В погоне за светом. О жизни и работе над фильмами «Взвод», «Полуночный экспресс», «Лицо со шрамом», «Сальвадор» - Оливер Стоун

Наконец-то все закрутилось. В первый день нам удалось отснять сцены в джунглях с 24 съемочных позиций. В течение следующих двух недель мы успешно поддерживали такой же интенсивный темп работы. Ничто не давалось легко. Я работал с камерой более рационально, чем на «Сальвадоре», перестав пытаться наснимать как можно больше кадров и стремясь получить лишь то, что мне было нужно. Мы шли вперед. Температура обычно колебалась где-то на уровне 32 °C, иногда достигая 37–38 °C, влажность зашкаливала. У нас плавились мозги, если мы не проявляли осмотрительность. В какой-то момент у меня сильно поднялась температура, но я оставался на ногах, поедая зубчики чеснока. Нельзя было упускать ни дня. В свои 40 лет я был более уязвимым и прилично прибавил в весе, мои суставы и усталость давали о себе знать чаще, чем в мою бытность пехотинцем. Я старался не ныть, но мои 22 года остались далеко в прошлом.

Ночи в джунглях просто убийственные. Мы выжидали по три часа, пока сдвигали кран или осветительную аппаратуру, настраивали дождевые пушки или привозили из местной пожарной части цистерны с водой. Зачастую ожидание затягивалось. Мы работали до 5 часов утра, пока нам проедали лодыжки и шеи красные муравьи и москиты. Дело шло медленно, да и время как будто замирало. Люди все более озлоблялись. К третьей неделе обострились конфликты внутри съемочной группы. Опытный старший рабочий-механик, ирландец из Куинса, рано покинул площадку, что, конечно же, расстроило Ричардсона, который к тому же тогда страдал от ушной инфекции. Однажды посреди ночи раздались выстрелы: двое филиппинцев что-то не поделили друг с другом. А обожавшая собак Элизабет очень расстроилась при виде зажаренной на огне собачьей головы — местного деликатеса. Она представила себе, что такая судьба могла постичь и кого-то из наших любимых лабрадоров.

Опыт подсказывает мне, что кошмаром оборачиваются обычно именно непредвиденные обстоятельства. Антагонизм между Арнольдом Копельсоном и Алексом Хэ, о котором я не подозревал, нарастал с того момента, пока мы еще были в Лос-Анджелесе. Арнольд начал копаться в нашей бухгалтерии и придираться к каждому продюсерскому решению Алекса. Он заручился поддержкой Соумса, который прислал нам телеграмму из Лос-Анджелеса о том, что он «в бешенстве от незапланированного перерасхода». Я тогда не видел в этом особой проблемы, полагая, что, во-первых, мы не выходим за рамки бюджета, а во-вторых, Соумс просто снова превратился в того гада, который нас доставал на съемках «Сальвадора». Да, поначалу мы немного запаздывали, но потом мы двигались по плану, и все было под контролем. Откровенно говоря, с учетом нашего резервного фонда мы могли позволить себе 54 дня съемок вместо 50 дней. Тем не менее Копельсон и Соумс были повенчаны у денежного алтаря, и в результате я начал не доверять Арнольду. Со слов Соумса, который мыслил как капитан Уильям Блай[128], я «тратил слишком много пленки», и было «принципиально важно оставаться в пределах 50-дневного графика». Как первый помощник капитана на нашем судне, я время от времени взвивался, сопротивляясь его власти, готовый стать очередным Флетчером Кристианом. Я проявлял все большую решимость в отстаивании своих режиссерских прав. «Денежные мешки» терроризировали меня на всех моих фильмах. Но теперь я хотел сам распоряжаться своей судьбой.

Алекс, с присущей ему гордыней, не выносил Копельсона, считая его «занозой в заднице», которая дорого обходится нашему продакшну. Алекс и наша «леди-дракон» Нгуен к тому моменту перезаключили договоры с военными в нашу пользу после недавней революции. Копельсон же ставил под сомнение все эти сделки.

«На Филиппинах нельзя остаться чистеньким. Что, черт побери, он задумал? Он все рушит, возвращаясь к этим армейским типам. И все для чего? Чтобы расстроить все наши планы! О чем он будет с ними говорить? „Мы хотим пересмотреть условия!“», — Алекс яростно бормотал ломаные китайские версии американского мата, которые было крайне забавно слушать.

Даже если Алексу и было что скрывать в финансовом плане, все равно это были пустяки по сравнению с тем, чего мы достигли. Я находил Арнольда мелочным в его стремлении приструнить чрезмерно самонадеянного молодого сопродюсера. Они даже спорили, кто лучше — евреи или китайцы, пытаясь выяснить, чья цивилизация древнее и круче. Будто бы желая поставить точку в этом вопросе, Алекс сказал мне: «Не волнуйся, Арнольд — кретин и выскочка. У нас все козыри на руках. Снимай фильм так, как ты хочешь». Мне был симпатичен его дух неповиновения, но одновременно я чувствовал, что впереди нас ожидают неприятности.

По иронии судьбы, пока для «Взвода» возникали новые препятствия на горизонте, «Сальвадор» чудесным образом восставал из пепла. Мне рассказали об овации, устроенной толпой членов Киноакадемии в Лос-Анджелесе. Теперь зрители были в восхищении от Вудса в главной роли. Он вызывал у них смех, а не отвращение. «Сальвадор» показывали в 14 кинотеатрах Нью-Йорка, он получил отличные рецензии в Бостоне, демонстрировал неплохие результаты в Сан-Франциско и Вашингтоне, где картина была встречена доброжелательными отзывами, и собирал полные залы в пяти лос-анджелесских кинотеатрах! Вудс в экстазе направил мне факс: «Ты должен быть здесь, публика на просмотре фильма в кинотеатре в лос-анджелесском районе Вествуд вне себя от восторга!» Вудс, по всей видимости, был искренне рад и горд за фильм. Критик из Los Angeles Times написал: «Фильм, в котором перемешаны музыка и вопли… Это живое существо, которое бурлит энергией». Я был и поражен, и обескуражен одновременно. После пережитых судорожных метаний, связанных с «Сальвадором», моей нормой поведения стала отрешенность азартного игрока.

Западное побережье США, более восприимчивое к печальной судьбе Сальвадора, откуда прибывало много беженцев, оказалось для нас наиболее благоприятным рынком. За три дня мы заработали $21 тысячу в Вествуде. В течение недели мы открылись еще в 7–10 других городах. На июнь был запланирован старт в Торонто. И тут Дэвид Денби из журнала New York разразился дифирамбами в наш адрес, назвав фильм «наэлектризованным путешествием сквозь ад в Центральной Америке». «[Фильм] сочетает в себе талант Стоуна, которому присущ требовательный и порой низкопробный пафос, с новой моральной и драматической серьезностью». Это писал тот же критик, который назвал меня когда-то «ужасающим Оливером Стоуном». Теперь он определял меня как «альфа-самца левых кругов», который снял «культовый фильм года — по ту сторону добра и зла, но впечатляющий и шокирующий». Поразительная перемена. Элизабет говорила мне, что «Сальвадор», несмотря на скромную кассу, стал успешным фильмом в силу положительного приема, но я все же был настроен скептически. Признание скупых на похвалу критиков вызвало во мне эмоциональный подъем и помогло пройти через самую изматывающую часть «Взвода» — бесконечные ночные съемки. Если бы «Сальвадор» сдох бы и в Лос-Анджелесе, не думаю, что мне хватило бы духу продолжать.