Моя темная «половина» - Кристина Зимняя

Детский визг стал мне желанной наградой. Никогда не думала, что могу осознанно быть такой жестокой. Но жалости к этим мелким тварям, устроившим нам засаду, я не испытывала. Только злость, негодование, презрение и что-то еще такое же темное, как клубящийся вокруг меня туман. Хотелось крушить, ломать, пить жизнь и сметать все на своем пути, наслаждаясь этим хаосом.

Освобожденная от чужого контроля Ырли упала без чувств наземь, но я видела, что она жива. Равнодушно перешагнув через нее, я двинулась по краю обрыва к мелким гадам. А те, растеряв все свое войско, принялись шустро выстраивать магическую защиту, но… не успели. Моя тьма добралась до них, проскользнув между незаконченными плетениями, окутала тугими кольцами, присосалась к яркому свету и…

– Мама! – Срывающийся на хрип голосок, словно ушат ледяной воды, отрезвил мою затуманенную ненавистью голову.

Дети – а это были именно дети, а не нарисованные моим воображением монстры – больше не прятались под чарами, не отбивались и даже не дергались, у них просто не было на подобные действия сил. Мальчик лежал на камнях, бледный, с закрытыми глазами, а золотой свет, сжавшийся до размеров крохотного солнышка, лихорадочно бился в его груди. Девочка же, в теле которой энергии было больше, стояла, опираясь на камень, и беззвучно шевелила губами. Белокожая голубоглазая малышка лет шести… Аше-ара с четырьмя едва различимыми световыми щупальцами, которые безжизненными плетями обвисли вдоль ее хрупкого тельца.

– Мама? – слабым голосом повторила Риссэ, медленно заваливаясь на камни рядом с братом.

Проклятье! Это же моя дочь, моя девочка… моя!!! Что же я за чудовище такое бессердечное?!

Резко втянув в себя защитный панцирь Когтя и разбушевавшуюся тьму, я кинулась к малышке, но наступила на подвернувшийся под ногу камень, потеряла равновесие и, нелепо взмахнув руками, полетела в пропасть. Последнее, что увидела перед падением, это испуганное личико древней девочки и… черный силуэт спикировавшего со скалы киприна.

Некоторое время спустя…

Темнота… Она была повсюду – внутри меня, вокруг. Ничего, кроме мрака и моего тела, зависшего в нем, как в невесомости. Лишь то, что я слышала звук собственного дыхания, позволяло отбросить мысль о переходе в мир иной. Но если это не он, то что?

Я отчетливо помнила, как падала в пропасть, как промелькнуло в голове абсурдное в такой момент сожаление, что в храме древних мне так и не побывать. И как буквально в метре от каменной глади проступившего сквозь туман моста меня резко дернуло вверх, перевернуло вниз лицом и распластало на незримой, но плотной, точно надувной матрас, преграде. Тело внезапно онемело, руки и ноги вывернуло, но задеревеневшие мышцы не испытывали дискомфорта. Я вообще ничего не чувствовала!

Гладкая поверхность моста, казавшаяся вытесанной из единого куска породы, пошла мелкими причудливыми трещинами. Одна за другой в воздух поднимались разномастные шестеренки – большие и маленькие, с крупными и совсем мелкими зубцами. Наконец они выстроились в единую схему, похожую на часовой механизм. Онемение тут же исчезло, вывернутые конечности прошило болью, я заорала и, кажется, потеряла сознание.

И вот я здесь… И где это «здесь»? Где Кир? Где дети?

Называется, сходила девочка Зоя на экскурсию в храм – и древностей не увидела, и не спасла никого, и сама сгинула, и группу сопровождения угробила. Среди горестных размышлений промелькнула мысль об экскурсоводе. А что, если…

– Кей?! – позвала громко. Мой голос затих где-то вдали, не удостоившись ответа даже от эха. – Кей-Кули!

