Роковая женщина - Кэрол Нелсон Дуглас

Я покраснела при мысли, что Шерлок Холмс подслушивает разговор о таких интимных женских проблемах. Несомненно, женщина в ванне не замечала его присутствия, да и моего тоже. Ее взгляд был прикован к Ирен, и ненависть направлена только на нее. Я поискала глазами сыщика, и тут выяснилось, что он исчез – будто никогда и не заходил в эту комнату!

С одной стороны, я почувствовала облегчение: подобные вещи не предназначены для мужских ушей. С другой стороны, мне стало обидно: нас бросили. Между тем дуло пистолета по-прежнему направлено на Ирен, а женщина в ванне, пусть и ослабевшая, представляет опасность, так как совершенно безумна.

– Но у этой истории счастливый конец, – продолжала Мина, вновь оживая. Силы то покидали ее, то снова возвращались, хотя глубокая ненависть не ослабевала ни на минуту. – Несколько месяцев спустя я бросила того мужчину и нашла другого, еще более богатого и гораздо более покладистого. Он боготворил землю, по которой я ступала. – Она улыбнулась, и в голосе ее прозвучала ирония. – Он женился на мне не раздумывая, и он хотел от меня ребенка.

– Я догадываюсь, что было дальше, – перебила Ирен, словно читая ее мысли. – У тебя не могло быть детей.

– Он хотел, чтобы я родила. Его аристократические родители тоже мечтали о наследнике. И я сама хотела стать матерью. Он возил меня в Европу… Мариенбад, Баден-Баден, все курорты с целебными источниками, какие только существуют. Я пила минеральную воду, как вино, купалась в ней, кожа у меня сморщилась, но ничего не помогло.

Наконец я вспомнила о своем ребенке, которого отдали другим. Я пошла к мадам Рестелл, я умоляла ее сказать, где он. К этому времени мой муж так отчаялся, что принял бы любого малыша. Ему было все равно, что́ станут говорить, когда вместо младенца вдруг появится ребенок, который уже начинает ходить.

– Но твое дитя исчезло навсегда, – догадалась Ирен.

– Словно его никогда и не было… Именно этого больше всего хотели многие клиентки мадам Рестелл – я же страшно сожалела о своей потере.

Мина подняла левую руку из окутанной паром воды, которая медленно розовела.

– Кровь в воде похожа на вуаль, не так ли? Она тает незаметно. – Ее пальцы потянулись к горлу. Россыпь капель крови с водой у нее на груди напоминала ожерелье из бледных гранатов. – Я рассекла только вены на руках, но не стала перерезать себе горло. Я буду угасать медленно, и палец все время будет лежать на курке. Застрелить ли мне тебя? – почти мечтательно спросила она Ирен. – Ты избежала тех ошибок, которые совершила я, ты даже предостерегала меня от них. Это так бесит! А мадам Рестелл отказалась сообщить, где мое дитя. Дескать, это будет неэтично и может навредить ребенку: ведь у него новая семья, которая его любит. Как будто собственная мать не любила бы его – теперь, когда она может себе позволить! Однако мадам вела записи. Знаю, что вела. Я попыталась выведать, где журнал учета младенцев, но упрямица отказалась. Она хорошо его спрятала.

– Журнал в этом доме? – осведомилась Ирен.

– Да. Я убедила своего первого мужа купить особняк после ее смерти. Все думали, что мне нравится роскошное здание, но я просто хотела не спеша обыскать его. Я заглядывала в каждый угол. Искала целых одиннадцать лет. Мой первый супруг умер бездетным, а я снова вышла замуж. И по-прежнему жила в этом доме и продолжала поиски.

– Почему ты так уверена, что существовал журнал, в который записывали детей, отданных в новую семью?

