Тайна "немецкого золота" - Геннадий Соболев

«Д-р Кюльман телеграфировал в Берлин, но у него мало надежды на успех. Остается единственная надежда, чтобы его величество послушался моего совета и сам немедленно телеграфировал императору Вильгельму с настоятельной просьбой о помощи. Я оставляю за собою право по возвращении в Вену развить его величеству мою точку зрения, в том смысле, что невозможно дальше вести внешнюю политику, раз аппарат снабжения до того испорчен, что отказывается служить. Еще несколько недель тому назад ваше превосходительство положительно уверждали, что мы можем продержаться до нового урожая».

Одновременно с этим я телеграфировал императору:

«Поступающие телеграммы показывают, что положение у нас становится критическим. Что касается продовольственного вопроса, то мы сможем избежать кризиса лишь при двух условиях: во-первых, при условии получения временной подмоги из Германии; во-вторых, при условии использования ее для наведения порядка в аппарате продовольствия, функционирование которого в настоящее время ниже всякой критики, и для приобретения запасов, до сих пор имеющихся в Венгрии.

Я только что изложил д-ру Кюльману все положение и он будет телеграфировать в Берлин, но перспективы очень мрачны, так как сама Германия страдает от серьезных лишений. Мне кажется, что единственная надежда на успех этого шага заключается в том, чтобы Ваше величество сами немедленно отправили через военные инстанции телеграмму по прямому проводу непосредственно императору Вильгельму, и настоятельно просили бы его вмешаться самому, выручить нас в смысле зерна и, таким образом, воспрепятствовать неизбежному иначе взрыву революции. Обращаю особенное внимание на то, что начало беспорядков у нас в тылу сделает заключение мира здесь совершенно невозможным; как только русские парламентеры заметят, что у нас приближается революция, они откажутся заключать мир, потому что все их расчеты построены именно на этом факторе».

16 января 1918 г.

Дурные вести из Вены и окрестностей; сильное забастовочное движение, вызываемое сокращением мучного пайка и вялым ходом брестских переговоров. Бессилие венского кабинета становится роковым. Я телеграфировал в Вену, что надеюсь со временем обеспечить страну запасами, вывезенными из Украины, если им только удастся сохранить в Вене спокойствие в течение еще нескольких недель, и умолял сделать все возможное, чтобы не портить мира с русскими. В тот же день я телеграфировал председателю совета министров д-ру Зейдлеру:

«Я очень сожалею, что не обладаю властью парализовать все ошибки совершенные ведомствами, ответственными за продовольствие.

Германия заявляет категорически, что она помочь не может, так как у нее самой слишком большие недочеты.

Если бы ваше превосходительство, или ваши ведомства своевременно обратили бы на это внимание, то мы бы не были лишены возможности доставить запасы из Румынии. По тому, как обстоит дело сейчас, я не вижу другого исхода, как реквизиция венгерской муки грубой силой и доставка ее в Австрию до тех пор, пока не начнет поступать хлеб из Румынии и, надо надеяться, из Украины».

20 января 1918 г.

Совещания привели к тому, что Троцкий заявил, что он желает изложить в Петербурге неприемлемые для него требования германцев, но считает себя определенно обязанным еще раз вернуться сюда. На привлечение представителей из окраин он согласен только в том случае, если выбор лиц будет предоставлен ему. Это неприемлемо. Несмотря на свою юность, украинцы вылупляются очень быстро, дабы использовать выгодное для них положение, и переговоры еле сходят с мертвой точки. Сначала они заявили о претензиях новой «Украины» на восточную Галицию. Об этом мы не стали и говорить. Тогда они стали скромнее, но с тех пор, как у нас начались беспорядки, они знают, как у нас обстоят дела, и что мы должны заключить мир, чтобы получить хлеб. Теперь они требуют выделения восточной Галиции. Вопрос должен быть решен в Вене и решающее слово должно остаться за австрийским кабинетом.

Зейдлер телеграфирует, что, если украинский хлеб не прибудет, в ближайшем будущем неминуема катастрофа. Зейдлер говорит, что если не помощь извне, то с будущей недели должно начаться массовое волнение. Германия и Венгрия больше ничего не поставляют, Все агенты сообщают, что на Украине огромные запасы. Вопрос в том, чтобы заблаговременно получить их. Если же мы не добьемся мира в ближайшем будущем, то у нас снова повторятся беспорядки, а с каждой демонстрацией в Вене цена мира будет здесь все повышаться — потому что господа Севрюк и Левицкий высчитывают из этих беспорядков степень нашего голода точно на термометре. Если бы лица, вызвавшие эти демонстрации, только знали, как они затруднили нам подвоз украинского продовольствия. Ведь мы почти что пришли было к соглашению.

Вопрос о восточной Галиции я представлю австрийскому кабинету; этот вопрос должен быть решен в Вене. Холмский вопрос я беру на себя. Я имею право, я должен действовать, чтобы сохранить за нами польские симпатии, а не смотреть скрестивши руки, как сотни тысяч людей умирают с голоду.

21 января 1918 г.

Поездка в Вену. Впечатление венских беспорядков еще сильнее, чем я думал, и становится катастрофичным. Украинцы больше не обсуждают вопросов, они диктуют нам свои решения.

На вокзале, при чтении прежних протоколов, я нашел записи, касающиеся совещаний с Михаэлисом. Согласно им помощник государственного секретаря фон-Штумм сказал тогда: «Министерство иностранных дел находится в постоянных сношениях с украинцами, и сепаратистское движение в Украине очень сильно. Для поощрения его украинцы выставили требование объединения с Холмом и с восточной Галицией, населенной украинцами. Но пока Галиция принадлежит Австрии, претензия на Галицию невыполнима. Дело обстояло бы иначе, если бы Галиция объединилась с Польшей: в таком случае отказ от восточной Галиции был бы осуществим».

По-видимому, немцы уже давно предрешили этот мучительный вопрос.

22 января состоялось совещание, пришедшее к окончательному решению относительно украинского вопроса. Председательствовал император, и предоставил мне слово в первую очередь. Я сначала изложил все трудности, препятствующие миру с Россией, и которые уже известны из вышеприведенных записей моего дневника. Я выразил сомнение в том, что удастся добиться общего мира центральных держав с Петербургом. Затем я остановился на ходе переговоров с украинцами. Я доложил, что украинцы сначала требовали уступки Галиции, но что я их требование отклонил. Они также выставляли пожелания касательно русинской территории Венгрии, но разговоры эти были прекращены ввиду надлежащего отпора с моей стороны. Теперь они требовали разделения Галиции и создания австрийской провинции из восточной Галиции и Буковины. Я подчеркнул, что принятие украинского постулата должно иметь тяжелые последствия при дальнейшем развитии австро-польского вопроса. Но зато украинцы должны оказать нам громадную услугу в смысле немедленного подвоза муки. Кроме того Австро-Венгрия будет требовать полного уравнения в правах поляков, населяющих Украину.

Я особенно подчеркнул, что я считаю своим долгом дать полный отчет о совещаниях в Бресте, потому что решение не может быть предоставлено мне, а лишь всему кабинету в целом, и в первую очередь председателю австрийского совета министров. Австрийское правительство должно решить, можно ли принести эту жертву или нет; я, конечно, заранее предупреждал, что если мы отклоним украинские претензии, то нам, по-видимому, не удастся прийти к какому-либо соглашению с этой страной, и что мы в таком случае окажемся вынужденными вернуться из Брест-Литовска без всякого мира.