Однажды в Челябинске. Книга первая - Петр Анатольевич Елизаров

Андрей, 17-ти лет отроду. Он упал со старого деревянного стула; во рту пересохло, дрожь прошлась по телу, а сердце долбило в груди, словно дембель, дорвавшийся до первой доступной девчушки. В душном вагончике нечем дышать. Поднявшись с пола, паренек толкнул дверь и вышел на улицу — на отрезвляющий морозец.

Надо отдышаться. Приснится же такое.

Пока не начало знобить от холода, Андрей не заходил в осточертевший вагончик. Парень еще раз окинул взглядом унылые окрестности: вокруг тихо, лишь издалека доносятся брехание собак и перестукивание вагонных колес на железной дороге; с черно-серого неба медленно падают редкие снежинки, там же простирается шлейф дыма от заводских труб неподалеку. Куда ни глянь, всюду возвышаются кучи еще не отработанного лома, словно горы брошенного хвороста, над которыми нависают стрелы гусеничных кранов и погрузчиков с клешнями и манипуляторами. Чуть поодаль лежит уже спрессованный конструктор, в том числе горы сдавленных автомобилей, сложенных друг на друга, будто слоеный пирог. Снова вспомнился гигантский пресс, который беспощадно мнет металл. Жуть. Побывай Андрей внутри по-настоящему, от него бы мокрого места не осталось. Молодой человек оглядел горы лома, простирающиеся до самого небосвода. Может показаться, что всюду полный хаос, но впечатление обманчиво: в каждом закутке здесь доживают свои дни определенные разновидности стальных отходов.

Андрюха огляделся и свистнул:

— Гаврик! Ты где, чертяга?

Из-под вагончика вынырнула дворняжка с бело-серой шерсткой и дружелюбной мордашкой и, виляя хвостом, подлетела к пареньку, принялась ластиться. Пес с такой звучной кличкой давненько отбился от бродячих по округе собачьих стай: на скупке его прикормили, отчего он практически не убегал отсюда, охранял здешнюю территорию как свою, отгоняя незваных гостей лаем и рычанием. Погладив Гаврика, паренек немного успокоился и даже улыбнулся.

Чинно и спокойно и внутри вагончика, из которого Андрей осуществлял ночное бдение за вверенной ему обширной территорией металлобазы. Горит свет. На столе, накрытом клеенкой, валяется всякий хлам, в углу бренчит холодильник, на него водружен древний ламповый телевизор, напротив стоит видавшая всякое тахта, прикрытая накидкой с ковровым узором. Она свисает практически до пола, прикрывая собой и без того не очень заметный сейф на полу. Посреди вагончика валяется стул, сидя на котором и задремал Андрей, как только заступил на дежурство. Хотя, учитывая бушующее в нем возбуждение, он никак не думал, что сможет хоть на секунду сомкнуть глаза:

— Нервишки так себе, — прошептал он, уселся на стул, закрыв лицо ладонями и окунувшись в думы, которые вот уже несколько месяцев терзают его. — Куда ночь — туда и сон, — без устали твердил он. Впервые в жизни это не помогало — он словно потерял сознание и не помнил, как выбрался из смертельного аппарата и куда делись недоброжелатели. Каким-то образом необходимо взять себя в руки: как реализовать запланированное в реальности, если банальный сон способен так сильно выбить из колеи. — Это сон. Всего лишь сон. Но ведь какой правдоподобный! Да уж. Как говорится, с четверга на пятницу… Постой-ка, нет, сейчас, должно быть, уже суббота. Но все равно стремно. Я просто устал и загнался, — у Андрея выдался тяжелый денек, а ведь на дворе только самое начало ночной смены — впереди еще много томных часов взаперти. Однако все это актуально в любой другой день — кроме сегодняшнего.

Собравшись с силами, Андрей выдохнул, пошарил в куртке и достал оттуда неприметный ключик. Ему вспомнилось, какую спецоперацию он провел, чтобы стащить его у Тиграна, изготовить копию и подкинуть неповоротливому шефу обратно. Андрюха перевел взгляд с ключа на ранец. Внезапно паренька осенило — он опустился на колени, запустил руку под стол, где отворил очередной тайник и достал оттуда травматический пистолет. Сколько же усилий потребовалось, чтобы помощник Тиграна, туповатый и недалекий Гордей, забыл про него. Магазин травмата пуст — пришлось перерыть полвагончика, чтобы найти заветную коробочку.

Пичкая магазин патронами, Андрей внезапно подумал: «От греха подальше надо бы сломать напоследок этот пресс… Стоп, да что я вообще творю?!» — этот вопрос он задавал себе уже бессчетное количество раз. Сон спровоцировал очередной раунд раздумий. Еще несколько минут пришлось бродить по вагончику туда-сюда, прокручивая в голове аргументы «за» и «против» предстоящих действий.

А что, собственно, за аргументы? Если кратко, то это несправедливость — вот из чего состоит его жизнь. Несправедливость и пренебрежение — на работе, на учебе и дома.

Во-первых, работа. Из-за возраста и несерьезного по многим аспектам вида приходилось бороться за самую грязную и неблагодарную работу (преимущественно вечером или ночью). В случае Андрея деньги действительно не пахнут. Парень брался за все, что подворачивалось под руку. Чего только он не насмотрелся. Частенько работодатели не воспринимали его всерьез, недооценивали, увидев голубоглазого, белобрысого и невысокого парнишку среди прочих соискателей — в большинстве случаев суровых мужиков. На первых порах все было по-школьному: доставлял пиццу, расклеивал объявления, разносил почту, прятался под ростовой фигурой и раздавал листовки.

Чем старше Андрей становился, тем больше сил и желания обретал, тем сильнее нужда выбраться из бедственного положения заставляла идти в грузчики и разнорабочие. Трудолюбия ему не занимать, однако повсеместно его стремились обделить, обмануть, всячески задеть. Однажды Андрею приходилось подрабатывать грузчиком на железной дороге — вагоны разгружать. Мужики в очереди за зарплатой бесцеремонно отодвинули мальца назад, хоть и понимали, что паренек пришел сюда не из-за хорошей жизни. Когда Андрей наконец добрался до работодателя, наличности у нанимателей якобы не осталось. В другой раз заплатили меньше оговоренного, аргументируя тем, что Андрей как самый мелкий в коллективе потенциально брал груза меньше остальных и вообще несовершеннолетним полагается платить только за четыре часа, несмотря на то, что Андрюха отпахал на вонючем перроне всю ночь. Конечно же, парень запротестовал — ему ответили, что никто не просил его перерабатывать, мол, сам инициативу проявил, а она, как известно, штука наказуемая и неоплачиваемая: «В России инициатива ебет инициатора, мальчик». На почте посыльного то и дело заваливали корреспонденцией с адресами на городских отшибах или с неадекватными получателями, к которым не хотели или просто боялись идти другие почтальоны. С курьерской и прочей доставкой тоже не везло: словно по наводке, его бесчисленное количество раз прессовали, грабили или пытались грабить — удавалось отбиваться, но либо груз портился, либо время доставки истекало, либо из строя выводили самого Андрея.

Первые мысли кардинально покончить со всем этим возникли, когда, как ни странно, образовалось некое постоянство с работой: по востребованию, где не гнали, исправно платили (не шибко большие, зато стабильные деньги). К труду паренек, кажется, привык, и произошло это на скупке