Место, где зимуют бабочки - Мэри Элис Монро

– Да, это было… И эти рисунки были маленькой радостью, пока дети их рисовали, а потом смотрели на них… А может быть – и большой… Я верю, что между людьми и бабочками есть какая-то связь. Иначе откуда бы взяться всем этим мифам? И ведь им тысячи лет! А все неизменно. Я вот молюсь богам, когда отпускаю на волю бабочку…

Луз улыбнулась сквозь слезы:

– Бабочка – это знак. А я верю знакам.

– Пока еще никто не разгадал тайну данаид. Кто знает, каким таким знакам они подчиняются, когда летят в Мексику зимовать? А с тобой все понятно. Для тебя знаком стала твоя бабушка.

– Ну хоть что-то есть постоянное в нашей поездке, так сказать, незыблемая константа, а не как в «Кентерберийских рассказах» – чехарда из разных историй паломников, путешествующих к мощам… А для тебя что-то есть постоянное? – Луз на миг повернулась к матери и поймала ее взгляд.

– Для меня… Я просто следую за тобой, – ответила Марипоса.

Ближе к вечеру Марипоса сменила Луз за рулем. Луз откинулась на спинку сиденья, давая возможность голове и плечам отдохнуть. Мерный гул мотора, похожий на сердцебиение, убаюкивал своим ритмом. Мягко шуршали шины по полотну асфальта.

Она взглянула на темный силуэт Марипосы. Волосы аккуратно собраны на затылке, никаких следов косметики на загорелом лице. Правда, слева, на уровне рта, небольшой шрам. Когда она улыбается, шрам переходит в улыбку и сливается с ней. Кто же она, ее мать? – в сотый раз задалась Луз вопросом. Всю свою жизнь она прожила с мыслью о другом образе своей матери. А сейчас в машине рядом с ней сидит незнакомка, совершенно чужой ей человек. Интересно, как сложилась бы ее жизнь, если бы Марипоса не сбежала из дома? Как складывались бы их взаимоотношения? Ладили бы они? Или как Мария с бабушкой – любили бы друг друга горячо и нежно, а ужиться бы вместе так и не смогли?

Марипоса почувствовала взгляд дочери. Улыбнулась и спросила:

– Устала?

– Очень, – честно призналась Луз.

– Надеюсь, он наконец причалит к мотелю, наш доблестный капитан, – пробормотала Марипоса вполголоса. В ее тоне звучало недоверие к взявшему на себя роль гида Билли. – Любой тебе скажет, ехать по Мексике ночью – безумие. Если не самоубийство. О! Я таких историй могу тебе рассказать на сей счет.

Луз не ответила и стала молча смотреть на дорогу. Интересно, какие такие истории могла бы рассказать ей ее мать? И много ли в них будет правды? Ну, с бабушкой все ясно! Она-то придумывала все для ее же, Луз, блага… А что такое, собственно, благо – правда или придумка? А «вымысел во спасение»? Она нашла верное определение – для бабушки все было именно так… И никто не вправе осуждать Эсперансу Авила за ту неправду, которой она – спасала… И, завершив очередной круг размышлений на эту тему, Луз слегка задремала, не теряя ощущения связи с происходящим.

На следующее утро они выехали рано, сразу же после завтрака в скромном придорожном отеле. Их потчевали чилакилес с курицей под зеленым соусом сальса, кукурузными лепешками плюс еще яйца, зелень, фасоль, сыр. Ветер гнал тучи по синему небу, но ничто не предвещало дождя, а потому было решено, что надо ехать весь день, пока не стемнеет. Как только перевалили через горный хребет Сьерра-Мадре, Луз снова села за руль. Себе самой она сейчас напоминала кого-то из пионеров, двинувшихся на освоение Дикого Запада. Она так явственно представляла себе, как эти люди понукают взмыленных лошадей тащить повозки вперед! Вот и она выжимает из бедняги El Toro все возможное и невозможное, терзая коробку передач и налегая на руль. Визжат тормоза на поворотах, а она подхлестывает старикашку не сдаваться и катить колеса вперед. Кажется, уже благополучно миновали подъем и спуск, но тут старенький «Фольксваген» вдруг неожиданно стал терять скорость. И мотор затарахтел на подозрительно низких тонах, можно сказать, на последнем дыхании.