– Потому что я нашла тетрадь, куда мадам Рестелл записывала клиенток, приходивших к ней на аборт! Ты представляешь, сколько может стоить такой документ? Просто клад для того, кто хочет подзаработать! Но я уже не нуждалась в деньгах. – И Мина добавила как бы между прочим, без всякой связи с предыдущим: – Я должна тебя убить.

– За что? – спросила Ирен.

– За то, что ты избежала всего этого: предательства любовников, унижений, боли, потерь, постылых богатых мужей. Ты никогда не платила страшную цену, в отличие от всех женщин, приходивших к мадам Рестелл, как моя сестра и я! Ты отправилась за границу и пела в опере. И, по твоим словам, ты замужем.

– Да, – ответила Ирен, чувствовавшая себя неуверенно под дулом пистолета. Неизвестно, какое слово или движение может заставить Мину спустить курок.

– Кто твой муж?

– Адвокат.

– Всего лишь адвокат?

– Это лучше, чем лживый король.

– Я знала, что должна тебя убить, но потом решила, что есть более жестокая кара.

– С какой стати тебе убивать меня? Я лишь пыталась дать тебе добрый совет. Ты же сама сейчас признала, что я говорила правильные вещи.

– Я должна тебя убить, потому что ты оказалась умнее меня, потому что мы с Уинни попались, как дурочки, а тебе удалось этого избежать. За все, что ты делала правильно, а мы – нет.

Подобная мелочная зависть казалась нереальной посреди окружающей роскоши, перед лицом приближающейся смерти… уже второй здесь. Мне вдруг пришло в голову, что это, должно быть, та самая ванна, в которой совершила самоубийство мадам Рестелл.

– Я наняла сыщиков из агентства Пинкертона, – пробормотала Мина. – Какая ирония! Ведь ты и тут меня обскакала. Мне известно, что наводятся справки и что какой-то проклятый английский детектив слишком близко подобрался к истине. Я знаю, моя песенка спета… Это похоже на роды – умирать вот так, – заметила она, взглянув на кровавую воду. – За исключением того, что нет боли. Только медленно тают мысли и воля. И сильно кружится голова. Но пистолет слишком тяжелый, чтобы о нем забыть, так что не приближайся, – предупредила она Ирен. Похоже, к злодейке снова вернулись силы и бдительность. – Вероятно, ты тоже есть в том пропавшем журнале, который я не сумела найти. Там записаны дети, отнятые у матерей. Если бы тебе удалось его отыскать, ты могла бы выяснить, кем была твоя мать. Разве тебе не любопытно?

– Почему была?

– О, теперь-то ее, конечно, уже нет в живых, как ты считаешь? Ведь прошло больше тридцати лет. Разумеется, она никогда не пыталась тебя найти. Лишь я неустанно разыскивала моего ребенка, мою дочь. А если твоя мать не умерла еще тогда, то теперь-то уж точно превратится в труп.

Ирен невольно сделала шаг по направлению к ванне. Мина подняла пистолет и взяла примадонну под прицел. Ее глаза казались сейчас горящими черными дырами на мертвенно-бледном лице.

– Что ты наделала? – спросила Ирен.

– А все та девчонка из газеты – ходила, вынюхивала. Ее интересовала только ты! Как мы жили вместе, когда были маленькими артистами, кем были твои родственники. Она, по-видимому, считает тебя важной персоной – только представь! – и думает, будто миру интересна твоя родословная. У моей матери, у нас с сестрой отродясь не было никакой родословной, и у моей пропавшей дочери тоже. Из журнала мадам Рестелл я узнала, кто были ее клиентки. Возможна, одна из них и являлась твоей матерью. Из тех, кто прервал первую беременность, а во второй раз хорошенько подумал, но все равно спрятал ребенка. Те артистки варьете, почему они растили тебя? Почему их никогда не волновал вопрос, откуда ты взялась. Они тоже были матерями! Матерями, так или иначе потерявшими своих детей и никогда не пытавшимися их найти – в отличие от меня. И они удочерили тебя.