Мой Пилигрим - Ксения Татьмянина

Знать, что мне надо сделать — это одно. А взять и кинуть в огонь…

Я зашипела от боли, когда первые язычки обожгли. Вот, уже прямо совала его почти что в угли, а пальцы разжать не могла! Не хотела! Бросить его — все равно что… бросить его! В миг смерти, в миг самого тяжелого расставания. Я терпеливая, я вынесу. Пусть лучше вся кисть сгорит вместе с ним, все равно потом залечусь. А нет, — плевать! Уродством больше, уродством меньше…

— А-а-а!

Я выдернула руку обратно! Боль так шарахнула по нервам, что я со звоном в ушах отскочила от камина. И эта физическая, примитивная встряска инстинкта вдруг согнала эмоциональную отупленность.

— Тридцать сотен ударов сердца… три сотни вдохов и выдохов… а ведь твое тело еще живет, Грим! Еще сколько-то минут у него было, есть!

И я рванула!

Побежала по лестнице на второй этаж, на бегу запихала кулечек в растрепанную косу — он из-за обрубков точно зацепится и не выпадет. Замотала волосы вокруг шеи для надежности и уже завязывала плотно хвосты, перепрыгивая, как бешеная, подоконник и вываливаясь на чердак дома.

Так быстрее — а то пока парк пробежать, да еще вдруг с пути собьюсь без дороги и вылезу напротив не того района. Еще ведь и его от края до края пересечь нужно! Только бы времени хватило!

— Сейчас… подожди…

И закричала еще громче, как будто Грим не рядом со мной был и все понимал, а был далеко:

— Сейчас, подожди! Я уже! Я бегу! Слышишь?!

Только б успеть! Дай мне шанс, время, молю!

Ты где-то там искрой пульса горишь и дышишь,

Стоя у пропасти смерти на самом краю…

Я не могу не успеть!

До кольцевой близко — минута, я вывернула с лучевой улицы Мирного и побежала вдоль рельс. Как от меня шарахались все, кто видел! Еще ведь только вечер, еще много людей на улице и трамваи…

— М-а-ар-ти-и-ну-у-с!

Один меня нагонял и я, коротко обернувшись, увидела, кто в кабине! Остановка близко, вагон сбавлял скорость, а машинист, если и не признал точно меня, то увидел взмахи руками. Он так и так бы остановился. И, счастье моего случая, я в этот же миг влетела в вагон и ринулась через салон к внутренней двери. Забарабанила и заорала:

— Гони! Без остановок гони до кладбища! Слуги сдохли! Демон сдох! Марти!

— Мать-перемать!

Он нажал на что-то, но вагон не поехал, а открыл двери. Я ворвалась в кабину и вцепилась ему в плечо, не давая встать:

— Мне не нужна помощь, это не моя кровь! Гони! Если мы не успеем, то все напрасно! Да скорее же!

Лязгнуло. Загудело. Трамвай поехал и стал разгоняться. Перепуганные пассажиры уже взволнованно шумели, а, как понеслись, так и заорали в голос. Мартинус выругался, проклял Святого и Небо, и схватился за тангетку:

— Держитесь за поручни! Машина неисправна! Готовьтесь к резкому торможению! — И, разжав кнопку, зашептал: — Только бы на пути никто не вышел… только бы впереди идущего… Святые и проклятые! Дуреха! Сдохли, говоришь?!

Гудок резанул по ушам! Сигнал прохожим и тем, кто ждал на остановке, подходя к краю. Сигнал на всю улицу, чтобы маршруты впереди тоже ускорились, поняв — что-то у товарища с тормозами. Сигнал на весь район и на весь город, что война окончена!

Я зажала уши. Еще чуть-чуть и кровь из них пойдет. Все прямо в полете развалится на куски железа и стекла, на таком пределе вагон несло вперед. Я бы не удивилась, если б увидела, как позади нас рельсы выворачивало из асфальта! Но через дребезжашее боковое зеркальце я увидела только ветер.

Реально! Братишка еще с подъезда попытался меня поднять и донести, но даже подошв не оторвал. Знака и магии рядом нет, чтобы умножить силы, а те, что остались в нем самом — слишком малы. Он по скорости трамвай едва нагонял! И я его видела!

Светлым, дымчатым силуэтом — подросток, кудрявый мальчишка в сполохах чего-то, что походило на перистые облака.

Ща зареву! Я и так уже все выплакала, а слезы опять резанули глаза!

— Что?

— Куртку одень! Синяя вся! Ох и страшна ты, как ведьма… И держись! Держись давай!

Впереди нас тоже гнали. И трамваи впереди сигналили коротко по три свиста, что Мартинус понял:

— Там уже поворот на обратную сторону, они тормозят и нам надо. Держись!

Я стащила его куртку с крючка позади сиденья, оделась.

— Дверь открой, я приготовлюсь выскочить сразу! Не боись, не расшибусь, меня там помощник подхватит, если что…

Сестренка тоже здесь. Ее бледное мерцание заметно указывало на начало кладбищенской тропинки и, едва я добежала до нее, заскользила вперед. Темень! Только благодаря свету я неслась по лабиринту между оградками с такой скоростью, с какой позволяли ноги, не боясь заблудиться или расшибиться в темноте.

Стражи меня услышат?! Могила Тактио уже близко!

— Стойте!

Еще шагов двадцать до места… десять… пять! Я не ворвалась, а ввалилась в круг, упав на четвереньки. Грим лежал на сыром песке, труп трупом, с запрокинутой головой и весь задеревеневший, как кукла в одежде.

Огонь… а огонь где взять?!

Меня еще сильнее накрыло — мысли и чувства смешались, затарабанили по нервам, как град по крыше:

Мне к Мише надо было! У него лампа, у него спички!

— Я же успела… погодите… подожди, Грим!

Из круга Стражей рвануть обратно не получилось. Ударилась как о каменную стену и взвыла. Один из них внезапно сделал шаг ко мне, протянул руки и взял за плечи.

— Успокой сердце, Колдунья.

Я всхлипнула и выдохнула. А потом тихо и беззвучно заревела… прямо за Стражами показался силуэт — прозрачный, мерцающий, весь из голубой лунной пыли. Маленькая девочка, лет семи, кроха, подошла и осторожно взяла одного из неподвижных великанов за руку. Смущенно спряталась за плащом, и снова выглянула, показав кудрявую сияющую головку.

Страж убрал руки с плеч и развязал косы. Вытащил из волос сырой и окровавленный кулек, уложив его на одну ладонь, а на второй прямо на перчатке запалил огонек — как в лампаде.

— Утри слезы. К печали нет повода.

Кожей ощутила, как воздух резко разрядился и защипал острым и мучительным ожиданием. Это Грим полыхнул чувствами. Теперь было совсем не страшно кидать в огонь тряпку, теперь это настоящее избавление от плена, а не смерть и расставание.

Как только услышала шипение и от палочек пошел первый дымок, я отошла к телу. Опустилась на колени и положила ему ладони на шею. Даже руки не дрожали… я смотрела то на него, то на сгорающую тряпочку и просто ждала. Счастье во мне загорелось вместе с белыми узорами на правой руке и вместе с алыми узорами на левой. Первые от пальцев — их видно сразу, а дар Тактио пополз от плеча и красные завитки дошли до края одновременно как белые добрались до плеча в обратную сторону. Я была в перчатках — в магических красивых перчатках!