– Ну же, Бычок! Ты же не бычок, ты самый настоящий взрослый бык. Давай, работай! – кричала Луз и поощрительно ерзала на сиденье, пытаясь помочь ослабевшей машине.

Марипоса рассмеялась, слушая эти увещевания, но тоже присоединилась к дочери. И они заладили, перекрикивая друг друга:

– Вперед! Вперед! Вперед!

Луз отдавала себе отчет, что бедному Билли в его внедорожнике было сейчас не до смеха. Он довольно далеко оторвался от них. Время от времени он останавливался, поджидая, пока они дотащатся до условного места. Будь Луз склонна к азарту, она могла бы поспорить на что угодно, что в глубине души Билли уже не раз и не два проклял тот день и тот час, когда по глупости предложил им свою помощь.

Единственное, что скрашивало ситуацию и не позволяло настроению упасть до нуля, так это окружающие пейзажи. Они были прекрасны. Девственные леса, радующие глаз сочной зеленью, сменялись изумительными по красоте долинами. Наконец дорога выровнялась, спуски и подъемы остались позади, и El Toro потихоньку стал набирать прежнюю мощь. Луз опять уселась на место водителя. Разговоры в салоне возобновились.

– Знаешь, ты мне во многом напоминаешь ту девушку, Офелию, с которой я познакомилась. – Луз искоса взглянула на мать. – Очень славная девушка. И красивая. Я ее искренне полюбила. Ей тоже пришлось хлебнуть всякого.

Марипоса удивленно вскинула брови.

Луз рассмеялась, заметив ее озадаченность.

– Нет, не в прямом смысле. Она не алкоголичка, нет. Но жизнь потрепала ее, это да. Она и родила дочь почти в том же возрасте, в каком ты родила меня.

– Ее приятель издевался над ней?

– Еще как. Одна, беременная, в чужом городе! Только с тобой все случилось в Милуоки, а с ней – в Чикаго. А тебя мой отец тоже бил?

Марипоса отрешенно молчала, и Луз уже подумала, что зря она затеяла эту тему.

– Знаешь, девочка моя, меня тоже били. И не раз, – наконец негромко промолвила Марипоса. – Один подонок оставил мне на память вот этот шрам. – Она ткнула пальцем в шрам возле рта. – А вот еще один. – Она ухитрилась расстегнуть блузку, и на плече обнажился толстый зигзагообразный след, похожий на след от ножевого ранения. – Кстати, меня били не только мужчины. Случалось, и женщины.

Марипоса потрясла головой, словно пытаясь отогнать от себя тягостные воспоминания.

– Но вот Макс, твой отец, – странно, что мы еще ни разу не упомянули его по имени, – так вот он пальцем меня не тронул, не то что ударил. Впрочем, когда он меня бросил, то эта душевная травма оказалась для меня больнее, чем следы от побоев.

– Я ничего не знаю о своем отце. Даже фамилии его не знаю! Видела его только на фотографии.

– Его фамилия Строг. Максимилиан Строг.

Луз мысленно повторила. Фамилия иностранная.

– Но это не твоя фамилия. Мы с твоим отцом не были женаты. Надеюсь, это тебе известно?

– Да. Ты хотела выйти за него замуж?

Марипоса многозначительно улыбнулась.

– Мне было тогда восемнадцать. Не думаю, что в тот момент, когда я убежала из дома, я много думала о замужестве. Но когда поняла, что беременна, вот тогда, да, я захотела стать его законной женой. То есть я даже не сомневалась, что мы поженимся. Потом стала требовать этого. – Марипоса вздохнула: – Но Макс не хотел себя связывать.