Призрак для Евы - Рут Ренделл

— Мишель, — сказал он. — Мишель.

И она ответила. Именно в эту секунду Мишель открыла входную дверь.

— Я здесь, дорогой.

Ее лицо раскраснелось и выглядело взволнованным.

— Я должна тебе кое-что сообщить. Это хорошая новость — ты со мной согласишься. Я думаю, ты обрадуешься. Я сделала тест дома, еще месяц назад, но до сих пор не верила. Думала, у меня гормональный сдвиг или для моего возраста тест не годится, но врач все подтвердил и сказал, что все в порядке. Все будет хорошо, потому что нет никаких причин…

Мэтью побледнел, как в худшие дни своей болезни.

— О чем ты?

Он медленно встал. Потом протянул руки к стоявшей перед ним Мишель, и она обняла его.

— Мэтью, ребенок родится в марте. Ты доволен, правда? Ты рад?

Он крепко обнял ее и поцеловал.

— Когда я по-настоящему в это поверю, это будет самый счастливый день в моей жизни.

Толпа была невидимой, но ощутимой. Они теснились у нее в голове, а голоса становились слышимыми, как только Минти оставалась одна, а иногда даже в присутствии других людей. Джока среди них не было. Минти не слышала его с тех пор, как положила цветы на его пепел. Последний раз он спустился к ней по лестнице, и его голос был явственно различим на фоне других. Кого-то из этих людей она знала, кого-то — нет, а о ком-то даже не слышала. Тетушка и миссис Льюис больше не приходили, зато появились Берт, бывший муж Тетушки, жена брата Джока, Тетушкины сестры Эдна и Кэтлин со своими мужьями, а также многие другие, чьих имен Минти не знала.

Она не знала, как зовут невестку Джока, пока Берт не познакомил ее с Кэтлин: «Это невестка Джока, Мэри», — сказал он, и сестра Тетушки ответила, что очень рада встрече.

Затем пришла очередь Эдны познакомиться с Мэри. По крайней мере, среди всех этих голосов не было Тетушки, и Минти понимала, что это благодаря молитвам и цветам на могиле. Джок отсутствовал по той же причине. Но этот способ не годился для остальных — нельзя же тратить жизнь на поиск могил умерших людей, которые могут быть где угодно, даже в других странах. Невидимость призраков оказалась временной. Через какое-то время они начали приобретать очертания и форму: сначала Берт, худой и бестелесный, не более чем тень, возникающая там, где ее не должно быть. Откуда Минти знала, что это именно Берт? Она его никогда не видела, не слышала его голоса и даже еще не родилась, когда он ненадолго появился в жизни Тетушки. Просто знала.

Кэтлин и Эдна были хрупкими и прозрачными, иногда являясь Минти лишь в виде теней. Впрочем, как и Мэри — еще один персонаж ее мира, которого она не видела и о котором даже не слышала. Миссис Льюис нравилось, когда Мэри присоединяется к ней. Когда яркие солнечные лучи проникали через щель между неплотно задернутыми занавесками, на полу появлялись три тени — без тел, которые их отбрасывают.

Вечером Минти пошла в кино с Соновией и Лафом — впервые после долгого перерыва, — а голоса остались дома или скрылись там, где обитали, когда не тревожили ее. Очертания призраков терялись среди ночной темноты и ярких огней. Возможно, ее оставили в покое потому, что она была с настоящими, живыми людьми. С другой стороны, Кэтлин несколько раз являлась ей в присутствии Уилсонов, а Джок даже увязался за ней в спальню Соновии, когда Минти примеряла синее платье. Трудно сказать. Большую часть времени она чувствовала себя растерянной и сбитой с толку.

Этим ее тревоги не ограничивались. Джозефин начала поговаривать о том, чтобы продать химчистку и полностью сосредоточиться на обязанностях жены и матери, хотя никаких признаков материнства еще не наблюдалось. Кену предложили стать совладельцем «Дракона и лотоса», и он согласился. Работать Джозефин уже не было необходимости. Но беспокоиться не о чем. К кому бы ни перешла химчистка, Минти он оставит.

