Повседневная жизнь российских жандармов - Борис Григорьев

Гартинг быстро исчез из Парижа, оставив на «хозяйстве» своих помощников Андреева и Долгова. Перед отъездом Аркадий Михайлович был удостоен ордена Почетного легиона. В России он подал в отставку и в ранге действительного статского советника, с пожизненной пенсией и с производством в дворянство ушел на заслуженный отдых. В годы Первой мировой войны тряхнул стариной и выполнял задания русской контрразведки во Франции (!) и Бельгии, в Бельгии женился на местной гражданке Мадлен Палот и занялся приумножением своих капиталов в банковской сфере. В браке был счастлив, имел четырех детей. Время и место кончины Гартинга-Ландезена-Геккельмана, верного ученика П. Г. Судейкина и помощника П. И. Рачковского, к сожалению, нам не известно.

Период нахождения у руля Парижского бюро Гартинга ознаменовался определенными успехами. Ему удалось внедрить в ряды РСДРП важного агента[117] и полностью «осветить» ее деятельность, включая секретный V съезд в Лондоне. Съезд открылся 30 апреля 1906 года, а уже 4 мая на столе у директора Департамента полиции лежало первое донесение о его работе. Для оказания помощи агентуре Гартинг лично вы ехал в Лондон и руководил работой агента, который был избран на самое уязвимое для партии большевиков место — в протокольную комиссию. Через неделю после окончания съезда Гартинг послал в Петербург итоговый отчет о работе съезда на 100 страницах. В отчете было все: и хроника его работы по дням и заседаниям, и закулисная возня большевистских лидеров, и их выступления и подробные характеристики. К отчету прилагался список членов ЦК, отчет об издательской деятельности ЦК и даже секретный отчет о расходовании 100 тысяч рублей, полученных от Саввы Морозова. А. М. Гартинг обоснованно попросил вознаградить 1500 рублями агента, который «…много потрудился в период этого съезда и оказал весьма серьезные услуги во время своей последней поездки в Россию».

Но вернемся к П. И. Рачковскому, который, по словам З. И. Перегудовой, последнее время все больше втягивался в политические интриги, постепенно запуская свои непосредственные обязанности по розыску. В. Л. Бурцев обвинял его в фабрикации нашумевших в свое время так называемых «Протоколов сионских мудрецов» — вероятно, небезосновательно. Заведующий Заграничной агентурой добился себе жалованья в 12 тысяч рублей, что было на две тысячи больше, чем у директора Департамента полиции. У него появилось множество врагов, соперников и завистников, много крови ему попортил авантюрист И. Ф. Манусевич-Мануйлов, посланный департаментом в Европу с особым заданием. Приложила руку к его увольнению и императрица Александра Федоровна — Рачковский резко отрицательно отзывался о ее французском враче Филиппе, предшественнике «старца Григория» в царской семье.

Как бы там ни было, в 1902 году Рачковского в Париже сменил Л. А, Ратаев, передавший свою должность начальника Особого отдела ДП Зубатову. Ратаев прилагает много усилий, чтобы оживить заглохшую при его предшественнике оперативно-розыскную работу, он пытается расширить сферу действия Бюро за счет Мюнхена, Брюсселя, Льежа и других городов, в первую очередь швейцарских. Уже через месяц после прибытия в Париж он пишет в Департамент, что «попал в очень тяжелое положение… я сразу понял, что способы ведения дела моим предместником значительно устарели… слабым пунктом оказалась Швейцария… центр и, можно сказать, пульс революционной деятельности перенесен именно туда…». Новый руководитель утверждает, что агентура, принятая от Рачковского, распущена и набалована и убедительно просит петербургский Центр сохранить за Бюро прежнюю смету расходов на содержание агентуры. «Будьте уверены, — добавляет Ратаев, — что я ее расходую с надлежащей экономией».

Ну что ж, Ратаев был «тертый жандармский калач» и действовал так, как поступали и до сих пор поступают многие начальники: утвердиться на новом посту за счет дискредитации «предместника». Под видом того, что «пульс революционной деятельности» перенесен в Бельгию и Швейцарию, он предлагает упразднить Балканскую и Берлинскую агентуры, то есть избавиться от ставленника Рачковского А. М. Гартинга. Но в июле 1905 года Рачковский вернется в систему политического сыска и восстановит Берлинскую агентуру, а Ратаев… будет уволен, и на его место поставят Гартинга.

В ноябре 1909 года на место Гартинга приехал статский советник А. А. Красильников, протеже товарища министра внутренних дел П. Г. Курлова и его многолетний «ординарец». В его задачу входило общее руководство аппаратом Бюро, а всю текущую оперативную работу с агентурой он поручил подполковнику В. Э. Эрхардту. В числе первых мер Красильникова был запрет на посещение посольства филерам и на использование адреса посольства секретными сотрудниками (до сих пор многие агенты Бюро направляли свои отчеты и донесения на упомянутую улицу Гренель, 79). «Императорское посольство как дипломатическое учреждение полицейским делом и розыском не занимается и никаких агентов не содержит», — сообщил Красильников общественности. В официальных документах Красильников проходил командированным российским «Министерством внутренних дел за границу для сношения с местными властями и российскими посольствами и консульствами».

Отсечение Заграничной агентуры от русского посольства было, конечно, правильной и давно назревшей мерой. Всех сотрудников наружного наблюдения организационно сгруппировали вокруг частной «Розыскной конторы Биттара-Монена». Это была хорошая «крыша» для филеров, и в случае задержания и ареста им было разрешено раскрывать свою принадлежность к службе российскому правительству. Французские власти это тоже вполне устраивало. Подполковник Эрхардт вынес свою работу за пределы посольства и встречался со своей агентурой конспиративно в городе. С точки зрения нынешнего времени Заграничная агентура, превратившаяся в секретный филиал Департамента полиции, говоря современным языком, стала некоторым аналогом резидентуры современной спецслужбы.

Именно в этот период Бюро начали лихорадить неприятности иного толка: иностранные филеры один за другим стали переходить на сторону Бурцева и раскрывать тайны политического розыска. Потом это станет хронической болезнью Загранагентуры. У подполковника Эрхардта возникли проблемы и с приобретением новой агентуры — из-за опасности разоблачения, вызванной постоянными экспозе Бурцева и предателя Меньщикова в прессе, участились случаи отказа в сотрудничестве.

Озабоченный всеми этими проблемами, новый заведующий Особого отдела полковник Еремин начинает заменять парижскую агентуру путем направления туда агентов из России, но если достаточно легко и быстро можно было осуществить их переброску за границу, то легализовать их во Франции и ввести в революционную среду эмигрантов было делом сложным и долговременным. К тому же призыв Еремина к охранным отделениям на местах отправить своих лучших агентов за границу повис в воздухе — никто из начальников ОО не хотел лишаться своей опоры в работе. Местничество! Работу Заграничной агентуры лихорадило также подозрение в том, что среди ее кадровых работников был предатель, сотрудничавший с Бурцевым. Одно время в этом подозревался заведующий канцелярией Сушков. К осени 1913 года провалы в работе Парижского бюро, по словам Красильникова, приняли эпидемический характер.