Викторианский Лондон. Жизнь города - Лайза Пикард

Мейхью дал красочное описание «закулисной» жизни модного салона на Риджент-стрит после визита туда одной из клиенток, которая выбрала фасон нового платья и ткань для него, после чего отбыла в своем экипаже. Иерархия в салоне строилась так: главными лицами здесь были те, кто работал в демонстрационном зале — пять-шесть женщин; далее шли «высококлассные» портнихи в том же количестве, трудившиеся в швейных мастерских, их заработная плата составляла от 40 до 100 фунтов в год, и наконец девушки, проходившие обучение, которым ничего не платили. Одна из таких мастериц «высшего разряда» отправляется в дом клиентки, чтобы снять мерки. Другая, той же квалификации, делает в мастерской выкройку и выкладывает ткань на стол, за которым сидят «молодые леди» — ученицы. Одна из них отваживается спросить, кому предназначается будущее платье. «Это для леди N.. и она хочет получить его завтра утром… К утру оно должно быть готово, а потому нам снова придется работать всю ночь». Они приступают к работе над лифом и рукавами, а юбку, не требующую подгонки по фигуре, вручают «оборванному нечесаному мальчугану», чтобы он отнес ее своей матери, которая шьет на дому в районе трущоб близ Карнаби-стрит, и предупредил ее, что заказ должен быть готов к 9 часам утра следующего дня. Ему удается доставить тяжелый сверток по назначению в целости и сохранности, не уронив его и не став жертвой ограбления. Мать мальчика и еще шесть женщин, «грязные, плохо одетые, с худыми изможденными лицами», шьют, сидя за дощатым столом на чердаке. Мальчик сообщает матери, что «юбка должна быть готова к девяти утра». Мать в легкой панике, потому что у нее заказы еще на шесть юбок, которые надо доставить в Сити к восьми, но не выполнить заказа в срок нельзя, иначе она перестанет получать работу от этого салона.

Тем временем в мастерской салона кипит работа над лифом и рукавами; у мастериц короткие перерывы на еду: легкая закуска — хлеб с маслом и чай «очень хорошего качества», а в 10 вечера ужин — холодное мясо, сыр и легкий эль. Спустя шесть часов работа прерывается, и девушки отправляются спать; спальня находится на верхнем этаже, они занимают восемь из находящихся здесь шестнадцати постелей. На сон у них всего три часа, потому что завтрак (чай и хлеб с маслом) подается в 7.30, а рабочий день начинается в 8. В назначенный срок появляется юбка, они тщательно проверяют, выискивая малейшие недоделки и огрехи, которые могли допустить швеи-надомницы. Верх и низ платья соединяют вместе, проверяют, как оно смотрится на одной из женщин, потом упаковывают его в плетеную корзину и отправляют с посыльным.

«Потогонная» система труда несчастных девушек однажды вызвала скандал: двадцатилетняя Мэри Энн Уэйкли скончалась после того, как ее заставили работать более 26 часов без перерыва. Данный инцидент привел к созданию Ассоциации помощи и поддержки швей и модисток, намеревавшейся «склонить» руководство ателье к введению двенадцатичасового рабочего дня, а леди — «к установлению приемлемых сроков для выполнения заказов». Ассоциация не имела никаких полномочий, но рассчитывала, что ее призывы не останутся без внимания.[807] Возможно, гораздо больший эффект произвели шокирующие заявления Мейхью том, что, если эти девушки умудряются как-то выживать, не стоит удивляться, что в дополнение к тем деньгам, которые они получают по месту работы, им приходится заниматься проституцией.[808]

* * *

Проституция была большим социальным злом, явлением, которое одновременно было соблазном для викторианского среднего класса и вызывало у него отвращение. Считалось, что леди о нем понятия не имеют, а джентльмены знают лишь понаслышке и уж никак не на практике. Однако же, когда в мужской компании речь заходила о борделях, их обитательниц называли не иначе как «шикарными цыпочками». В массе разноречивых слухов, несущих на себе печать нездорового любопытства и излишнего смакования, трудно отыскать факты. Газеты, чтобы обеспечить спрос, имели пристрастие к сенсационным публикациям.

Вполне достоверный материал на эту тему можно обнаружить в «Отчете о количестве публичных домов и проституток в столичном полицейском участке, насколько это удалось установить», датированном маем 1857 года, где проведено сопоставление с данными за 1841 год. Следует учитывать, что в нем указаны бордели и проститутки, попавшие в поле зрения полиции. К тому же не существовало узаконенного понятия «проститутка». Местные полисмены знали женщин, занимавшихся этим ремеслом, и, проявляя рвение в охране общественного порядка, могли лишь забрать их в участок. То же и с публичными домами; содержание борделя считалось нарушением норм общего права, но если его владелец и девицы проявляли должную осмотрительность, заведение спокойно функционировало. Полицейский отчет фиксирует лишь составленные протоколы. Всего в Лондоне имелось семнадцать полицейских участков. К одному из них относилась улица Уайтхолл, парки, дворцы и правительственные офисы; здесь не было борделей и проституток, известных полиции. Наибольшее количество — 209 публичных домов и 1803 проститутки — были зарегистрированы в участке, включавшем Спитлфилдс, Хаундсдитч, Уайтчепел и Ратклиф, в самой бедной и трущобной части Лондона. По крайней мере, сравнивая данные 1857 и 1841 годов, полиция могла гордиться; общее количество публичных домов уменьшилось с 3325 до 2825, а проституток — с 9409 до 8600.

Для прояснения некоторых весьма туманных утверждений, возможно, следует рассмотреть данное социальное зло на трех различных уровнях: бедные женщины, проживавшие в трущобах; более удачливые, работавшие на улицах Стрэнд и Хеймаркет, и те, которые обитали в Вест-Энде. В своих автобиографических очерках, опубликованных в 1895 году, Элизабет Блэкуэлл, первая женщина, получившая медицинский диплом, вспоминала Лондон 1850 года: «В ночные часы я вижу группки бедных и несчастных сестер наших, стоящих повсюду на уличных перекрестках, одетых в лучшее, что у них есть, а именно, поблеклую шаль и лохмотья, и надеющихся заработать на пропитание».[809] Это был единственный голос, в котором звучало сострадание к «несчастным сестрам». В 1839 году достойная всяческого уважения французская дама Флора Тристан «в компании двух друзей, вооруженных тростями», отправилась по дороге, проходившей южнее моста Ватерлоо, в Кат, место не столь бандитское, как Уайтчепел, но и не вполне спокойное.[810] «Район этот почти полностью заселен проститутками и теми, кто живет за их счет… Был жаркий летний вечер; в каждом окне, на каждом пороге можно было видеть смеющихся женщин, которые подшучивали над своими сутенерами. Полураздетые, а некоторые оголенные до пояса (курсив Флоры Тристан), они являли собой отвратительное зрелище».[811]

Несмотря на веселость, отмеченную Флорой Тристан, жизнь проституток в Ист-Энде была тяжелой. Клиент мог оказаться грубым, жестоким, извращенцем или пьяницей. На защиту полиции надеяться не приходилось. Орудовавший в здешних местах чудовищный убийца, прозванный Джеком Потрошителем из-за того, что он уродовал тела своих жертв, так и не был пойман; он был психопатом, но и до него убийства проституток случались достаточно часто, и убийцы оставались на свободе.