Японская новелла 1960-1970 - Кобо Абэ
Шрифт:
Интервал:
В этой группе был Тадзима. И Тадзима и я были довольно замкнутыми и трудно сходились с людьми. Но даже замкнутому человеку необходимо с кем-то общаться, и мы в конце концов подружились. Я жила недалеко от центра, и Тадзима, приезжая в центр по делам, каждый раз заходил ко мне. Когда работа спорится, хочется поделиться с кем-нибудь своей радостью, когда все идет вкривь и вкось, тем более хочется, чтобы кто-нибудь тебе посочувствовал. Чаще всего сочувствующей стороной бывала я, но все равно приход Тадзимы неизменно доставлял мне удовольствие — ведь я жила совершенно одна. Он приходил почти каждую неделю. Мы часами сидели друг против друга в моей тесной, в четыре с половиной татами, комнатенке и болтали. Тадзима засиживался допоздна — до последней электрички. Нет, между нами ничего такого не было. Мы даже ни разу не поцеловались. Он порой рассказывал мне об очередном знакомстве с женщиной — родственники и знакомые хотели его женить и несколько раз устраивали смотрины, — а я, не оставаясь в долгу, советовала ему поскорее вступить в брак с работящей, домовитой девушкой и поправить своя дела.
Однажды я получила заказ написать телепьесу из жизни художника. Мне предложили переработать один роман, но я совершенно не представляла, как писать о художниках. И тогда Тадзима предложил пойти к его дяде Саймуре, надеясь, что это знакомство мне поможет. До сих пор он ни разу не упоминал о своем дяде.
Саймура оказался приятным, хоть и немногословным человеком. Я с профессиональной бесцеремонностью засыпала его различными, большей частью дурацкими, вопросами, а он терпеливо отвечал. На его лице попеременно отражались то смущение, то снисходительность, то замешательство, а порой откровенная насмешка. Однако глаза у него были подкупающе добрые и, казалось, могли рассказать гораздо больше, чем скупые слова. Эти глаза и дали пищу моей фантазии. Я в конце концов все же написала сценарий о жизни художника средних лет.
К моему удивлению, критики довольно благосклонно отозвались о моей пьесе. Через неделю после того, как она была показана по телевидению, я, горя желанием хоть как-то отблагодарить Саймуру, купила бутылку виски и отправилась в его ателье. У Тадзимы были какие-то срочные дела, и он не мог сопровождать меня.
Саймура почти ничего не сказал о моей пьесе, лишь ограничился замечанием, что видел ее по телевизору. Но что-то в нем изменилось, он проявлял ко мне гораздо больше интереса, чем в прошлый раз, — должно быть, телепередача все же произвела на него впечатление. Я хотела сразу уйти, но он попросил меня остаться ужинать. У него была приходящая прислуга, убиравшая ателье и готовившая ему еду. Однако Саймура решил сам приготовить ужин, а прислугу попросил только сходить за продуктами на рынок. К сожалению, я ничем не могла ему помочь: что касается кулинарии — тут я абсолютный профан. И вообще, прожив много лет в одиночестве, я, кажется, забыла, что значит получать удовольствие от еды. Конечно, каждому человеку надо есть, и я ела, когда чувствовала голод. Когда меня начинало клонить ко сну, ложилась спать. Когда нужно было работать, работала. Но ни еда, ни сон, ни работа, ни даже развлечения не доставляли мне удовольствия. Я и в жизни чувствовала себя начинающей, словно настоящая жизнь была где-то впереди. Но я не знала, какой шаг надо сделать, чтобы вступить в эту настоящую жизнь.
— Знаете, мне кажется, что вам жилось бы веселее, если бы вы вышли замуж… — как бы между прочим сказал за ужином Саймура.
В этот момент я как раз думала о Тадзиме. Вспоминала его тонкое, нервное лицо. У него был трудный, неровный характер. Порой его раздражали самые невинные мелочи. На него, например, плохо действовали люминесцентные лампы. На телестудии он частенько вступал в спор с редакторами, вспыхивал как порох и, хлопнув дверью, уходил. А в результате упускал работу… Я думала о Тадзиме… Ничего, со всем этим можно мириться. Если я буду умело руководить им…
— Вам бы выйти замуж и серьезно заняться творческой работой, — продолжал Саймура. — Обидно растрачивать способности на всякие мелкие поделки и работать только ради денег…
Растерявшись от этих неожиданных слов, я перестала есть и взглянула на Саймуру. Он продолжал жевать как ни в чем не бывало.
— Мы, наверно, сумеем ужиться… Это нетрудно, мы ведь люди вполне взрослые, и каждый будет уважать точку зрения другого… Возможно, это окажется полезным и для нашей работы.
Короче говоря, Саймура предлагал мне выйти за него замуж. Это было два года назад.
Мы поженились. Нам повезло — мы попали в этот кооперативный дом и здесь, в новой квартире, начали новую — совместную — жизнь. Саймура был идеальным мужем. Никогда ни по какому поводу не высказывал недовольства. Не поморщившись, ел безвкусные блюда, которые я готовила. Обслуживал себя сам. Каждый день после обеда уходил в ателье писать картины.
— Ты меня совсем разлюбил, да?…
Я все время думала о любви, потому и заплакала. Муж, кажется, был потрясен — ведь он впервые видел мои слезы. Неужели то, что у нас, и есть любовь? Такая тихая, спокойная… Но чем безмятежнее была наша жизнь с Саймурой, тем больше росло мое напряжение, которое сейчас — впервые за два года — нашло выход в слезах. Наверно, я, прожив столько лет одна, слишком уж много ждала от любви. Мне хотелось, чтобы она была необыкновенно страстной и сильной, чтобы она изменила в корне не только мою жизнь, но и меня самое. Чтобы в ней таилось нечто, способное превратить меня в бабочку. Но я ничуть не изменилась. Сижу, как прежде, в своем коконе, предаюсь наивным мечтам и жду, что настоящая жизнь еще наступит. А ведь раньше все эти мечты я связывала с замужеством… Стоит лишь выйти замуж, тут и начнется настоящая жизнь, думала я.
— Кто знает, может быть, я тоже превращусь в бабочку…
Я постаралась сказать это шутливым тоном, постаралась улыбнуться, но ничего не получилось, из глаз снова покатились слезы.
Конечно, я ни
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!