Тишина…

Я уже готова была сдаться, как впереди забрезжил слабый лучик света. Крохотное пятнышко, но в этой бескрайней черноте оно было ярче любого прожектора. Аккуратно приподняв ногу, попыталась сделать пробный шаг. Невесомость под ступнями с готовностью уплотнилась, уподобившись пружинящей резине. Я мягко оттолкнулась и, пролетев немного вперед, приземлилась на еще более жесткую поверхность. Несколько таких скачков – и под подошвами находилась уже твердая дорожка, по которой можно было спокойно идти. Благо дело, тело слушалось прекрасно, ничем не напоминая о недавнем болевом шоке. А может, и не было ничего? Может, просто привиделось или… приснилось?

– Ке-е-ей! – вновь закричала я, продолжая двигаться на огонек. Звук собственных шагов действовал ободряюще, да и световой маячок становился все больше и ярче.

В какой-то момент он вспыхнул ослепительным заревом, заставляя меня зажмуриться и рефлекторно отвернуться. А когда я снова открыла глаза, то обнаружила вокруг себя не кромешную тьму с путеводной звездой вдали, а мраморный зал с исполинскими колоннами. Они уходили вверх так высоко, что сливались воедино. Под ногами раскинулось мозаичное полотно пола. Небольшие, не крупнее ладони, плиты змеились причудливым орнаментом, огибая массивные пьедесталы, а кое-где и заползая на них.

– Кей, – растерянно оглядываясь, проговорила я и, немного помедлив, робко позвала: – Кир?

Где-то в стороне раздался звук, похожий на бряцанье металла. Я неверяще прислушалась и… сорвалась с места. Вслед за напольными узорами я кружила среди колонн, которые, казалось, становились все меньше. Или это я росла? Минут через десять безустанных петляний увидела расписанный орнаментом потолок, а между подпирающими его столбами стало попадаться кружево паутины.

И чем дальше я продвигалась, тем плотнее становилось это паучье творчество. Оно уже не разрывалось от малейшего прикосновения. Все чаще мне приходилось пригибаться или руками отводить его в сторону, очищая себе путь. Наконец, приподняв один из таких занавесов, я увидела продолговатый ящик, накрытый белым полотнищем. Какое-то время постояла, не рискуя подойти, но потом, запретив себе колебаться, решительно приблизилась к странному предмету и стянула с него ткань.

В хрустальном гробу лежала… нет, не Белоснежка, скорее плод запретной любви Красной Шапочки и Серого Волка. Иначе объяснить собачьи уши, торчащие из густой черно-серой шевелюры этой спящей красавицы, я не могла. Девушка была стройной, невысокой, вполне симпатичной и… очень похожей на праматерь рода Кули. Настолько похожей, что я невольно подалась к ней и, едва касаясь дрожащими пальцами прозрачной преграды, шепотом спросила:

– Ты и есть… дочь Кей? – И ведь умом понимала, что девочка ее должна быть белокожей и маленькой, но подозрения все равно мучили. Мои вон… вчера младенцы, а сегодня уже агрессивные шестилетки. Так чем ее чадо хуже?

Вот только вопрос был риторическим, и на ответ обитательницы необычного ящика я никак не рассчитывала, но… она ответила.

Открыла глаза – я испуганно отпрянула и замерла в шаге от девушки, – улыбнулась мне и, движением руки превратив прозрачную крышку в похожее на рябь колебание воздуха, села в уже открытом гробу, после чего радостно сообщила мне:

– Нет, Зоя, я не дочь ее. Я и есть… Кей.

Тем же временем…

Кир-Кули был зол. На себя – за то, что поддался уговорам девчонки и такого умного и всезнающего наставника, на Зою – за то, что ее тяга творить добро в очередной раз закончилась плохо, и на Сэн, который обещал обеспечить сейлин безопасность на этой охоте за хитроумной тенью. На древних он не злился, их он просто ненавидел и… понимал. Ибо то, что предстало его глазам, когда тело падающей девушки зависло над каменным мостом, он не мог назвать иначе, нежели концом света. Даже не так… концом мира! Привычного старого мира, где есть день и ночь. Потому что отныне в этом скалистом ущелье была лишь тьма. Хищная, голодная ледяная тьма. И среди этой тьмы он и бродил, пытаясь отыскать свою айку.