Невольница. Книга 2 - Сара Ривенс

ныть, я слечу с катушек и выставлю тебя вон. Не докапывайся.

— Мы выходим через пять минут, — сказала я Эшеру.

И покачала головой, слушая, как он угрожает уставшему ребенку, которому скучно. Элли встала и попросила пойти вместе с ней, чтобы остановить это смертоубийство.

— Он и впрямь не создан для детей, — вздохнула она, выходя из зала.

В таком состоянии он не создан ни для чего.

На улице холодный ветер хлестнул меня по лицу, и я зябко поежилась. Ходьба на каблуках была настоящей пыткой, но по пути к машине Эшера я старалась держаться ровно. Тот вылез наружу и воздел руки.

— Рано или поздно я его прикончу, — пригрозил он.

Элли не обратила на него внимания и открыла дверцу, принимая в объятия издерганного сына. Она дала ему свой телефон и повела к машине Карла, припаркованной на несколько метров дальше.

Мы стояли вдалеке от грохочущей вечеринки, которая была в самом разгаре. В ушах шумело, а глаза устали от слепящих огней зала. Эшер положил руки мне на талию, и я прильнула к нему в поисках тепла. Пристроив голову у него на плече, сообщила, что Сабрина приедет завтра.

— Хорошо, — сказал Эшер, касаясь губами моей щеки.

— Ну все, нам пора, — раздался вдалеке голос Элли.

— Ой, подождите! Я забыла сумочку, — спохватилась я.

— Давай вернемся. А я заодно попрощаюсь с Роми, — ответила Элли.

— Я подожду тебя в машине, — решил Эшер.

Я стучала зубами, шагая рядом с подругой, которой, казалось, холод был нипочем. На площадке перед домом стояла Хэзер, глядя на нас загадочно.

— Элли, — позвала Хэзер, — можешь подойти на минутку? Мне нужно с тобой поговорить.

Я тут же нахмурилась. Элли повернулась ко мне.

— Пойдем? Мы…

— Нет! — поспешно добавила Хэзер. — Я хочу поговорить с тобой. Наедине.

— Я пока схожу за своими вещами, — сказала я, кладя ладонь на руку Элли, чтобы ее успокоить. — Встретимся у машины.

В холле я столкнулась с Роми, которая шла покурить. С улыбкой она потянула меня на улицу. Я так никогда не уйду.

— Вы уже домой?

Только я собралась ответить, как нас прервал оглушительный грохот. Взрыв.

Меня отбросило назад. В ушах зазвенели крики, и я потеряла сознание.

Глава тридцать восьмая Сенатор

Эшер

Шесть часов спустя.

Штаб-квартира в Лос-Анджелесе

— Эшер?

— Он так и молчит после взрыва, — шепнул Кайл Киаре.

Я смотрел на людей, разгружающих фургоны, но душой оставался в Западном Голливуде. В ушах стоял гул, сердце лихорадочно билось, не желая успокаиваться.

Элла находилась в подвальном этаже. Коул сказал, что с ней ничего серьезного и что ей здорово повезло благодаря Роми. Благодаря сигарете. Какой-то несчастной сигарете.

В момент взрыва мое сердце разбилось. Мозг застыл, как и всё вокруг. Не знаю каким образом, но через несколько секунд я оказался рядом с ней.

Помню, как кричал Ной, как искал Элли Карл, но я не видел ничего, кроме нее, ее закрытых глаз, крови, струящейся с затылка. Она была без сознания.

Мысленно я ее похоронил.

— Что сказал Коул?

От страха потерять ее меня парализовало. Именно в этот момент я перестал управлять своим телом. Все движения стали автоматическими. По правде говоря, я не осознавал, что делал. Не помнил, как вел машину, как сумел уложить ее на заднее сиденье, как добрался до штаб-квартиры.

Содрогаясь от самых жутких страхов, я не мог думать ни о чем, кроме нее. Помню, что позвонил Коулу и что-то орал ему. Помню лица своих людей, такие же бледные, как мое.

Но лучше всего я запомнил панику, охватившую меня, и то, как отчаянно колотилось сердце.

Мой ангел.

Сохранять спокойствие не получалось. Я не мог сидеть и ждать в своем долбаном кабинете, — вдруг она умирает там, в подвале? Однако Коул не пускал меня, и я со всей дури шарахнул по письменному столу, чтобы дать выход гневу.

Два раза.

Я представил, что она умерла. Желудок стянуло узлом, и только поэтому я не проблевался от паники. Меня трясло от собственного бессилия, оно приводило меня в ярость. Но мне не удавалось выплеснуть эмоции. Сейчас я мог только молчать.

— Он способен переговорить с сенатором?

Сенатор.

— Сомневаюсь…

— Пусть заходит, — заявил я. — И без новостей об Элле не возвращайтесь.

Впервые за несколько часов я заговорил. Нужно было переключиться на что-то, занять чем-то голову.

За спиной раздались шаги, дверь закрылась. Он был здесь.

— Мистер Браун, — начал я, не поворачиваясь. — Я почти польщен тем, что член правительства пришел ко мне в кабинет.

— Кто убил моего сына?

Тон его был холодным и нетерпеливым. Но это только обострило мое безумное желание помариновать его подольше.

Все ли с ней хорошо?

— Вам бы лучше присесть, я не намерен так быстро делиться информацией, — честно ответил я.

— Что вы хотите в обмен?

Я растянул губы в улыбке — мне в голову пришла одна мысль, продиктованная жаждой власти.

Элла.

Она должна очнуться. Блин, когда уже мне об этом сообщат?

— А во сколько вы оцените мою информацию?

— У вас уже все есть, Скотт, — снова заговорил сенатор у меня за спиной. — Прикрытие, деньги, власть. Мне нечего предложить вам.

— Отнюдь.

Мой ангел… ты спишь уже несколько часов.

— Чего вы ждете от меня?

Коул сейчас с ней? Почему она не приходит в себя?

— Я не делюсь информацией даром, у всего есть цена.

— И какова ваша, мистер Скотт? — еще нетерпеливее спросил он.

Это не тот ответ, которого я жду, говнюк. Старайся лучше.

Я мучился вопросом, стабильны ли показатели моего ангела, бдит ли Коул. Я мучился вопросом, почему она не желает просыпаться.

Элли пришла в себя три часа назад, не меньше.

Это было невыносимо.

— Нет, вопрос в другом: готовы ли вы заплатить эту цену? Имя убийцы вашего сына прямо вертится на кончике языка…

— Не играйте со мной в эти игры…

— Иначе что? — спросил я, поворачиваясь к нему. — Вам же будет хуже, не мне. Вы и так потеряли сына, будет ужасно всю жизнь задаваться вечным вопросом, верно?

Я медленно отошел от окна и двинулся к своему кожаному креслу. Сел лицом к человеку, который нуждался во мне, не подозревая, что я нуждаюсь в нем куда больше.

Будут ли у нее осложнения?

Сенатор недобро вглядывался в мое непроницаемое лицо:

— Вы тоже потеряли близкого человека.

Мои мысли обратились к тому, кого я уважал всей душой.

Папа.

— Это открытая информация, и вы первый тогда порадовались новости.