📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРазная литератураПетр Чайковский: Дневники. Николай Кашкин: Воспоминания о П.И. Чайковском - Петр Ильич Чайковский

Петр Чайковский: Дневники. Николай Кашкин: Воспоминания о П.И. Чайковском - Петр Ильич Чайковский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 96 97 98 99 100 101 102 103 104 ... 147
Перейти на страницу:
авторитетное положение в среде сотоварищей по оркестру, большинство которых не имело никакого образования и понимало только написанное нотными знаками. Те же качества Альбрехта обратили на него внимание Рубинштейна, который подружился с ним, а с открытием деятельности Музыкального общества предложил ему быть его помощником, на что Альбрехт изъявил полнейшую готовность, и с того времени до конца жизни Рубинштейна был его лучшим и ближайшим сотрудником по всем делам Общества и консерватории, принося в жертву свои личные дела и интересы. Бесконечно скромный по натуре, он не только не старался выдвинуть напоказ свою неустанную и многостороннюю работу, напротив, старался сколь возможно тщательно скрыть ее от постороннего глаза, так что вполне знать и ценить его могли только близкие люди, но зато такие близкие люди и сохранили к нему неизменную дружбу до конца жизни. Н. Г. Рубинштейн, уезжая в 1881 году больной за границу, откуда привезли только его тело, на случай смерти своей взял с дирекции Музыкального общества согласие, облеченное в форму официального постановления, назначить Альбрехту, в случае выхода его из консерватории, пенсию, переходящую по смерти его в половинном размере семье. Н. Г. заботился, именно об Альбрехте не только в силу его заслуг, но и потому, что знал его за неизлечимого мечтателя, который без него не сумеет себе создать прочного положения; так и случилось на самом деле.

Альбрехт подкупал Чайковского своим тонким музыкальным вкусом и способностью критического анализа, потом Чайковский очень высоко ценил задатки композиторского таланта у Альбрехта, хотя они и выражались почти исключительно в неоконченных, или даже едва начатых сочинениях – ему совсем недоставало композиторской техники и в то же время мешало стремление к гармоническим экстравагантностям, свойственным последователям вагнеро-листовской школы. Наконец, Альбрехт был очень интересным собеседником со своими оригинальными суждениями, немного вычурным, навеянным чтением Ж. П. Рихтера, языком, причем эта вычурность часто очень комично осложнялась ошибками. в русском языке, дававшими бесконечный материал для шутливых насмешек Чайковского и других близких друзей Альбрехта; Чайковский был к нему очень искренно привязан.

Между иностранцами-профессорами Чайковский не был тогда ни с кем особенно близок. Он восторгался несравненной игрой Ф. Лауба, но сблизиться с ним не мог, во‐первых, потому, что Лауб, кроме музыки и ружейной охоты, ничем не интересовался, а во‐вторых, – помехой был язык: Лауб говорил только по-немецки и едва начинал объясняться по-русски, а Чайковский несколько понимал немецкий язык, но не говорил на нем.

Больше точек соприкосновения было у него с виолончелистом Б. Коссманом, превосходным виртуозом, отличным музыкантом, образованным человеком вообще, к тому же прекрасно владевшим французским языком. Коссман, поселившись в меблированных комнатах, вел совершенно затворническую жизнь, мало с кем знакомился и никогда не приглашал к себе никого. Ко мне он очень изредка приходил по приглашению, и тогда обыкновенно бывал и Чайковский, причем устраивалась партия в ералаш; Коссман играл очень хорошо и был игроком строгим, одним из тех, от которых Чайковскому доставалось за рассеянность. После игры садились за ужин, Коссман оставался, хотя никогда не ужинал, но охотно принимал участие в беседах, длившихся иногда за полночь. Чайковский сохранил о Коссмане хорошее воспоминание и навестил его года два назад во Франкфурте, где он состоит профессором консерватории. Коссман покинул Московскую консерваторию после трехлетнего пребывания в ней; оставаясь совершенно чуждым Москве и России, он страшно скучал и томился здесь, тем более что семья его проживала в Германии, где он имел собственный дом в Баден-Бадене.

С Иосифом Венявским знакомство Чайковского было кратковременно, ибо, как уже выше сказано, он после первого полугодия вышел из консерватории, и позже им с Чайковским почти не приходилось встречаться.

Иногда мы собирались по вечерам у А. И. Дюбюка, очень радушного и хлебосольного хозяина. Петр Ильич восхищался его действительно замечательной игрой на фортепиано; в исполнении сочинений Фильда и вообще композиций той эпохи ему решительно не было равного. Кроме того, А. И. Дюбюк всегда был веселым, чрезвычайно остроумным рассказчиком и собеседником. К числу прочих талантов он присоединял еще талант повара и готовил тут же при нас превкусные ужины, во время которых веселые беседы не умолкали. Остальных лиц из консерватории, имевших близкое отношение к Петру Ильичу, мы коснемся впоследствии.

В то время учительский персонал консерватории делился на профессоров и преподавателей; Чайковского и в этом отношении не баловали: он был зачислен преподавателем и не принимал участия в совете, состоявшем из профессоров; только спустя некоторое время совет, по моему предложению, переименовал его в профессора, и таким образом он начал принимать участие в делах, что, впрочем, его не особенно интересовало. Членами совета в то время наполовину состояли иностранцы, почти не понимавшие по-русски, и потому все обсуждение вопросов велось по-французски или по-немецки, даже протоколы совета за первое полугодие составлялись Венявским по-французски, только со второго полугодия, когда секретарем сделался Г. А. Ларош, они начали редижироваться по-русски. Преобладание иностранных языков в заседаниях совета длилось много лет, но потом стало уменьшаться, и наконец в последние годы, уже не слышно почти иного языка, кроме русского. Чаще всего прения в совете велись по-немецки, и мы с Чайковским не только выучились понимать этот язык, но понемногу приобрели навыки говорить на нем.

Зимою 1866/67 года композиторская деятельность Чайковского была посвящена опере «Воевода» да переделке симфонии. Кроме того, к весне 1867 года Петр Ильич по просьбе Рубинштейна написал фортепианную пьесу «Scherzo à la russe» [ «Русское скерцо»], исполненную последним с большим успехом. Эта пьеса, вместе с другой – «Impromptu», напечатана была тогда под op. 1. Вторая пьеса для печати не предназначалась, она была написана значительно раньше и лежала у Петра Ильича среди других его петербургских работ, но в этой тетради было несколько пустых листов бумаги, на которых и было написано новое сочинение, которое, впрочем, по словам Г. А. Лароша, также было переделкой части струнного квартета, написанного еще в Петербурге. Когда П. И. Юргенсон захотел напечатать «Scherzo à la russe», то Рубинштейн передал ему находившуюся у него тетрадку, а П. И. Юргенсон, не получив никаких указаний, велел награвировать все в ней находящееся, так что Чайковский увидел уже свои обе пьесы в корректуре; сначала он был неприятно поражен тем, что «Impromptu» также награвировано, а потом решился примириться с совершившимся фактом. Во всяком случае, этот op. 1 был первым сочинением Чайковского, появившимся в печати, если только не была уже напечатана первая половина его сборника «50 русских народных песен», аранжированных для фортепиано в четыре руки. В эти зимние месяцы Петр Ильич уже занимался очень

1 ... 96 97 98 99 100 101 102 103 104 ... 147
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?