Хоккенхаймская ведьма - Борис Конофальский

Кавалер Сыча из кабинета выпроводил, больше никого не пустил. Не спрашивая разрешения и не здороваясь, сел в кресло напротив хозяина. На столе свечи горели, стал банкира рассматривать. Перепуганный, совсем нестарый, на голове шапочка ночная с тесёмками, что даже дома. Сидит, на Волкова смотрит, кулаки сжимает и разжимает от страха. Наконец не выдерживает:

— За мной пришли?

Волову неприятно всё это, никакого зла к этому человеку он не испытывает, хотя всегда не любил это племя, этих Богоубийц. Впрочем, какая ему разница, нужно было сделать дело, о коротом его так просил барон. И всё.

— За тобой, — сухо отвечает он. — Ты Винхель?

— Да, Винхель. Вы же из Инквизиции? О вас все только и говорят в городе. Вы рыцарь божий?

— Да, — Волков подумал, что надо бы побыстрее заканчивать этот разговор. — Собирайся.

— Люди племени моего из Инквизиции возвращаются редко, — говорит молодой банкир, говорит спокойно, вроде, а у самого пальцы по столу бродят, ни секунды им покоя нет, боится — издали видно.

— По делам вашим вам и воздастся! — отвечал кавалер меланхолично, он и сам не знал, чего он тут высиживает, сказал бы Брюнхвальну, так его солдаты этого жида бы уже по лестнице за ноги тащили. Волков вдохнул и продолжил. — И не лги мне, что притесняют вас за племя ваше, Святой Трибунал занимается только ересью среди паствы своей и ведьмами. А жидов за то, что они жиды, Трибунал никогда не брал.

— Значит, вы пришли за мной… — он замолчал.

— Ты сам знаешь, почему я здесь, — кавалер встал из кресла, нужно было заканчивать. — Собирайся.

Банкир вскочил и заговорил быстро:

— Это всё из-за этих бумаг, этих проклятых бумаг. Ведь так?

— Нет, — произнёс кавалер, разглядывая свой прекрасный перстень. — Нет, это всё из-за того, что с ведьмой знался, серебра хотел нажить, а ведьмино серебро всегда боком выйдет, всегда.

— Я даже не читал их! Слышите, я не стал их читать! Как увидел имена в письмах, так не стал читать дальше, — говорил банкира взволновано.

— Об это ты расскажешь святым отцам, — сказал Волков, понимая, что никаких святых отцов жид не увидит.

Он вскочил, оббежал стол, схватил с него тяжёлую шкатулку, раскрыл ее, показывая Волкову содержимое:

— Здесь сто шестьдесят талеров. Сто шестьдесят два. Я дам вам ещё, отпустите ради… Я дам вам ещё двести, нет, триста монет. Прошу вас. Отпустите. У меня дети.

— Хватит, болван, — зло сказал кавалер, — я здесь не за серебром. Дети у него. Когда мужиков обираешь, чёртов ты ростовщик, ты об их детях думаешь?

— Я никогда, слышите, никогда не давал мужикам денег в рост, только купцам да другим банкирам, я не плохой человек, поверьте. Я больше меняю деньги и веду векселя дома нашего на предъявителя. В рост денег редко даю. Я не плохой человек, — он поставил шкатулку на стол, схватил Волкова за руку, да так крепко, как и подумать на этого заморыша нельзя было. — Я не плохой человек. Слышите?

— Да отстань ты, — кавалер вырвал руку и оттолкнул банкира, — собирайся, говорю. А будешь упрямиться, так солдат позову, поволокут с позором.

— Послушайте, вы думаете, я плохой человек, — продолжал банкир почти в горячке и снова хватал Волкова за руки, — но я не плохой! Думаете, я с госпожой Рутт по своей воле дела вёл, нет! Никогда! Мне от неё дышать невозможно было. В одной комнате с ней задыхался я. А отказать ей и вовсе не мог, да никто не мог ей перечить. Разве были такие в городе, спросите хоть у кого. Она же страшная, только поглядит на тебя, а у тебя пальцы холодеют.

Он вдруг выпустил Волкова, схватил со стола большую книгу, быстро листал, совал её кавалер в лицо и говорил:

— Вот, глядите, вот! Жертвовал я двенадцать монет на приют для скорбных жён, а вот, — он опять листал страницы и снова совал их под нос кавалеру, — вот, покрыл крышу собору Святой Елены, она старая была — сорок семь талеров. Спросите настоятеля отца Томаса, он мне до сих пор благодарен. А вот, смотрите, каждый год даю на богадельню для стариков, по девять талеров каждый год, отец Отий и монахини — все свидетели, спросите у них, послушаете, я не плохой человек, а вот…

— Хватит, — прервал его кавалер и стал из ларца выгребать деньги, — до утра уезжай из города. Увидят тебя тут — зарежут и всё. Даже до тюрьмы не довезут. Вопрос этот решён.

Денег в ларце было много, а кошель у кавалера и так был полон, много денег не влезло, тогда Волков стянул с головы жида его шапочку и остальные деньги вытряс из шкатулки в неё.

— Ты из дома Хиршей? — спросил он банкира.

— Да, добрый господин, — отвечал банкир. — Мой дядя…

— Если не пришлёшь мне триста монет, — перебил его Волков, — найду первого из Хиршей и отниму у него, скажу, что ты должен.

— Нет, нет, не волнуйтесь, в течение недели я всё вам пришлю.

— И запомни, я не шучу, если тебя утром заметят в городе — тебе конец.

Кавалер пошёл на выход, а банкир шёл рядом и всё что-то бубнил, рассказывал, что он не плохой человек, и благодарил рыцаря.

На выходе из кабинета, где его ждали Брюнхвальд, Максимилиан и Сыч, он остановился и сказал им:

— Это не тот, тот уехал уже. Едем к себе.

И протянул узелок с серебром Максимилиану, чтобы он нёс.

Ну не тот — так не тот. Ротмистру и Максимилиану, взявшему тяжёлый узелок, было всё равно, а вот Сыч так расстроился.

— Эх, — вслух грустил он, — три гульдена за плёвое дело. Не сраслось.

Волков покосился на него и стал спускаться по лестнице с высокими ступеньками.

Он думал, что сказать барону, а ещё мог сам себя понять, зачем он этого жида не стал брать, отпустил он его уж точно не за деньги.

Никогда в жизни Волков не радовался так появлению попов как в тот день. Когда Ёган пришёл снизу и сказал, что во дворе видел знакомых попов из Ланна, тут же кавалер кинулся вниз. Сам хотел взглянуть.

И был рад неимоверно, когда увидал внизу дюжину монахов на трёх телегах, и среди них отца Николаса. Того самого, с кем недавно был в городе Альке где выявили навет.

Монах был не спесив и тоже радовался кавалеру. Они обнялись как старые друзья:

— Рад я, что вы приехали. Рад, что аббат и архиепископ вас благословили, — говорил Волков.

— Как получили ваше письмо, так сразу засобирались, думаем, уж кавалер врать не будет. Ведьмы будут.

— Будут, будут, — обещал кавалер, — у меня целая тюрьма этими бабами набита, вам на неделю хватит. Как хорошо, что аббат вас отпустил.

— А он нас не отпустил, — с улыбкой сообщил брат Николас, и добавил заговорщицки, — он тут, с нами приехал, ждёт вас.

— Приехал? — удивился кавалер. — Сам казначей его Высокопреосвященства тут?