Перекресток времен. Новые россы - Андрей Захаров

Критерием выбора именно этого места для лагеря послужило и то, что здесь пересекались все обнаруженные дороги. Одна из них, поднимаясь вверх, вела в город, по другой люди пришли сюда, третья была проложена к расположенным на склоне правого хребта террасам, а четвертая бежала по правому берегу озера к месту соединения окружавших долину горных хребтов.

Кроме того, здесь свободно размещались все автомобили и подводы.

И еще. В заливе нашли настоящий каменный причал. Он почти на метр возвышался над уровнем воды и на двадцать метров выступал в акваторию озера. Ширина причала составляла около четырех метров. Если есть причал, значит, когда-то здесь были рыбаки и плавали большие лодки.

Когда все вопросы с лагерем и сооружением загонов для животных решили, Антоненко-старший организовал заядлых рыбаков и спустил на воду свою резиновую лодку, предварительно раздав всем желающим запасы лески и крючков с поплавками. Для ловли рыбы сетью, прихваченной Максом из отцовского гаража, соорудили пару плотов, для надежности укрепив их на накачанных камерах, вытащенных из колес автомобилей. Теперь к пищевому рациону каждый день в неограниченном количестве добавлялась свежая рыба. Откормившиеся на хорошей травке коровы с козами стали давать больше молока, что также улучшило питание людей.

Будаев с Аксеновым, подобрав себе еще пару охотников, не смогли сдержаться и устроили охоту. Почти ежедневно они приносили в лагерь по паре небольших оленей. Однажды приволокли средних размеров животных, очень похожих на диких кабанчиков, но вместо пятачка у них был небольшой хоботок. Как пояснила Лена, бывавшая в Южной Америке, эти «хрюшки» назывались тапирами. Большие тапиры обычно живут в тропических лесах вблизи водоемов, но как они оказались в горной долине, она не понимала. Наверное, это были андские горные тапиры.

Каждый раз своими выстрелами охотники поднимали над лесом большие стаи птиц, поэтому Уваров приказал прекратить пугать представителей местной фауны и порекомендовал ставить силки с капканами. Всем остальным обитателям лагеря было приказано применять огнестрельное оружие только в экстренных случаях. Да и беречь патроны надо, новых никто не даст. «Мы пока чужие в этом мире, и неизвестно, как он отреагирует на наше присутствие», – пояснил свое распоряжение Уваров. Кто-то даже предложил забрать у всех оружие, но от этой идеи отказались. Обстановка вокруг была не до конца изучена, и опасность нападения на лагерь могла возникнуть в любую минуту.

После разбивки лагеря Уваров хотел сразу же пойти на разведку в древний город, но Баюлис категорически возражал. На удивление, его поддержал профессор Левковский. Главным аргументом было то, что человеческий организм после переноса во времени и тяжелого перехода ослаблен, они еще не до конца адаптировались к местным условиям, а в городе их могли подстерегать неизвестные болезни, имуннитет к которым еще не выработался. Согласившись с этими доводами, командиры решили отодвинуть время изучения города на три дня.

Также временно прекратили производить и разведку местности, ограничившись выставлением секретов и наблюдательных постов. Людям и лошадям надо было отдохнуть, они ведь не железные. Посты сделали выносными, на дорогах и возвышенностях. Один из них установили в большой башне на горной террасе, откуда Антоненко-старший изучал долину. Там посуточно дежурил караул из семи человек во главе с сержантом или командиром. Для наблюдения им было выделено два бинокля. На этот пост провели телефонную связь.

Трудности и невзгоды объединили людей из разных времен. Многие даже подружились. Уже никто никого не делил на белых и красных, все, что было раньше, осталось в безвозвратном прошлом. Здесь все стали равными. Каждый оценивался единственным критерием – возможностью улучшить жизнь для всех.

«От каждого по способностям, каждому – по потребностям. Настоящий коммунизм! – как-то пошутил Уваров. – Правда, военный».

Все перемешались между собой. Образовывались землячества, группки по интересам и, если можно так выразиться, по профессиям. И только казаки Новицкого еще держались вместе, сторонясь других.

Как и было предложено ранее, решили заново пересмотреть состав всех подразделений. Перед этим собрали весь лагерь и провели общее собрание. Особых возражений никто не высказал. Предложение остаться здесь и со временем перебраться в город многие также одобрили.

То ли в шутку, то ли всерьез, но на собрании неожиданно встал «женский вопрос».

Женщин в лагере было чуть ли не в шесть раз меньше, чем мужчин, а молоденьких – вообще по пальцам пересчитать. Основной же массой мужской половины лагеря были крепкие парни до тридцати лет. В первые дни пребывания в этом мире, сопровождаемые стрессами, на пределе психических и физических возможностей, об «этом» никто не думал, но теперь, когда наступили спокойные деньки, а особенно после того, как все отмылись и привели себя в порядок, у многих взыграли гормоны.

Огонька в костер любви добавило и то, что всю найденную в полуторке женскую одежду передали в пользование обитательницам лагеря, а чтобы народ не скучал, по вечерам устраивали посиделки под патефон или гармонь с гитарой, где молодежь могла покрасоваться друг перед другом.

Нечипоренко попытался познакомить всех с музыкой своего времени, записанной на дисках, проигрывая их в своем «форде», но она мало кому понравилась. Показалась слишком шумной.

В лагере уже произошло несколько конфликтов между потенциальными женихами, чуть не дошедших до драк и поножовщины, но их удавалось вовремя потушить. Командиры понимали, что дальше оставлять этот вопрос нерешенным было нельзя.

Еще в первые дни после переноса в этот мир среди женщин был создан комитет, занимавшийся организацией жизни и быта женщин с детьми. В состав комитета вошли наиболее активные представительницы, к которым потянулись остальные. Все активистки оказались из сорок первого года. Те, кто попал сюда из девятнадцатого и две тысячи девятого, удивлялись их умению разрешать бытовые вопросы. Советское воспитание чувства коллективизма у активисток оказалось развито сильнее, чем у других.

Женский комитет возглавила молодая энергичная женщина по имени Полина, попавшая сюда из сорок первого года вместе со своим пожилым свекром и двумя маленькими ребятишками. До войны она работала на швейной фабрике, была бригадиром. Ее мужа призвали в армию в первые дни войны, и он ушел на фронт. В конце июля Полина случайно встретила раненого земляка, служившего вместе с ее мужем. Он рассказал, что муж Полины погиб в первом же бою, на седьмой день войны. Так молодая женщина стала вдовой с двумя детками на руках. При приближении немцев к их городу они со свекром, похоронившим еще до войны свою жену, решили уйти к дальним родственникам за Днепр, но не успели, оказались вместе со всеми здесь. Хоть ей было тяжело с малышами и больным свекром, но она никогда не унывала, всегда старалась найти занятие для себя и своих новых подруг. Она была среднего роста, с крепко сбитой фигурой. Бойцы шутили: «Есть за что взяться, и руки не увязнут». Когда Полина улыбалась, на ее оставшихся пухленькими щечках всегда появлялись манящие ямочки, говорящие о душевной доброте. К ней уже несколько раз «подбивали клинья» потенциальные женихи, но женщина с веселым смехом давала им от ворот поворот.