Планета, с которой не возвращаются - Пол Андерсон

Гуммус-луджиль вытащил трубку и начал раскуривать ее. Лицо его было печально.

— Да. Я согласен. Без разрешения рорванцев селиться на их планете все путешествие теряет смысл. Мы не можем высаживаться на планету с сотней миллионов хорошо вооруженных туземцев с высокоразвитым военным искусством.

Они устроят для нас настоящий ад, даже располагая только своим собственным оружием, а я готов держать пари, что они вскоре усвоят и наше оружие.

— Их можно покорить!

— Но какой ценой? Сколько жизней придется потратить? И все для блага нескольких миллионов человек, которых мы сумеем перевезти сюда. Парламент никогда не даст на это согласия.

— Ну… рорванцев можно убедить… — Торнтон говорил это, сам не веря в свои слова. И никто не верил. Раса, способная построить электрический генератор, не будет столь глупа, чтобы позволить нескольким миллионам агрессивных чужаков высадиться у себя дома. Последствия этого они легко могут предвидеть.

Эвери вернулся примерно через час. Он старался выглядеть бодро, но голос его звучал устало.

— Я говорил с местными вождями, они отправили сообщение правительству этой нации. У них есть несколько телеграфных линий, это новое для них изобретение. Правительство, несомненно, свяжется с другими. Нас просят подождать здесь немного, пока они смогут прислать своих ученых.

— Каковы шансы, что они позволят людям жить здесь? — спросил Гуммус-луджиль.

Эвери пожал плечами.

— Что мы можем сказать? Это будет решаться официально, но вы знаете ответ так же хорошо, как и я.

— Да, думаю, что знаю. — Инженер отвернулся. Его плечи поникли.

Остаток дня прошел в осмотре поселка. Тут было на что посмотреть.

Гуммус-луджиль особенно заинтересовался двигателями; ему сообщили, что они получают энергию от гидроэлектростанции в горах; он осмотрел и маленькую, но прекрасно оборудованную химическую лабораторию. Фон Остен ознакомился с арсеналом, который включал несколько больших самодвижущихся пушек, стрелявших пороховыми зарядами, различные гранаты, мины и незаконченный экспериментальный глайдер, который, несомненно, будет действовать, когда его закончат. Торнтон перелистывал печатные книги и расспрашивал, при посредстве Эвери, о состоянии рорванской физики — оказалось, что она дошла до уравнений Максвелла и сейчас работала над идеей радио. Лоренцен старался показать, что ему интересно, и надеялся, что делает это успешно.

Но вновь и вновь один из чужаков бросал на него взор, который мог не означать ничего, а мог означать и смерть.

Вечером состоялся банкет; весь поселок собрался в украшенном главном зале за особо приготовленными кушаньями вперемежку с выступлениями музыкантов. Глава поселка произнес короткую речь о «руках, скрещенных в космосе», и Эвери ответил в том же духе. Лоренцен изобразил скуку, какую испытывал бы, если бы не понимал ни слова. Внутри у него все звенело от напряжения. Весь день продолжался этот фарс. Рорванцы задавали Эвери вопросы о его расе, ее истории, науке, верованиях, намерениях — все, что с точки зрения астронома, соответствовало бы их нормальному интересу к людям. Но к чему этот торжественный обмен вопросами и ответами, если предполагалось, что только Эвери понимает их? Делалось ли это для Лоренцена, предупредил ли их Эвери, что он может знать больше, чем показывает? И если так, то насколько он уверен в том, что знает Лоренцен?

С каждой минутой он чувствовал себя все хуже: вопросы в вопросах. И что делать, что делать? Лоренцен посмотрел вдоль длинного сверкающего стола. Тут сидели рорванцы в своих ярких варварски сверкающих одеждах в противоположность тускло-коричневой запачканной походной одежде людей ряд против ряда, лицо против лица, все лица улыбающиеся и абсолютно недоступные пониманию. Что скрывалось в этих золотых глазах? Сидел ли он за одним столом с подлинными хозяевами вселенной? с богами, играющими в простых крестьян и солдат? Когда рорванцы улыбались, в их ртах видны были длинные клыки.

Наконец этот вечерний кошмар кончился. Лоренцен был насквозь мокрым от пота и не мог удержать руку от дрожи. Эвери взглянул на него, во взгляде была лишь симпатия, но что он думал на самом деле? Боже небесный, был ли он на самом деле человеком? Хирургическая операция, синтетическое тело — что скрывалось за круглой маской лица Эвери?

— Вы плохо выглядите, Джон, — сказал психолог. — Я… немного устал, — пробормотал Лоренцен. — Все будет в порядке после хорошего ночного сна.

— Он искусно зевнул.

— Да, конечно. Это был слишком долгий день. Идемте спать.

Они пошли в сопровождении группы чужаков. Почетный караул — или настоящая охрана? — шел за людьми на всем пути до их помещений. Они занимали два соседних помещения, и Эвери сам предложил, чтобы Лоренцен и Гуммус-луджиль заняли одно, а остальные трое — другое. Если они пробудут здесь несколько дней, это послужит тактичным способом избежать столкновений между турком и фон Остеном, но…

— Спокойной ночи, парни… Увидимся утром… Спокойной ночи…

Лоренцен откинул занавес, закрывавший их помещение с главного прохода. Они были в пещере, холодно освещенной электричеством с потолка.

Стояла глубокая тишина, которой никогда не бывает в людских городах с их безустанным темпом жизни. Гуммус-луджиль с довольной улыбкой взял со стола бутылку.

— Их вино… хорошее, мне понадобится ночной горшок. — Он одним щелчком вытащил пробку.

— Дайте мне. Мне нужно выпить. — Лоренцен поднес бутылку к губам, но опомнился — Нет!

— Что? — Гуммус-луджиль удивленно посмотрел на него. — Смелее, начинайте.

— Боже, нет! — Лоренцен со стуком опустил бутылку. — В ней может быть наркотик.

— Что? — повторил инженер. — Вы себя хорошо чувствуете, Джон?

— Да, — Лоренцен слышал стук своих зубов. Он замолчал и сделал глубокий вздох. — Послушайте, Кемаль. Я надеялся, что мы останемся одни. Я хочу… рассказать вам кое-что.

Гуммус-луджиль провел рукой по своим темным волосам. Лицо его застыло, но глаза оставались настороженными.

— Конечно. Давайте.

— Пока я говорю, вы лучше проверьте свой пистолет и ружье. Вы уверены, что они заряжены?

— Да. Но что… — Гуммус-луджиль смотрел как Лоренцен отбрасывает занавес и выглядывает наружу. Все было пусто и тихо в резком электрическом свете. Ничего не двигалось, ни звука, ни шороха, как будто весь поселок спит. Но где-то тут бессонные умы, они думают, думают.

— Джон, я попрошу Эда взглянуть на вас.

— Я не болен. — Лоренцен повернулся, положил руки на плечи турку и усадил его на кровать с силой, о которой и не подозревал в себе. — Черт возьми, все, что я хочу, это чтобы вы меня выслушали. А когда выслушаете, сами решите, сошел ли я с ума или мы в настоящей ловушке — той самой, куда угодил «Да Гама».