Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

Во сне ее ладонь прокралась на мой живот, и лежит на пупке полусогнутым кулачком, нос уткнулся в подмышку. Не представляю когда, но я все же обнял ее, и сейчас осторожно провожу пальцами по голому плечу, подбираюсь к волосам, поднимаю их и подношу к лицу, встречая новый день ее запахом.

Запахом не принадлежащей мне, но такой моей женщины.

Позже, когда я покидаю комнату, а затем возвращаюсь, я опускаюсь в кресло и долго смотрю на птичку, не в силах отвести взгляд. Вот такую — спящую, утреннюю, с разметавшимися по подушке волосами, нежную, как сам рассвет, — я хочу ее еще больше.

* * *

Я просыпаюсь от сумасшедшего запаха кофе, витающего в комнате, и тонкого аромата ванили. Не открывая глаз, втягиваю в себя приятные благовония, медленно выплывая из объятий Морфея, и мурчу, потягиваясь, сонной кошкой:

— Ммм… Полцарства за кофе. Какой аромат!

— Только если к царству прилагается рука прекрасной дамы.

— Я согласна, мой герой. Ой, — распахиваю глаза навстречу голосу. — Люков, это что, я сейчас вслух сказала, да?

Он отпускает смешок и подходит к кровати. Останавливается в шаге, негромко приветствуя:

— Доброе утро, Воробышек. Вслух. Надеюсь, ты была искренна, как никогда, иначе герою придется не просто: дамы сердца сегодня такие вероломные, а у него, может быть, чувства и никакого желания разбойничать на дорогах.

Он свеж и умыт, и, в отличие от меня, дал толк своим волосам. Снова одет в привычные свитер и джинсы. Даже часы — и те вновь на нем. Стоит, сунув руку в карман брюк, в другую взяв чашку парующего кофе, и смотрит на меня.

— Ох! — я отрываю голову от подушки и сажусь, прижав пальцы к глазам, радуясь, что решилась смыть с себя перед сном всю косметику. Во сне полотенце перекрутилось, и я в последний момент успеваю натянуть на грудь одеяло. — Я что, бессовестно проспала, да? — поднимаю к парню встревоженное лицо. — Илья, который сейчас час?

— Все нормально, Воробышек. Половина десятого. Не хотелось тебя будить.

— Сколько?! Ничего себе! — я спрыгиваю с кровати и прячу руки под пуховое одеяло, заворачиваюсь в него, стащив следом, до подбородка. — Вот соня! Ты же до сих пор здесь из-за меня! А я… — растерянно оглядываю комнату, щуря глаза, не представляя куда бежать, — я не помню, где мои вещи. И сумочка. Кажется, в ней были очки…

Люков смеется, сначала тихо, а потом все громче. Мне нравится его смех — глубокий, с рокочущими нотками, очень мужской, и я невольно любуюсь парнем, отвечая на смех несмелой улыбкой.

Определенно, его не смущает память о вчерашнем поцелуе, он, как всегда, уверен и спокоен, и я с облегчением выдыхаю, прогоняя затаившееся в груди смущение. Что ж, так даже лучше: пережил и забыл. Главное, чтобы не задался вопросом: почему Воробышек проснулась на его подушке.

— Что? Почему ты смеешься, Илья? Я что, похожа на украшенного перьями Чингачгука?

— Нет, птичка. Ты похожа на взъерошенного снеговика, толстого и мягкого.

— А-а, — я убираю со щеки непослушный локон и вновь опускаюсь на кровать, признавая громким вздохом правоту парня: — Точно. А еще голодного. Но это все твой потрясающий кофе виноват и зимнее утро.

— Держи, снеговик, согрейся. На столе круассаны от Донга, сейчас попробую отыскать твою сумку. Думаю, она найдется в соседней комнате. А вещи — в ванной: кое-кто ужасно пугливый оставил их там перед сном.

Я освобождаю руки из-под одеяла и касаюсь пальцев Ильи, принимая от него горячую чашку.

— Это мне, да? — от удивления распахиваю глаза, не зная, что меня обжигает больше — нагретый фарфор или прикосновение мужских пальцев. — Ох, ничего же себе!

— Тебе. Подумал, что ты не захочешь спускаться вниз. И чему ты так удивляешься, Воробышек?

— Ммм… не скажу, — я подношу чашку к губам, отпиваю глоток густого черного напитка и блаженно жмурюсь. — Вкусно! Это самый лучший кофе на свете! Спасибо, Илья.

Уголок рта Люкова весело вздергивается вверх.

— Пожалуйста. Думаю, ты не далека от истины. И все-таки, чему?

Вот же упрямый, ну как тут признаться?

— Не-а… не проси…

— Воробышек, доиграешься, — он снимает со стола небольшой поднос, где лежит пара толстобоких круассанов, и ставит мне на колени. Приседает передо мной на корточки, упирая руки в кровать, по обе стороны от моих ног, скользит по лицу карим взглядом. — Признавайся. Чувствую, мне просто жизненно необходимо это знать.

— Ну, ладно, Люков, — сдаюсь я, с улыбкой принимая его игру. Нам действительно нужно ослабить глубоко спрятанный, но все еще натянутый между нами нерв, так почему не шуткой? — Просто подумала, что ты был прав, и мне действительно повезло, и я теперь знаю, чем ты берешь девчонок. Всего одна совместно проведенная ночь, а ты уже такой… располагающий. Это так при… Это так…

«Приятно» — хочу я сказать, но не договариваю. Потому что внезапно нахожу взглядом твердые губы, в полуметре от себя, и немею на вздохе, прикипев к ним взглядом. Разом вспомнив, с каким желанием и жаждой они касались меня всего несколько часов назад, и насколько обманчива оказалась их жесткость. Насколько смелой и требовательной рука…

Люков тоже молчит, смяв в кулаках простынь. Опустившись с корточек на колени, смотрит, не отрываясь, в мое лицо, под колючим взглядом медленно заливающееся румянцем.

Какая же ты дура, Женька! Так легко поймалась. Скажи хоть что-нибудь. Не молчи! Иначе он примет твой взгляд за приглашение, и тогда… Тогда ты не устоишь и пропадешь. Потому что все закончится очень быстро.

— Я… Извини, — я отворачиваюсь первой, опустив глаза, трусливо разрывая нашу молчаливую связь. — Глупости говорю, не слушай меня.

И не смотри. Я и так уже еле дышу в шаге от тебя. Пожалуйста!

Он медленно встает и вдруг находит пальцами мой подбородок. Проводит по губам большим пальцем, поднимая вверх лицо, заставляя взглянуть на него:

— Не буду, Воробышек. Не буду. Но ты ошибаешься. То, чем я беру девчонок, — это просто секс, иногда на один вечер, иногда на два. Приятный физиологический акт для двоих, не более. К совместно проведенной ночи и кофе он не имеет никакого отношения.

Люков отпускает меня и идет к двери. Взявшись за ручку, бросает через плечо, так больше и не обернувшись:

— Завтракай и одевайся. На кресле теплый свитер — надень поверх платья. Сейчас принесу тебе сумку и туфли, а после подожду внизу. Иначе, чувствую, договоримся мы с тобой, Воробышек.

* * *

Большой Босс сам выходит проводить нас. Бодро желает удачи и приглашает в гости.

— Заглядывай, Женечка, не забывай. Можно без повода. А может, по лошадкам вдруг соскучишься, так приезжайте с Ильей, покатаетесь. Ну, до свидания, девочка, — прикладывается к щеке и обнимает за плечи, когда его сын распахивает передо мной дверь белой «ауди», приглашая забраться внутрь, — и спасибо тебе за все!