д'Эстеллена, крестьянина из Домреми (в 1456 г. свидетельнице было восемьдесят лет, Жанна, стало быть, выросла у нее па глазах): «Жаннета родилась в Домреми от супругов Жака д'Арка и Изабеллеты, крестьян, истинных и добрых католиков, честных и достойных людей, живших по их средствам, но не слишком богатых… Жаннета была хорошо и достаточно наставлена в католической вере, как и другие девочки ее возраста; с раннего детства и до ухода из отчего дома воспитывалась в добрых нравах, была целомудренной, хорошего поведения, часто и благочестиво посещала церковь и святые места, и когда деревня Домреми была сожжена (в июле 1428 г. во время нападения бургундцев. — В. Р.), Жаннета исправно ходила по праздникам слушать мессу в деревне Гре. Она охотно исповедовалась в те дни, когда {38} это предписывалось, особенно во время пресветлого праздника пасхи, в чем, как мне кажется, не было никого прилежнее ее в обеих деревнях.

Она занималась различной работой по дому, иногда пряла коноплю или шерсть, ходила за плугом, жала, а иногда, когда подходил черед ее отца, пасла деревенское стадо» (D, I, 257–258).

Такая общая «положительная характеристика» полностью отвечала целям расследования. Но составить, основываясь на ней, представление о личности Жанны невозможно.

Почти то же самое и в таких же выражениях говорил о Жанне ее крестный отец Жап Моро, которому в момент расследования было 70 лет: «.. с младенчества была хорошо воспитана в вере и наставлена в добрых нравах. .»; «… была благонравна и вела себя, как то подобает девушке ее состояния, поскольку ее родители не были особенно богаты…»; «… ходила за плугом и изредка пасла скот на пажитях…»; «…делала всякую женскую работу, пряла и все прочее…»; «…охотно и часто посещала церковь и пустынь Потр-Дам-де-Бермон близ Домреми…»; «…я видел, как она исповедовалась в пасхальное время и по другим большим праздникам…» (D, I, 253).

Быть может, возрастной барьер помешал крестным родителям Жанны увидеть неповторимое в их крестнице? Обратимся к показаниям сверстников Жанны. Вот свидетельство ее близкой подруги Манжеты (в 1456 г. ей было 46 лет, и она была замужем за крестьянином Жаном Жойаром): «Дом моего отца находился почти рядом с домом отца Жаннеты, и я хорошо знала Жаннету-Дсву, потому что часто пряла вместе с ней и делала другую домашнюю работу днем и по вечерам. Она была воспитана в христианской вере и преисполнена, как мне кажется, добронравия. Она охотно и часто посещала церковь, раздавала милостыню и была настолько добродетельна, проста и благочестива, что я и другие девушки говорили ей, что это уж слишком.

Она работала с охотой, и у нее было много дел: она пряла, делала различную домашнюю работу, ходила на жатву, а иногда, в свой черед, пасла скот и при этом пряла. Она охотно исповедовалась, и я часто видела ее стоящей на коленях перед кюре» (D, I, 284–285). {39}

Как видим, возраст свидетелей и характер их отношений с Жанной здесь не при чем: показания ее ровесницы решительно ничем не отличаются от показаний людей старшего поколения. Точно так же обстоит дело с показаниями других сверстников Жанны, ее соседей и друзей детства — Овьетты, Жана Колена, Симонена Мюпье, Мишеля Лебуена. Все эти свидетельства повторяют друг друга, построены по одному и тому же стереотипу, и везде вместо живого изображения Жанны мы находим перечень христианских добродетелей и упоминания о традиционных занятиях любой крестьянской девушки. В показаниях своих односельчан Жанна предстает существом безликим и безгласным: лишь двое из двадцати с лишним свидетелей смогли вспомнить ее слова. Короче говоря, в воспоминаниях людей, с которыми Жанна прожила бок о бок почти всю свою жизнь, не отразилась ее индивидуальность. Не проявилась в них также и индивидуальность самих свидетелей, которые отличаются друг от друга только своими «анкетными данными».

Вряд ли можно полностью объяснить такое однообразие целями и методами следствия, которое проводилось по жесткой схеме, лишавшей свидетелей свободы показаний. Ведь по той же самой схеме та же самая следственная комиссия, перебравшись в конце января 1456 г, в Вокулер, допрашивала свидетелей, знавших Жанну после ее ухода из Домреми. И какой контраст с показаниями ее односельчан! Сколько важнейших сведений содержит каждое из этих свидетельств, как они непохожи одно на другое, и как ярко выступает в каждом из них и личность самого свидетеля, и его роль в истории Жанны д'Арк!

Когда Жанна ушла «во Францию», жители Домреми, конечно же, ее постоянно вспоминали. Нетрудно представить себе, сколько раз на протяжении более чем четверти века, отделяющей ее уход от появления следственной комиссии, говорили в Домреми о Жаннете-Деве. В памяти односельчан Жанны, казалось бы, должны были бережно храниться все относящиеся к ней факты — особенно те, которые указывали на неординарность ее личности и могли рассматриваться как некое предзнаменование ее необыкновенной судьбы. Однако эта память окапалась очень бедной. В свидетельствах людей, близко знавших Жанну, индивидуальное подменено типическим, {40} и из воспоминаний крестьян Домреми вырисовывается не конкретный индивид, а обобщенный и идеализированный образ добродетельной и трудолюбивой девушки.

В генезисе этого образа следует различать две стороны. Первая — перенесение на личность Жанны некоего социального идеала: по прошествии четверти века Жаннета-Дева представлялась крестьянам Домреми воплощением лучших нравственных качеств юной крестьянки. С другой стороны, стереотип представлений о Жанне отражал в какой-то мере действительный характер ее поведения в период жизни в Домреми. Сами условия крестьянского труда и быта сковывали ее индивидуальность, не позволяли проявиться личности, предписывали ей традиционные формы бытия.