Возвращение Пираньи - Александр Бушков

– А в самом деле... – сказал Мазур. – Классику яуважаю. – Он обернулся и крикнул пилоту: – Луис! Мы летим!

– Как скажете, сеньор...

Погрузка длилась недолго. Кроме двух сумок с тщательнозавернутыми в тряпки автоматами и винтовками они брали еще две крохотныепалатки, только что купленные в городе, немного консервов, аптечки, дюжинубаллонов с питьевой водой и прочую мелочь вроде биноклей, мачете и складныхспиннингов. К вящему удовольствию Мазура, объемистая сумка с Ольгиными нарядамиосталась в камере хранения, потому что брать их на Ирупану было бы форменнымидиотством. Парочки запасных маек вполне достаточно.

Самолетик оторвался от земли довольно лихо. Мелькнули лачугис телеантеннами-тарелками и глазевшая на самолет оборванная детвора, секундчерез десять под крылом пронеслись округлые высокие холмы, и двухмоторнаякроха, задрав нос, полезла выше. Далее простирались леса, казавшиеся сверхусплошным ковром косматой зеленой ваты, кое-где рассеченной просеками и узкимикоричневыми дорогами. Слева показалась Панамерикана, но они тут же потеряли ееиз виду.

Они с Кацубой сидели сзади, а Ольга – на почетном месте, вперсональном кресле рядом с пилотом. Мазур не мог разобрать ни слова в егоскороговорке, но не требовалось знания языка, чтобы понять: павлин распускаетхвост так, что бедные перья скрипят от натуги, а дама подыгрывает, не выходя изтех же рамок приличий. Жаль, совершенно непонятна жестикуляция: у них тут своясистема. Торговка на рынке лупит правым кулаком по левому локтю, что означает:«За грош готов удавиться, жмот!» Нажимаешь большим пальцем на нос, остальнымишевелишь у левой щеки, и собеседник знает, что ты только что заверил: «Последождичка в четверг!» Прижимаешь большим пальцем мизинец другой руки к ладони:«Клянусь родной мамой, так все и обстоит!» И, наконец, ни в коем случае ненужно показывать кому бы то ни было два пальца, растопыренные в виде латинскогоV – любимый жест Черчилля здесь означает вовсе не «викторию», а примерно то жесамое, как если бы вора в законе в глаза назвали «Машкой».

Пейзаж под крылом был удручающе однообразным, если не речки,то лес, если не лес, то невысокие горы, редко-редко мелькнет асиенда илидеревушка. Маяться ревностью не следовало, и Мазур понемногу стал подремывать,привалившись в углу, – на сей раз без особенных кошмаров.

– ...Коммодор!

Он вздрогнул, открыл глаза. Ольга смотрела на него снекоторой тревогой, а Луис, держась за штурвал одной рукой, левой плотнееприжимал к уху толстый светло-серый наушник.

– Что такое? – спросил Мазур.

– Метеослужба, сеньор, – обернулся к нему Луис, невыказывавший особенного беспокойства. – Над ними вечно смеются, но иногдаони и попадают в яблочко... Практически по курсу – грозовой фронт. Чересчурширокий, чтобы обходить – слишком много горючего спалим, мне может не хватитьна обратную дорогу... Правда, из Эль-Кальварио передают, что в глубину он неособенно и велик, пройдет быстро...

Мазур посмотрел вперед, по бокам. Ничего пугающего с первоговзгляда заметить не удалось, небо впереди выглядело столь жебезмятежно-лазурным, как и при старте, но всегда следует верить профессионалам,не вступая с ними в бесполезные дискуссии.

– Ваши действия? – спросил Мазур.

Луис ненадолго задумался:

– Лучше всего приземлиться и переждать несколько часов.Иначе угодим, словно бабочка в ветродуй... Есть два варианта: либо садиться наближайшую грунтовку, либо тянуть в Эль-Кальварио.

– Это город?

