Византийская принцесса - Елена Хаецкая

А когда она удалилась, к Тиранту подступил герцог Синопольский, которому, в отсутствие герцогов Македонского и де Пера, было поручено командовать сухопутными войсками.

— Отчего вы хотите непременно плыть на баржах, севастократор? — спросил герцог Синопольский.

Непонятно было, какое у него настроение, потому что из-за сросшихся на переносице бровей герцог Синопольский всегда выглядел нахмуренным и суровым. Тем не менее это был весьма любезный сеньор, и Тиранту он нравился.

Севастократор дружески сжал его руку:

— Я мог бы сказать вам, что мне легче сидеть на барже, нежели скакать верхом на лошади, сеньор, но вряд ли вас удовлетворит такое объяснение.

— Да уж, — молвил герцог Синопольский, — оно меня совершенно не удовлетворяет. Я немного успел узнать вас: вы из тех, кто избирает для себя все самое опасное.

— Потому что я не могу доверить это никому, кроме самого себя, — сказал Тирант.

Герцог Синопольский сощурил глаза, внимательно рассматривая своего собеседника.

— Я мало с вами знаком, — медленно проговорил герцог Синопольский, — и сожалею о том, что прежде нам не доводилось воевать бок о бок. Поэтому я даже не знаю, как мне следует истолковать ваши слова.

— Их не нужно истолковывать, — ответил Тирант. — Я просил вас командовать штурмом с берега, только и всего. Если вы любите императора и меня, то сделаете это.

— Отправляясь в путь на баржах, вы вверяете свою жизнь пирату, — сказал герцог Синопольский. — Мы захватили его в плен, когда он дрался против нас с оружием в руках. Он сам признавался в том, что прежде промышлял разбоем. И такого человека вы ставите во главе своей речной флотилии!

— У меня нет на примете никого лучше, — Тирант вздохнул. — Я не хочу ни оправдываться перед вами, мой господин, ни тем более похваляться своими мнимыми достоинствами, но Галансо не станет слушать никого, кроме меня. Поэтому я и плыву с ним. Иоанниты войдут в гавань и вступят в бой с генуэзцами, которые подвозят туркам продовольствие и охраняют Бельпуч от нападений с моря. Вы должны начать штурм со стороны пересохшего русла, а мы подойдем по Трансимено и атакуем главные ворота.

Они обнялись в знак того, что между ними установлено полное взаимопонимание, и расстались.

Река тихо плескала о низкие борта баржи. Несколько человек отталкивались от речного дна длинными шестами. Под кормой вода журчала и пела. Туман местами расступался, являя зелень кустов или провалы пустого луга; затем белые клубы смыкались и мир снова терялся из виду.

Тирант не видел, как они миновали замок Малвеи. Должно быть, это произошло в тот краткий миг, когда севастократор наконец все-таки заснул. Однако он пробудился еще до рассвета и снова стал смотреть на берега.

Пират Галансо стоял на корме и внимательно осматривал свою плоскодонную флотилию. При мысли о том, что колченогий франк обещал ему свободу и деньги, хорвату хотелось хохотать. Вот уж не думал он, что будет обязан всем этим тому самому «Тирану», которого так поносил, да еще прямо в глаза! В первую минуту, узнав, с кем имеет дело, Галансо обомлел от испуга, но Тирант лишь посмеялся над его страхами.

«Помнится, ты что-то говорил о том, что пришлый бретонец намерен раздвинуть ноги императорской дочери, — напомнил Тирант. — И к тому же называл его вором».

«Ну, этого я не помню, — хмурился Галансо, отводя глаза и с тоской гадая, как повернет дело Тирант. — Мало ли что болтали в порту…»

«Ты верно все напророчил, — сказал Тирант, — и я действительно украл девственность принцессы, так что в твоих словах не было никакой клеветы».

Галансо понял, что на него не сердятся, и сразу приободрился.

«Стало быть, коль скоро я не солгал насчет колен императорской дочери, ты и поручаешь мне командовать своей речной флотилией?» — осведомился он, по привычке обращаясь к севастократору на «ты».

«Колени императорской дочери мало общего имеют с речной флотилией, — ответил Тирант. — Но полагаю, тебе доводилось подбираться к крепостям с реки и набрасываться на их ворота, когда неприятель меньше всего этого ожидает».

«Мне доводилось делать почти все, на что способен человек, умеющий держать в руках весла, веревки и железное оружие», — сказал Галансо.

К удивлению тех, кто плохо знал Тиранта, севастократору и командиру его речного флота ничего не пришлось менять в своих отношениях. Тирант, не колеблясь, вложил в руки Галансо свою жизнь, а тот даже не задумался над этим весьма странным обстоятельством.

— Эй, франк! — окликнул капитан Тиранта. И когда севастократор повернулся к нему, Галансо показал на темную громаду, медленно выраставшую впереди из тумана: — Смотри, это Бельпуч.

* * *

Баржи остановились в полумиле от города. Следовало дождаться рассвета и начала военных действий с суши.

Тирант сидел на своем складном стуле, терпеливый, как зверь в засаде, и сам дивился собственному терпению. Ни одна мысль не приходила ему больше в голову, и когда он смотрел на Галансо, неподвижно застывшего на корме баржи, то понимал: у хорвата тоже нет сейчас никаких мыслей. Он просто ждет и весь поглощен этим ожиданием.

Солнце поднималось, разрушая одиночество и тишину. На барже просыпались люди, и вот уже все переменилось: вместо безмолвия — негромкие голоса, приглушенное бряканье доспехов и оружия. И только севастократор молча смотрел на происходящее и по-прежнему не двигался.

Наконец донесся долгожданный гром — с моря выстрелили из бомбард. Иоанниты вошли в гавань и сразу же завязали бой с генуэзскими кораблями. Те отстреливались, затем попытались уйти, и иоанниты на галерах стали их догонять. Несколько галиотов, захваченных в прошлый раз, также вступили в сражение. Сойдясь с противником борт в борт и скрепив корабли крюками, иоанниты схватились с турками и генуэзцами на обеих палубах.

Одновременно с этим герцог Синопольский бросился в атаку на стены Бельпуча. Десятки лестниц выросли сразу на серых камнях, и солдаты полезли наверх, торопясь за славой и обещанной наградой в тысячу дукатов.

Турки сгрудились на стене, отбиваясь от герцога Синопольского. Сверху на христиан полилась горячая вода, посыпались горящие стрелы и камни. Несколько камней, пущенных из катапульты, пролетело мимо головы самого герцога, однако он даже не поморщился. Таран ударил в ворота несколько раз, затем «черепаха» из щитов, поднятых над головами штурмующих, рассыпалась, люди разбежались, бросив таран лежать: бревно уткнулось в непоколебимые створки ворот, точно щенок в сосок мертвой суки, не способной дать неразумному молока.

Тирант встретился глазами с Галансо.

— Пора! — одними губами произнес севастократор.

Баржи тронулись с места и полетели — как показалось Тиранту, — стремительные, точно птицы, что несутся над самой водной гладью, высматривая в глубине рыбу.

Вторые ворота Бельпуча подходили к самой реке. Опасность для штурмующих заключалась здесь в том, что рукав Трансимено был довольно узким и мелким, поэтому баржи могли подплывать лишь цепочкой, одна за другой. Поэтому первая баржа остановилась возле самых ворот, а прочие причалили где придется. Воины соскочили с барж на берег и кинулись к воротам.