Россия всегда права! - Александр Афанасьев

В долгих обсуждениях с компьютерщиками и контрразведчиками родилась совершенно секретная система боевого наблюдения и опознания «Ермак». Из Интернета, с мобильных телефонов – отовсюду скачивались фотографии и видео, которые обрабатывались на суперкомпьютере, несколько из которых имелись в распоряжении спецслужб. Дело в том, что каждая фотография, каждое видео имеет сотни демаскирующих признаков, которые можно выделить и классифицировать. Свет и тени на фотографии позволяют предположить, в какое время это было снято и на каком этаже, тембр голоса – это вообще уникальная характеристика, благодаря ему можно опознать человека почти со стопроцентной вероятностью. Если в кадре есть оружие, то часто можно опознать его номер, если в кадре есть автомобиль – иногда номер виден и у него. Если дело происходит на открытом воздухе, по почве, по растительности, по панораме можно выдвинуть предположение, где это происходит.

Ни много ни мало мы задумывали создать трехмерную компьютерную модель всего происходящего. Все известные связи и контакты, данные наблюдения скармливаются машине, и она все это анализирует. Ты звонишь по сотовому телефону, а суперкомпьютер мгновенно сравнивает твой голос с теми голосами, которые удалось вычленить на пленке, и при необходимости локализует точку, откуда вышли на связь, и поднимает тревогу. «Ермак» – это почти что система с искусственным интеллектом, ее задача – по мельчайшим обрывкам информации отделить агнцев от козлищ, идентифицировать лиц, представляющих опасность, и взять их под наблюдение. Террорист – это тоже человек, он вынужден жить в человеческом обществе, он не может вечно скрываться, он должен вступать в какие-то контакты. А значит, накапливается информация, и рано или поздно ее накопится достаточно для реализации. Когда я уезжал – первая очередь «Ермака» уже работала, а нашими наработками заинтересовались в Санкт-Петербурге. Потому что наши программные алгоритмы позволяли создать математическую модель чуть ли не всего мира, наладить систему глобального наблюдения и реагирования на мельчайшие признаки опасности. Я не знаю, до чего все это дошло, но читал статью в «Популярной Механике» о том, что казна Российской Империи выделила огромные средства на постройку десяти новых суперкомпьютеров, рассредоточенных по всей территории. Заставляет задуматься.

– Мы требуем, чтобы новые фотографии предоставлялись нам незамедлительно. Это должно сработать рано или поздно. Мы анализируем спутниковые снимки… у вертолетов не такой большой радиус действия и нет системы дозаправки в воздухе. Рано или поздно мы их найдем.

– И? Я одиночка. Почему бы тебе не послать «Альфу»?

– Я сделал лучше. «Альфа» в полной боевой, она вылетит на один из авианосцев, но есть кое-что получше. У нас есть своя группа противодействия, она выйдет с тобой на связь в Нью-Йорке. Еще две группы будут в Вашингтоне и Бостоне, в твоем оперативном подчинении. У них свои задачи… по поддержке сопротивления, но они будут подчиняться тебе.

– В моем?! Я не смогу ими управлять!

– Этого и не нужно, – сказал Император, – у них будут собственные задачи. Ты будешь ими располагать по необходимости, если тебе потребуется серьезная силовая поддержка. Хотел тебе приказать отсидеться, пока у нас не будет нормальных данных – но знаю, что это бесполезно, так что… действуй на свое усмотрение. Я еще думал… ввязываться или нет… нет ничего лучше, когда твои враги сцепились. Но теперь… сомнений нет. Я не отступлю до тех пор, пока русский флаг не взовьется над Тауэром!

– Разумно ли это?

Николай тряхнул головой, как лошадь, измученная слепнями.

– Что?

– Я вот сижу и думаю. С Бейрута – что бы мы ни делали, становится все хуже и хуже. А тут есть отличная пословица: если обнаружил, что закопался, переставай копать.

– Ты стал северо-американцем, Поросенок.

– Думаешь?

Как-то так получилось, что, несмотря на все то плохое, что произошло между нами, случись беда, и мы снова общались, как раньше, не как Государь с подданным, а как два крымских пацана. Все-таки прав был один писатель, что крымские мальчишки – это особая порода. Ни один из нас не родился в Крыму, но Крым сплотил нас настолько, что даже после казуса с Анахитой, после нескольких скандалов – ни Николай, ни я не помнили о них. Мы помнили только черные, щелявые зубья скал, растущих прямо из-под воды, бледно-голубое небо, обжигающее до волдырей солнце и то, что дружба – это то, ради чего надо всего себя не пожалеть.

По крайней мере, я надеюсь, что Николай помнит именно это. Я помню.

Николай смотрел на меня, и в глазах его был вопрос.

– Это не так. Просто подумай на досуге… когда все это кончится, о том, что я сказал. Что-то не так. Кто обеспечивал эксфильтрацию?

– Граф Комаровский. Он работал в Париже… примерно так же, как ты. Я убедился… это очень эффективная работа.

Я не сказал: какого черта ты послал дилетанта, придурок?! Но подумал.

Дело в том, что я слышал про графа Комаровского. И про то, что он сделал в Висленском крае, тоже слышал. Мир разведки и специальных операций – очень тесный, все, и подлость, и героизм быстро становятся известными. За отца он расплатился с лихвой, его действия позволили сорвать планы сразу нескольких разведок… но проблема в том, что это не делало его профессионалом. Профессионалом боя. Его Императорского Величества Польский гусарский полк и отряд специального назначения, приписанный к амфибийным силам флота – это все-таки несколько разный уровень, как ни крути. Ты можешь стрелять, как… бог, среди поляков много отменных стрелков, они как на вулкане живут, но это не делает тебя снайпером. Сложно объясняю. Попробую проще. Если ты отстрелял десять патронов по мишени, расположенной в полутора километрах от тебя, и попал один раз – ты не снайпер. Если ты отстрелял десять патронов по мишени, расположенной в восьмистах метрах от тебя, и попал десять раз – ты снайпер. То, что сумел сделать граф Комаровский в Варшаве и в северных воеводствах, это могло быть не столько подготовкой, сколько удачей. Нет базы, нет нескольких лет базового образования и подготовки, которые нужны, чтобы быть профессионалом. А у меня они не только есть, за мной десяток с лишним лет противостояния самому страшному террору, какой только может быть в разных уголках земного шара. Я был в Мехико, Сан-Пауло, Тегеране, Бейруте, Белфасте… Господи, больше чем в половине горячих точек мира. И, значит, именно меня надо было посылать туда.

Но я знал, почему Николай этого не сделал. Нет, не потому, что он что-то думал… плохое. Просто это была ошибка, которая хуже любого преступления. Просто разведка задействовала меня на эксфильтрации самого ценного агента из всех, которые когда-либо были у русской разведки, и Николай подчинился суровой необходимости найти другого человека. Он просто не имел права сорвать вывоз агента «Сокол».

И расплатился собственной семьей.

Черт, как же все скверно…

– Когда прибудут люди? Каким образом?

– Знакомым тебе.

– Кто они?