– Полузаброшенный аэродром, – сказал Луис. –Когда-то там была военно-воздушная база гринго, но ее лет двадцать какзабросили, когда дон Астольфо поссорился с их тогдашним президентом. Большейчастью все поросло травой и развалилось без присмотра, но две полосы до сих порв рабочем состоянии. Один оборотистый тип выкупил у правительства часть базы,устроил частный аэродром, кое-как зарабатывает.

Ольга поддержала:

– Мы там однажды садились, в прошлом году. Вот толькокомпания порой бывает самая неподходящая. Всякие... мягко скажем, непонятныерейсы непонятных самолетиков.

– Сеньорита, там же давно выработан своеобразный кодексчести, – сказал Луис. – Не суй нос в чужие дела – и тебя никто нестанет трогать. Честно признаться, могу на собственном опыте подтвердить, чтокодекс всегда соблюдается. Очень уж мне не хочется искать грунтовку посреди леса...Могу заверить, что уж вас-то, сеньорита, я никому в обиду не дам... и,разумеется, ваших спутников тоже, поручусь, что вы приличные люди и в чужиесекреты носа не суете...

Он оглянулся на Мазура и выжидательно замолчал. Мимолетнокоснувшись пистолета под курткой, Мазур думал недолго:

– Поворачивайте на Эль-Кальварио.

– Слушаюсь, коммодор! – оживился Луис, повернулштурвал, и самолетик стал круто заваливаться вправо.

Самолетик достаточно мягко коснулся серой бетонной полосы –кое-где в щели меж плитами вылезла сочная зеленая трава, – пробежал метровдвести, гася скорость, потом поехал вовсе уж медленно, выруливая к низкомусерому зданию слева, увенчанному высокой башней. Справа стояло несколько«Сейбров», еще в курсантскую пору Мазура снятых с вооружения американских ВВС.Собственно, это были бренные останки с вынутым нутром, давно спущеннымиколесами. Крайняя развалина сплошь усеяна пулевыми пробоинами, словно на нейвдумчиво оттачивали мастерство стрельбы несколько поколений. Еще когда ониподлетали и Луис сделал круг, Мазур рассмотрел, что база некогда была весьмаобширной, и никакого демонтажа тут так и не провели, бросили все, как было:ангары, цистерны, прожекторные вышки, площадки для зенитных орудий, склады – иэто немаленькое хозяйство два десятка лет помаленьку рассыпалось, ржавело,гнило, порастало буйной травой, ветшало, пока не превратилось в декорации кочередному блокбастеру о ядерной войне или попросту вымершем без военных затейчеловечестве. Зрелище было не то чтобы отталкивающее, но насквозь унылое –необозримая иллюстрация к любимому кацубину Екклезиасту, напоминание о тщетевсех и всяческих усилий.

– Представляю, как ребятки здесь тихо сатанели, –сказал Мазур. – Городов поблизости нет, ни девочек, ни баров...

– Уж это точно, сеньор, – поддакнул Луис охотно. –Я сам того времени не застал, был совсем маленький, но теперь-то думается:когда дон Астольфо их выгнал, одни стратеги в высоких кабинетах сокрушались, арядовые наверняка отсюда сматывались с радостными воплями. Как я бы на ихместе...

– Ну, и где же тут приметы цивилизации?

– А мы туда и катим, сеньор коммодор, – ткнул онпальцем в здание с башенкой. – Корриган, тот парень-гринго, что купилчасть базы, привел в порядок пару комнаток на первом этаже – а больше и ненадо. Горючка вон в тех баках, радиостанция есть, подручных у него толькодвое. – Он покосился на Ольгу. – Если что понадобится, ребятапривезут... – Судя по его вильнувшему взгляду, речь шла исключительно отех «надобностях», что ходят в юбках и свою сговорчивость оценивают вприемлемые суммы. – Ах ты, черт, что-то тут уже готовится, мы, похоже, неединственные клиенты...