Апельсиновый сок - Мария Воронова

Их бесконечно тянуло друг к другу. После занятий в институте Вероника, если не было дежурства, ехала к Косте в общежитие. Дежурный по КПП вскакивал и, дурачась, отдавал ей честь, в ответ она приседала в реверансе. В Костиной комнате она делала уборку, гладила его форму и готовила обед чуть ли не на весь этаж – при ее появлении из своих комнат выскакивали голодные курсанты, готовые внести лепту в приготовление супа или котлет. Если Костя задерживался, ребята поили ее чаем с деликатесами, присланными из дома: тягучим прозрачным медом, сушеными абрикосами и украинским салом такой толщины, что страшно было представить себе размер свиньи. Иногда на свет божий извлекалась бутылка с прозрачной, как слеза, жидкостью – Лёне Собко родня присылала из Львова самогон. Ребята напористо угощали Веронику, и она, не чинясь, выпивала глоточек. Курсанты постарше помогали ей готовиться к занятиям, и все без исключения подсовывали нуждавшуюся в починке одежду.

Однажды Костин друг, получивший виртуозно заштопанную хирургическую робу, назвал Веронику матерью-командиршей, и более приятного комплимента ей не случалось слышать ни до ни после.

Как только появлялся Костя, ребята расходились, деликатно давая влюбленным возможность пообедать наедине. Сосед по комнате брал свою подушку и отправлялся к друзьям, а Вероника с Костей сидели возле подоконника, служившего обеденным столом, и считали дни до того момента, когда они поженятся, дадут взятку коменданту, и он выделит им отдельную комнатку, пусть самую маленькую. А вдруг – это была уже совсем смелая мечта – удастся получить комнату в общежитии для семейных?

Иногда Вероника оставалась у Кости на ночь, наврав сестре, что дежурит. Но любимый берег ее, поцелуи в губы были самыми откровенными ласками, которые он себе позволял.

Чувствуя волнение его плоти, Вероника переживала, что на следующий день у него будет «все болеть», но Костя отшучивался, что ради нее готов пойти даже на такие страшные жертвы. «Осталось терпеть совсем немного, правда? Я боюсь испугать тебя, малыш, ведь я так тебя люблю… Пожатие твоей руки приносит мне больше счастья, чем принесла бы ночь с самой красивой женщиной, которая только бы и думала, как мне угодить».

А Вероника, вместо того чтобы восхититься подобной стойкостью и силой духа, расстраивалась и считала, что недостаточно привлекательна…

Им было так весело вместе! Так весело, что они даже ссориться не могли дольше пяти минут – сразу начинали хохотать. Если выпадал день, когда им не удавалось повидаться, на следующее утро Костя вставал в шесть часов, чтобы встретить Веронику по дороге к метро, и она бросалась к нему на грудь, будто не видела целый год.

Она дежурила в академии, Костя, как обычно, пришел навестить ее. В ту ночь Веронику попросили заменить отсутствующую постовую сестру. Она нервничала, поскольку плохо представляла себе суть предстоящей работы, но медсестра с другого поста согласилась снять назначения, расклеить анализы и справиться с прочей канцелярией; от Вероники требовалось только сделать плановые уколы и наблюдать за больными.

Она все равно не была уверена, что справится, но Костя взял дело в свои руки, и работа закипела. Вдвоем они ловко отставили вечерние уколы, померили давление, проверили состояние послеоперационных больных и в первом часу ночи закончили плановые труды.

В сестринской легла спать Вероникина напарница, великодушно разрешив влюбленным «пристроиться в каком-нибудь укромном местечке».

Взявшись за руки, ребята вышли в коридор и переглянулись на пороге, словно отправлялись в долгое и опасное путешествие… Костя повел Веронику мимо палат, потом они повернули в извилистый коридор и оказались в учебной комнате. Большое темное окно, разномастные парты, стены, в незапамятные времена покрашенные в небесно-голубой цвет… А по стенам – стеллажи, уставленные банками с заспиртованными человеческими органами.

Опытная Вероника сразу распознала печень, червеобразные отростки всевозможных размеров и конфигураций, желудки и участки кишки с разными интересными заболеваниями.

Стало грустно оттого, что хозяева этих органов давно мертвы. Будто они с Костей пришли не в учебную комнату, а на кладбище.

– Пойдем отсюда? – робко попросила она.

– Вряд ли мы найдем другое пристанище. – Костя нежно обнял ее. – Просто не смотри по сторонам.

Он то крепко прижимал ее к себе, то, отстранившись, гладил невесомыми пальцами, стесняясь своей нежности. А потом Вероника сама взяла его руку и положила себе на бедро.

– Продолжай, пожалуйста, – сказала она решительно.

– Ты думаешь, что готова к этому?

– Давно!

Костя растерянно выпустил ее из объятий, и они уселись рядышком на парте. Двое испуганных одиноких детей, ничего больше.

Вероника хотела обидеться, но ее плечо будто само прислонилось к Костиному плечу, а рука нашла его руку и уютно устроилась в ней.

– Я так боюсь сделать тебе больно или испугать тебя… Обещай, что сразу остановишь меня, если это тебе не понравится.

Но любопытство давно пересиливало в Веронике страх потери невинности, она еще до знакомства с Костей желала вкусить запретного плода и завидовала подружкам, уже успевшим изведать новые ощущения.

…Оказалось, что эти самые ощущения, эти судороги тела и яркие вспышки на периферии сознания значат так мало! Соединение их тел было лишь способом слияния душ…

Сидя в анатомическом зале, Вероника рассеянно вертела в руках макет черепа, не в силах думать о том, где у него какие отверстия, а где какие отростки. Волнуясь и смущаясь, она вспоминала каждую секунду их с Костей ночи, и если бы преподаватель вызвал ее сейчас и спросил об устройстве крыловидно-небной ямки, круглой отличнице Веронике нечего было бы ответить.

На латыни пришлось прийти в себя – Нинель Федоровна Рыбкина могла бы обратить к изучению своего любимого языка даже человека, находящегося под наркозом. Вероника вяло просклоняла словосочетание, получив первую за время учебы тройку, и принялась мечтать о том, как они с Костей будут жить, когда поженятся.

«Зачем это высшее образование, – размышляла Вероника, – латынь эта… – Мысленно она позволила себе эпитет, несвойственный благородному древнему языку. – Костя – вот что главное в моей жизни. Тем более что я, наверное, скоро залечу, если еще не беременна. Ему нужна верная подруга, а не баба, занятая работой не меньше, чем он. Он такой талантливый… Отучусь еще два курса, чтобы иметь право работать медсестрой, и все. А может, и не отучусь, если придется идти в декрет. Тогда санитаркой пойду работать».

С трудом она заставила себя не покинуть класс посреди занятия. В самом деле, какой смысл здесь сидеть, если у нее есть Костя?

Ей хотелось поскорее увидеть любимого, но после занятий нужно было ехать домой, чтобы помыться и переодеться.

В метро было тесно и душно, и бессонная ночь дала о себе знать. Силы оставили Веронику внезапно, будто кто-то выключил рубильник внутри ее организма и обесточил все жизненно важные системы.