Случайный билет в детство - Владислав Стрелков

– Ну как?

– Отлично! Думаю, пойдет на ура, – отложив гитару, потер руки Григорьев. И вдруг спохватился: – Кстати, на дискотеках «Скучаю» хит! В заявках только на эту песню запросы. А вчера с одним знакомым созванивался, в киностудии звукооператором работает, так он предложил её записать. Пока на ленту, а там, глядишь и до винила недалеко. Что скажешь?

А что говорить? Приятно, когда твое творение так всем нравится. Конечно, плагиат голимый, но никто же об этом не знает.

– Записывай, – пожал плечами, – я не против.

– А сам чего? – удивился Витя. – Это же твоя песня, неужели не хочешь спеть?

– Нет, – ответил решительно я. – Охрип я надолго. Записывайте сами, чего уж.

– А…

– На авторство, – отрезал я, – не претендую.

На меня посмотрели как на идиота. Впрочем, я сам понял, что глупость сморозил. Стараясь перевести разговор на другую тему, повернулся и спросил у Кима:

– Ген, а военные песни в походах поете? Афганские там…

– Поём, конечно, – удивился он, – а что?

Я вынул из кармана сложенный лист и протянул его Ким. Тот развернул и прочитал:

– «Сны войны». Это песня?

– Ага.

Ребята сгрудились за спиной Ким.

– А мелодия? – одновременно спросили Гена и Витя.

Блин, если честно, про неё я как-то забыл.

Забрал гитару у Ким. Закрыл глаза, вспоминая мелодию дождя… и начал играть. Через боль. Не открывая глаз.

Я пропел два куплета и припев.

– Вот так, как-то.

В дверь кто-то позвонил. Ким пошел открывать и вернулся с моей мамой.

– Ну вот, поет он тут, – всплеснула мама руками, – а там ужин остывает.

– Счас, мам, иду. – И повернулся к Ким. – Ну как?

– Принято, – кивнул Генка.

* * *

Из открытого окна веяло теплом. Первая мысль была – проспал, и уже время к обеду. Глянул на будильник – нет, не проспал половина шестого, еще полчаса до звонка. Спать уже не хотелось, поэтому протянул руку и отключил будильник.

Поднялся, но сесть как-то со скрипом вышло. Вновь все тело болит, а больше всего ныли руки – по ощущениям, будто на кистях резиновые перчатки, и не просто одеты, а приклеены намертво. Это от вчерашнего музыцирования. Потому что играл через не могу. Мазохист. Но надо было закрепить мелодию в памяти. Однако меня постоянно прерывали…

Сначала пришел отец, послушал немного и попросил спеть песню полностью.

Спел.

– Когда ты играть-то научился? – спросил меня отец.

– Недавно, пап.

– А знаешь, – задумчиво сказал он, – я тоже когда-то играл. В училище на спор за неделю научился.

Вот это новость, даже рот от удивления раскрыл. Никогда не видел отца с гитарой. Но то, что он на спор начал играть… я ведь тоже в училище поспорил, что за несколько дней научусь! Как это назвать? Преемственность поколений, или петля времени?

Отец усмехнулся, закрыл мне рот и спросил:

– Песню-то сам сочинил?

Кивнул.

– Отлично, сын! Раз хорошо выходит, значит, не стоит это дело забрасывать.

– Не заброшу. – А про себя подумал, что если даже захочется, то не всегда получится.

Он ушел, а потом начались звонки…

Я сидел на кровати и смотрел через окно на небо – там мелкие клецки облаков медленно заплывали за срез крыши. Значит – ветер поменялся, потому и нет привычной свежести.

Подниматься не хотелось, даже просто двигаться было влом, не говоря об утренней зарядке, но назло бунтующей лени поднялся. Потягиваясь, еще раз посмотрел в окно. Уже с утра над городом висел смог. Ветер со степей сухой и горячий, и он выдавливал сероватый кисель ближе к горам. Это значит – день будет особенно жарким. Хорошо, что мы заранее договорились провести его у речки.

После умывания и чистки зубов оделся, пристегнул на руку часы, матерясь про себя из-за боли в пальцах. Затем осмотрел заживающие ссадины, подвигал пальцами, пару раз сжал их в кулаки и полез в нижний ящик стола – где-то там у меня был кистевой эспандер. Эспандера не нашел, но зато обнаружил теннисный мяч. Давно уже пора кисти тренировать.

Выходя из подъезда, с удивлением обнаружил сидящего на лавке и отчаянно зевающего, словно бегемот, Олега. Вспомнив вчерашний вечер, захотелось вложить мячик ему в рот. Но, как будто прочитав мои мысли, Савин громко щелкнул зубами и уставился на меня.

– Кого я вижу! – деланно удивился я. – Не верю своим глазам!

– А че, – подавив очередной зевок, ответил Олег, – думал, я пустомеля? Сказал – буду бегать, значит – буду!

– Ладно. Скажи-ка, чего ты вчера раззвонился?

– А что? – удивился Олег.

– А то! – разозлился я. – Ну позвал ты Ульского, договорился с Переходниковым, еще с кем, но зачем каждый раз меня извещать? По каждому лицу отдельно звонить! Какая мне разница в том, что Васильчиков пойдет с нами на речку, а Толиной, видите ли, родители не разрешили?

Савин только плечами пожал. Бывает он порой странен. Обычно мы не созванивались, и если надо было поговорить, то просто шли друг к другу домой, а тут Олег начал названивать через каждые пять-десять минут и сообщать, что с нами на речку пойдет такой-то или такая-то. В конце концов, мне это надоело и я в очередной раз, уверенный, что это опять звонит Савин, вместо «але», сказал басом: «База торпедных катеров. Слушаю вас». Поначалу в трубке молчали, затем послышался голос Марины: «Извините», и гудки отбоя. Проклиная энтузиазм друга и свою поспешность, я долго пялился на телефонную трубку, ибо телефонного номера Марины не знал. Именно это меня окончательно разозлило.

– Я думал этим тебя поддержать, – пожал плечами Савин.

Психолог доморощенный, эх, надо было ему мяч в рот сунуть.

– Кстати, и Марине я звонил, – спокойно сообщил Олег, доставая из кармана кубик жвачки «Сагыз», – она тоже пойдет.

И вновь позевал, а я подкинул в руке мячик, но злость уже улетучилась.

Надо бы у Марины номер узнать. Буду звонить… как же сотового не хватает!

– Ладно, террорист телефонный, прощаю.

– А то, – хмыкнул Савин и, выкинув обертку, собрался отправить жвачку в рот.

Помнится, эти жвачки местного производства по твердости не отличались от камазовской резины, поэтому я перехватил её и кинул в мусорную урну.

– Челюсть потом потренируешь. Побежали, или пойдешь досыпать? Обзевался весь.

– Ну, уж нет! – вскакивая, возмутился Олег. – Я же говорил – буду с тобой бегать.