Благословенный - Виктор Коллингвуд

— Сделаем. Буквально через пару дней они будут в Вашем распоряжении, Ваше высочество!

Покинув завод, мы с Костей и сопровождавшими нас лицами кромкой Кронштадтского залива возвращались к Зимнему дворцу. Чудесное солнечное утро обещала превратиться такой же прекрасный, такой редкий в дождливом петербургском климате день. Мы сильно проголодались и уже торопили лошадей, как вдруг…

Интерлюдия.

Уже подъезжая к зданию лаборатории Академии Наук, профессор Соколов понял, что дело неладно. Из печных труб здания не поднимался обычный в этом случае дымок.

— Что там такое? Забыли протопить? — пробурчал профессор себе под нос и, торопливо рассчитавшись с извозчиком, вошёл внутрь.

Один из помощников его уже был здесь; второй должен был прибыть с минуты на минуту.

— А Прошки-то нету Никита Петрович! То ли запил, то ли заболел… Не прибрано тут, да и не топлено!

— Вот аспид! — беззлобно выругался профессор. — Гнать бы его надо по-хорошему в шею, да мы всё сюсюкаемся.

— Так что Никита Петрович? Затопить?

— Дров нет, тащить надо со двора. Давайте, пожалуй, не будем тратить время такое низкое занятие: я лучше останусь в епанче.

Сегодня Соколов планировал выполнить очередную серию опытов по получению препарата, названного великим князем Александром Павловичем сложным, но вполне наукообразным именем «нитроглицерин». Предыдущие опыты, увы, положительного результата не дали. По описанию, задача была совсем не сложна — воздействовать селитряной кислотой на очищенный жидкий жир,называемый «глицерином»; однако же вещество с нужными свойствами никак не получалось. В чём тут была причина, увы, непонятно, — то ли опыты ставились не так, то ли желаемое великим князем вещество на деле было всего лишь его фантазией. И последнее время профессор склонялся ко мнению, что вторая причина вероятнее первой.

— Никита Петрович, реактивы подмёрзли! — сообщил ему помощник.

— Это ничего! Всё равно должно среагировать! Давайте начинать, главное, ведите записи!

Помощник начал готовить лабораторную посуду и вещества, профессор же, морщась от холода и растирая руки, перебирал предыдущие записи.

— Гриша! Давай замешивать в этот раз концентрированную,разбавленную в треть, в половину и в две трети водою!

— Слушаюсь, Никита Петрович!

Пока помощник готовил вещества в нужной концентрации,профессор сел в специально принесённое для него кресло. Последнее время его всё сильнее мучили боли в ногах и спине.

«Здоровья совсем нету! И зрение нынче совсем плохое, даже окуляры уже не помогают. Ещё год-два и всё; иссох лимон!» — не весело думалось ему.

— Готово, Никита Петрович!

Стряхнув с себя грустные мысли профессор с трудом поднялся из кресел.

— Ну-с, тогда приступим.

Вновь и вновь они смешивали препараты. Измученные постоянными неудачами Соколов с помощниками придумали работать целыми партиями опытов: замешав сразу несколько посудин, выставляли их на столе, а затем уже осматривали и изучали полученный результат. В этот раз всё должно было быть также…

За спиною профессора хлопнула входная дверь.

— Господин Соколов, простите великодушно: сегодня я задержался!

Это пришёл второй опоздавший помощник.

— Пустое! Бери скорее перо, да вон, первую партию описывай! — не оборачиваясь, ответил он.

— Извольте! А где она?

— Да вон же, под вытяжкою стоит… Осторожнее!!!

И звон разбившегося стекла слился с грохотом мощного взрыва.

Мы с Костею подъезжали уже к Адмиралтейству, как вдруг из-за Невы до нас донёсся грохот мощного взрыва. Лошадь подо мною в ужасе шарахнулась в сторону, да так, что я с трудом удержался в седле!

— Что там за чёрт? — в изумлении спросил Константин, глядя, как вдалеке, над Васильевским островом, поднимается облако тёмного дыма.

— Порох, что ли, у кого-то бухнул? — гадали сопровождавшие нас офицеры-коннгвардейцы. — Где это вообще? Кажись, «Бонов Дом»?

Острая догадка пронзила меня с головы до пят. Лаборатория!

— За мной! Пошла! — проорал я, и впервые применил к лошади стэк.

— Александр Павлович, куда вы? — донеслось сзади.

Не разбирая дороги, я поскакал к мосту через Неву. Лошадь перешла с рыси в галоп, да так, что меня бросило к ней на шею; прохожие в ужасе шарахались в стороны. Долгие несколько секунд мне казалось, что я вот-вот свалюсь прямо под копыта, но я не падал вперёд и не мог вернуться в седло назад. Наконец Кукла успокоилась, и я смог вернуться в нормальную посадку.

— Александр Павлович, поберегите себя! Вы пока ещё не обучены ездить галопом! — воскликнул догнавший меня берейтор. — Константин Павлович, вон, упали!

У собора Исаакия Далматского я свернул на плашкоутный мост и с грохотом поскакал на Васильевский остров. Мост выходил на берег как раз у здания Кадетского корпуса.

— Едемте со мною! Там какое-то происшествие! — крикнул я высыпавшим на улицу преподавателем и студентам.

Ещё только подъезжая к зданию лаборатории, я уже понимал, что произошло.

Улица была завалена щепками, обломками дерева и камня, среди которых то тут, то там лежали раскиданные склянки с реактивами и химическими веществами. Половина здание лаборатории была разрушена, один угол буквально вырвало наружу внутренним взрывом; большая часть крыши улетела, а то, что осталось, завалилось внутрь помещения. У здания уже собралась небольшая толпа обывателей, с ужасом наблюдавшая за происходящим. Среди завалов виднелись небольшие очаги пожара, к счастью, ещё не разгоревшегося.

— Чего зеваем? Тушите давайте! — бросился распоряжаться офицер из Шляхетского корпуса. Кадеты собирали разлетевшиеся бумаги, пытались помочь раненым.

— Если погибшие? — спросил я одного из добровольных пожарных.

— Видимо, есть! Вы вон того господина спросите, он тут служил!

Молодой человек с окровавленным лицом сидел на земле; ему перевязывали голову холстиной.

— Что случилось? — спросил его я, соскочив с лошади.

— Не знаю! Кажется, меня в окно выбросило…

— Что делали? Нитроглицерин?

— Да, его.

Эххх… Предупреждал же их!

Я обернулся к своим