— Никто не умеет гладить рубашки так, как ты, — сказала Джозефин. — Нужно быть сумасшедшим, чтобы позволить тебе уйти.

Слово «сумасшедший» всегда заставляло Минти нервничать. Кто-то назвал ее так в автобусе, когда она прогоняла голос, шипевший и бормотавший у нее в голове.

— Не знаю, — ответила она, пытаясь не обращать внимания на Мэри Льюис, которая приблизила свои призрачные губы к ее уху и стала говорить, что нужно знать компьютер и иметь образование, чтобы сохранить работу. Хорошо гладить рубашки в нынешние времена уже недостаточно. — Не знаю. Может, они откажутся от стирки рубашек? Оставят одну сухую чистку.

— Они же не сумасшедшие. — Джозефин явно нравилось это слово. — Не волнуйся. Может, я еще продержусь несколько лет. В любом случае пока не появится ребенок.

Минти провела рукой по новому ножу, который теперь всегда носила на правом бедре. Без него она чувствовала себя полуодетой, хотя иногда недоумевала, против чего он должен ее защитить. Самым подходящим кандидатом была Мэри, но Минти видела только ее тень — худой женщины с длинными волосами и длинными ногами. Мэри больше не появлялась в форме живого человека, впрочем, как и тетушки с дядюшками. Они просто болтали друг с другом, словно лучшие друзья, или обращались к Минти. За исключением Мэри, которая всегда ссорилась с Кэтлин.

Минти не знала, что лучше: видеть и слышать их или просто слышать. Она пыталась определить, какие занятия не нравятся призракам, — гуляла по улицам, ездила в переполненном вагоне метро на Оксфорд-стрит, где тротуары всегда заполняла толпа и можно было затеряться среди людей. Голоса на какое-то время пропадали, но всегда возвращались и снова начинали преследовать ее. В тот вечер, когда она пошла в кино с Соновией и Лафом, зал был наполнен до отказа; Лаф очень удачно купил билеты, и Минти не заметила ни одного свободного места. Голоса, разговаривавшие с ней на дневных сеансах, куда она ходила одна, исчезли. Каждый раз, когда это случалось, Минти — она ничего не могла с собой поделать — надеялась, что они исчезли навсегда. Она сидела, прислушиваясь, не появятся ли призраки, и наслаждалась тишиной, не обращая внимания на то, что происходит на экране, пока Соновия свистящим шепотом не спросила, все ли с ней в порядке.

В присутствии Джозефин или Кена, который иногда заглядывал в химчистку, а также клиентов голоса в ее голове обычно умолкали. Именно поэтому Минти перестала ходить домой на обед. Она знала, что голоса там и что ей придется как будто пробираться сквозь толпу болтающих без умолку людей, взволнованных и чего-то ждущих, словно театральные зрители перед поднятием занавеса в «Визите инспектора». Ей не хотелось становиться для них спектаклем или зрелищем, но тут ничего нельзя было поделать.

Причиной того, что в тот четверг она пришла домой в обеденный перерыв, стала еда. Минти забыла сандвичи, хотя перед уходом приготовила их — курица, салат и помидоры с белым хлебом. Завернула сначала в жиронепроницаемую бумагу, потом в полиэтилен и положила в холодильник. Оставила в холодильнике. Обычно она этого не делала, но в то утро спешила выйти из дома, чтобы избавиться от голосов Мэри и дяди Уилфреда. Минти пошла пешком, хотя привыкла добираться до «Чистюли» на 18-м автобусе. Был чудесный солнечный день, уже осенний, когда в воздухе чувствуется прохлада. Год назад она с нетерпением ждала вечера, чтобы пойти куда-нибудь с Джоком, и представить себе не могла, что глостерский поезд разобьется и убьет его. Он говорил ей всякие смешные вещи. «Я пошел в сад за капустным листком, чтобы испечь яблочный пирог, и встретил там огромную медведицу, которая сказала: «Как это, без мыла?» И тут же женился на парикмахере». Теперь Минти все вспомнила — слово в слово.