Саблями крещенные - Богдан Сушинский

Поняв, что корабль, который подобрал их, тоже испанский, голландцы решили, что капитан захочет отомстить им за то, что сражались против испанцев, пусть даже пиратов. Но д’Эстиньо быстро успокоил моряков, приказав отвести их в каюту, выдать сухую одежду и по хорошей порции рома.

Однако выполнить его приказ на «Альмансоре» не сумели. Не успел бриг достичь крайней оконечности мыса, как из-за скал показались паруса «Кондора». Голландцы сразу же узнали его по очертаниям. Пират сидел в засаде с приспущенными парусами, и теперь, на фоне скал и темнеющего неба, казался ночным призраком. Появление «Альмансора» неожиданностью для него не было. Стоило бригу на полкорпуса выдвинуться из-за широкой, похожей на спину огромного слона, скалы, как пират первыми же выстрелами прожег ему паруса грот-мечты и пошел на сближение.

— Открой каюту! Выпусти пленника! — послышался голос Яныка Корхеля, как только отгремели эти выстрелы.

— Это приказ капитана? — спросил часовой, томившийся у каюты-карцера.

— Считай, что его, — приблизился чех вплотную к двери каюты.

— Нет, дружок, — заупрямился испанец, — так дело не пойдет. Пусть капитан сам прикажет.

Но Корхель не стал звать д’Эстиньо, а снял с двери запор.

— Да ты, оказывается, предатель! — набросился на Яныка охранник.

Однако в эту минуту Гяур ногой открыл дверь и ногой же успел отбить руку часового, когда тот уже готов был проткнуть Корхеля острием своего абордажного палаша.

Ударив кулаком в висок, он на какое-то мгновение оглушил солдата и, выбив у него из руки оружие, вышвырнул беднягу за борт.

— Прыгай в воду! — крикнул он Яныку.

Тот что-то ответил, но слова потонули в грохоте орудийных выстрелов. Одно ядро попало в надстройку на корме, другое взорвалось у бизань-мачты.

— Прыгай! Скалы рядом!

— Лучше спасайтесь вы, полковник. Я должен остаться с экипажем.

— Эй, кто выпустил пленника?! — появился рядом с ними шкипер. Он успел выхватить пистолет, но Гяур сжал его руку раньше, чем испанец сумел нажать на спусковой крючок, и моряк, который тоже был не из хилых, смог ощутить всю нечеловеческую силу этого гиганта.

Ранив его острием палаша, князь подобрал выпавший на палубу пистолет и, выстрелив в приближающегося к ним солдата, прыгнул за борт. Он сделал это как раз в ту минуту, когда канониры «Альмансора» ударили орудийным залпом по кораблю новоявленного пирата северных морей.

Какое-то время Гяур так и плыл, не выпуская палаш из руки. Он был единственным его оружием, и полковник решил, что расстанется с ним только вместе с жизнью. Наткнувшись на какой-то подводный камень, князь зацепился за него ногами и сумел заткнуть свой трофей за пояс.

До скалы все еще оставалось метров двадцать, и их нужно было проплыть в ледяной воде. Но в этом было его единственное спасение. Одежда разбухла настолько, что в ней уже нелегко было удерживаться даже на камне. И все же Гяур решил не раздеваться. Прекрасный ныряльщик, он какое-то время плыл, погрузив лицо в воду, затем нырнул, умудрившись вынырнуть как раз в тот момент, когда ядро, посланное из «Кондора», взорвалось у куполообразной вершины скалы, осыпав спасающегося пленника гранитным крошевом.

Позади, где-то у камня, на котором Гяур недавно нашел себе приют, что-то кричал по-испански один из матросов, то ли решивший настичь его, то ли просто выброшенный за борт взрывной волной. Оказавшись после двух последующих погружений на скользкой подошве скалы, полковник вновь прислушался. Теперь в воде уже находилось несколько людей, но кричали и барахтались они чуть дальше, у борта пылающего «Альмансора», а тот, что оказался у камня, замолчал, как молчат отдавшиеся во власть вечности.

Выбираться из скользких, отшлифованных ветрами и облизанных штормовыми волнами, скал было трудно. Гяур вскарабкивался на одни валуны, чтобы обнаружить, что за ними его ждут еще более огромные и неприступные. Он срывался, оступался на осыпях, разбивал колени о ребристые грани скал и почти ликующе оглядывался на пылающие корабли. Это были корабли врагов. Они оба догорали, дрейфуя на рейде Денновера, и полковник посматривал в их сторону с таким ликованием, словно это он собственноручно уничтожил их.

Взобравшись на вершину мыса, Гяур незамеченным проскользнул мимо батареи испанцев, бомбардиры которой сгрудились у восточной оконечности, наблюдая за тем, что происходило в заливе. Вместо того чтобы пытаться поддержать «Альмансор» своими ядрами, они громко спорили, выясняя, откуда взялся французский корабль, столь неожиданно напавший на него. Окраину городка князь тоже обошел скрытно, по кромке берега, надеясь при этом наткнуться на шлюпку. Однако все, на что он натыкался, оказывалось всего лишь жалкими остатками лодок или рыбацких баркасов, но и эти полуразрушенные посудины покоились высоко на берегу, дожидаясь мастеров.

Развести костер ему было нечем. Прорывавшийся с моря ветер не сушил одежду, а пронизывал его насквозь, так что внутренности Гяура промерзали вместе с разбухшей от влаги одеждой.

Пробираясь через прибрежную рощицу, полковник услышал топот копыт и затаился в кустарнике. Лишь только беззаботно мурлыкавший себе под нос всадник поравнялся с ним, беглец рванул уздечку так, что пригнул голову коня чуть ли не до земли. Выкорчевав подвыпившего кавалериста из седла, он врубился кулаком ему в голову раньше, чем тот успел сообразить, что на него напали. Но, пока Гяур возился с ним, конь убежал, а поверженный наездник оказался настолько низкорослым и худеньким, что князю даже трудно было себе представить, каким образом он мог бы облачиться во что-нибудь из того, что оказалось на убитом. Зато смог взять подвеску с драгунской саблей, кобуру с двумя пистолетами и кинжал.

«Если так пойдет и дальше, из меня получится грозный разбойник, при одном упоминании о котором станет содрогаться вся Фландрия», — утешил себя Гяур, окончательно убедившись, что конь ему не достанется, а кремнем, с помощью которого можно добыть огонь, солдат-гуляка почему-то не запасся.

Преодолев вброд какую-то речушку, полковник оказался у хуторка, состоящего из трех-четырех усадьб. Решительно направившись к ближайшей из них, он постучал в окно. Потом, еще более резко, — в дверь.

В ответ послышался некогда густой, разбавленный старческой дрожью бас. Но что он вещал, этого Гяур понять не мог, поскольку хозяин говорил на непонятном ему языке.

— Знаете ли вы хоть несколько слов по-французски?

— Возможно, и знаю, — ответил хозяин на ломаном французском. — Только давно не имел наслаждения говорить на нем.

— Я — чужеземец. Наш корабль потерпел крушение. Перед вами — единственный спасшийся моряк.

— Так ты — моряк? — загремел засовами хозяин. — Что же ты молчишь? Не впустить в дом потерпевшего крушение моряка может только последний подлец. А здесь, в рыбацком поселке, таких негодяев не водится.

Прежде чем пропустить ночного гостя мимо себя в дом, хозяин предусмотрительно ощупал его плечи.